Политика управления позволяла лишь единожды продлевать контракт на срок от трех до пяти лет. После чего уход из полиции больше не обсуждался. Босх подал заявление о возобновлении контракта в прошлом году, но из-за бюрократических нравов ему пришлось ждать больше года, и только сегодня он узнал новость от лейтенанта. К этому времени срок первого контракта давно истек, и он постоянно нервничал, понимая, что сразу лишится места, если полицейская комиссия примет решение не продлевать его службу. Босх порадовался новостям, но теперь он точно знал, когда придется отдать полицейский значок. Поэтому новость была не однозначно приятной. Получив официальное уведомление комиссии, он увидит в нем дату своего последнего дня в роли копа. Босх не мог избавиться от этой мысли. Его будущее обрело границы. Может быть, и он принадлежит к тому типу людей, для которых стакан всегда наполовину пуст?
Чу со своими вопросами стал для него отдушиной, и Босх забыл о пенсии. Теперь, направляясь на запад, он думал об Ирвинге. Член муниципального совета прослужил в полицейском управлении больше сорока лет, но так и не добрался до высшей ступеньки. Он всеми силами стремился наверх, рассчитывая на должность шефа, но она ускользнула от него, унесенная политическим штормом. Через несколько лет – не без содействия Босха – его выдворили из управления. Оскорбленный, Ирвинг баллотировался в городской совет и с тех пор посвятил себя мести управлению, где упорно трудился столько десятилетий. Дошло до того, что Ирвинг голосовал против предложений повысить полицейским зарплату или расширить аппарат управления. Первым требовал независимых проверок и расследований любых предполагаемых нарушений и мнимых проступков копов. А самый серьезный выпад сделал в прошлом году, когда от всей души поддержал предложение об экономии средств, которое изымало из бюджета управления сотню миллионов, предназначенных для оплаты сверхурочной работы. Это затронуло всех полицейских снизу доверху.
Босх не сомневался, что теперешний начальник полиции заключил с Ирвингом что-то вроде сделки. Qui pro quo[1]. Босха назначили расследовать это дело в обмен на что-то еще. Не считался политическим провидцем, Гарри не сомневался, что вскоре все выяснит.
4
Отель «Шато-Мармон» в восточном конце центральной части бульвара Сансет, культовое здание на фоне Голливудских холмов, десятки лет манило кинозвезд, писателей, рок-музыкантов и их окружение. За годы службы Босх посетил его несколько раз, расследуя преступления: искал свидетелей и подозреваемых. Помнил вестибюль с потолком, украшенным балками, внутренний дворик за живой изгородью, просторные номера. Многие гостиницы предлагают удивительный уровень комфорта и обслуживания. «Шато» – очарование старого мира и отсутствие интереса к личным делам гостей. Большая часть гостиниц оборудована спрятанными или открыто расположенными в местах общего пользования видеокамерами службы безопасности. В «Шато» такие тоже есть. Но этот отель в отличие от других на Сансете гарантирует неприкосновенность частной жизни. За его стенами и высокими заборами царит мир, исключающий вторжение посторонних, где те, кто не хочет, чтобы их видели, остаются незамеченными. Но лишь до тех пор, пока что-то не нарушает спокойный ход событий или их поведение не становится достоянием гласности.
Отель открылся за бульваром Лорел-каньон между множеством билбордов, обрамляющих Сансет. По вечерам на нем горела одна простая неоновая вывеска – очень скромная по здешним меркам, казавшаяся еще более непритязательной днем, когда свет выключали. Формально отель располагался на Мармон-лейн, которая отходила от Сансета, огибала здание и поднималась на холмы. Подъезжая, Босх заметил, что улица перекрыта временным ограждением. Вдоль живой изгороди перед фасадом стояли два патрульных автомобиля и два фургона прессы. Поняв, что место преступления находится либо с западной стороны, либо за отелем, Босх остановился рядом с одной из раскрашенных в белый и черный цвета полицейских машин.
– Стервятники уже налетели. – Чу указал на фургон журналистов.
В Лос-Анджелесе сохранить секреты невозможно, особенно секреты вроде этого. Сообщит сосед, либо гость отеля, либо патрульный, либо кто-то из службы коронера захочет произвести впечатление на белокурую тележурналистку. Новости распространяются молниеносно.
Они вышли из машины и приблизились к ограждению. Поманив полицейского, Босх отвел его в сторону от двух съемочных групп, чтобы репортеры не слышали их разговор.
– Где? – спросил он.
Судя по виду копа, он находился на службе не менее десяти лет. На бейджике значилось «Рэмпоун».
– Здесь два места происшествия, – ответил тот. – Место шлепка летуна – с западной стороны здания. И номер, где жил этот малый. Семьдесят девятый, на верхнем этаже.
Это был обычный способ обезличивания всех ужасов, с которыми полицейские сталкивались в повседневной работе. Летунами называли тех, кто покончил с собой, бросившись с высоты.
Босх, оставивший свой коммуникатор в машине, кивнул на микрофон, закрепленный на плече Рэмпоуна.
– Выясните, где Глэнвилл и Соломон.
Полицейский склонил голову набок и, нажав кнопку передачи, быстро выяснил, что первая бригада следователей находится в семьдесят девятом номере.
– Хорошо. Скажите, чтобы оставались на месте. Мы осмотрим место происшествия внизу и поднимемся к ним.
Босх вернулся к машине чтобы взять с зарядной базы коммуникатор, затем, обойдя вместе с Чу ограждение, пошел по боковой дорожке.
– Гарри, может, я поднимусь и переговорю с ребятами в номере? – спросил его напарник.
– Нет, нужно всегда начинать с осмотра тела и от этого двигаться дальше. Только так.
Чу привык заниматься старыми делами, когда нет места преступления, а есть только рапорты. Он не любил смотреть на трупы, поэтому предпочел работать в отделе нераскрытых преступлений. Ни только что совершенных убийств, ни мертвых тел, ни вскрытий.
По Мармон-лейн, крутой узкой дорожке, детективы подошли к месту падения тела у северо-западного угла отеля. Судмедэксперты уже растянули здесь навес, чтобы никто ничего не видел ни с вертолетов прессы, ни из домов, террасами поднимающихся позади гостиницы.
Прежде чем ступить под навес, Босх обвел глазами стену и заметил, что на верхнем этаже человек в костюме, прислонившись к парапету балкона, смотрит вниз. Босх догадался, что это либо Глэнвилл, либо Соломон.
Под тентом кипела работа – здесь трудились эксперты, следователи из службы коронера, полицейские фотографы. В центре находился Габриэль Ван Атта, давний знакомый Босха. Ван Атта двадцать пять лет прослужил в полицейском управлении Лос-Анджелеса в качестве специалиста и координатора работ на месте преступления, затем вышел в отставку и нанялся в службу коронера. Теперь, получая пенсию и зарплату, он снова выезжал туда, где совершались преступления. Босх счел его присутствие удачей. Ван Атта не из тех, кто станет уклоняться от вопросов, – он выложит ему все, что думает.
Босх и Чу стояли под тентом, но держались поодаль от центра. В данный момент место происшествия принадлежало экспертам. Босх видел, что тело перевернули, изменив первоначальную позу, значит, работа сильно продвинулась. Вскоре труп увезут и отправят к медицинскому эксперту. Это тревожило Босха, но такова расплата за то, что он подключился к расследованию слишком поздно.
Пагубные последствия падения с седьмого этажа были налицо. Заметив отвращение напарника к трупу, Босх решил пощадить его.
– Вот что: здесь я сам разберусь. Встретимся наверху.
– Правда?
– Правда. Но от вскрытия тебе не увильнуть.
– Договорились.
Их разговор привлек внимание Ван Атты.
– Привет Гарри Би. А я считал, что ты занимаешься старыми, нераскрытыми делами.
– Этот случай особенный, Гейб. Разрешишь приблизиться?
Босх спрашивал, можно ли войти в ближний круг от того места, где лежало тело. Ван Атта дал знак подойти, и когда Чу вынырнул из-под тента, Босх взял из раздатчика бахилы, натянул поверх ботинок, надел резиновые перчатки и, обойдя запекшуюся на дорожке кровь, присел на корточки перед тем, что раньше было Джорджем Томасом Ирвингом.