Массагеты заголосили от восторга.

— Да соприкоснутся ваши кожи! — пожелал Сохраб молодоженам.

— А ты проклинала обычаи, — насмешливо сказал Кунхаз дочери. — Обычаи — это и плохо, и хорошо. Главное — надо тот найти, который как раз подходит.

На стенах раздался удар такой силы, точно землетрясение разрушило их одним толчком. То тысячи массагетов хлопнули ладонями о ладони. Юноши завели речитативом:

И одна старуха спросила дребезжащим голосом:

— Кто сегодня женится?

Юноши, мерно хлопая, повторили:

Старуха сама ответила:

— То сын солнца женится.

Так, дружно хлопая ладонями и перекликаясь, молодые мужчины и седая массагетка пропели свадебную песню:

На этом и закончился праздник. Не было сегодня веселых танцев, не пили массагеты вина из бронзовых чаш. До вина ли, когда наступает враг?

Разведчики донесли: передовой отряд персов идет прямо на городище Кунхаза. В отряде около пяти тысяч всадников и около десяти тысяч пеших воинов. Следом выступает с главными силами сам Ахеменид.

Сохраб расставил силы в таком порядке: две тысячи конных воинов уйдут в пустыню, разделятся и нападут на противника с флангов; три тысячи всадников направятся далеко навстречу персам, оставив позади много свободного пространства для перестройки рядов.

Тысяча пеших островитян укроется в засаде в тростниках. Тысяча воинов останется в городище и прикроет отступление массагетов в случае их поражения. Начальником крепости будет Ширак.

Узнав об этом назначении, Ширак нахмурился.

— Место воина — в открытом поле, в битве, а не за укрытием, — пробормотал он, опустив глаза. Ширак испытывал стыд перед Фароат. Что она скажет, если он спрячется в городище, когда другие массагеты встретят врага на тропе войны?

Сохраб невесело усмехнулся:

— На этих стенах тоже произойдет битва. Такая, какой ты никогда не видел.

Старейшины покинули шатер.

— Совершим обряд, массагеты! — крикнул Сохраб не своим голосом. — Принесем жертву нашему богу!

Он кивнул воинам. Подвели вороного коня. В середине крепостного двора, на круглой насыпи, был врыт острием вверх огромный железный меч — символ бога войны. Сохраб вынул нож.

— О слава и опора массагетов! — закричал он, протянув руки к Священному Мечу. — Мы выходим на тропу войны! Прими наш дар! Дай победу.

Воины повалили коня на землю. Сохраб одним ударом перерезал животному горло и обрызгал кровью зазубренное лезвие Священного Меча.

— Хурр! — завопили массагеты, потрясая оружием. Раскат воинственного клича прогремел над городищем, как удар грома.

Сохраб погладил плечо Ширака, круто повернулся и вскочил на коня. Кунхаз, следуя за ним, молча кивнул Фароат — она стояла рядом с мужем. В один миг перед внутренним взором вождя апасаков пролетела вся жизнь дочери. Когда-то она была крохотным человеком, беспомощно растопыривающим тонкие руки. Когда-то Кунхаз, подходя к колыбели, придерживал бороду, чтобы она не щекотала нежное лицо ребенка… Видят боги, Кунхаз любит свое дитя! Но нехорошо на глазах народа предаваться слабым чувствам. Люди, увидев это, подумают: «Старейшина прощается навсегда, значит, все погибло…»

Кунхаз еще кивнул Фароат, как бы говоря: «Все в руках богов», — и выехал из городища. Конница ушла в пески. Островитяне с дубинами засели в зарослях. Душераздирающе заскрипели тяжелые ворота. Ширак и Фароат в тревожном ожидании припали к бойнице.

Лава персов быстро текла по равнине. Датис, полагая, что в этом краю опасаться некого, оставил далеко позади пехоту, которая, кстати, не слишком спешила. Если и встретится на пути жалкая орда массагетов, разве устоит она под напором пяти тысяч персидских всадников?

Полководец ехал в середине войска, в толпе знатных воинов, облаченных в прочные египетские панцири. Эти тяжело вооруженные всадники и составляли ударную силу конного отряда. На правом и левом крылах неторопливо нахлестывали скакунов легко вооруженные воины в просторных пестрых одеждах. Далеко впереди пылили разъезды.

Справа от Датиса, на полконя позади, скакал, горделиво откинув голову, Бахрам. За ним следовал Артабаз; он быстро нашел Бахрама и персов и пристал к ним без колебания. Бахрам то и дело поглядывал на Датиса, и сердце вождя «орлов» трепетало от зависти. Датис сидел на рослом коне, ссутулив могучие плечи. От возбуждения глаза его вспыхивали, как у пантеры. Предвкушая близкую резню, Датис то улыбался, то разражался проклятиями.

«Как он великолепен, сын осла!.. Почему боги одних возносят, других принижают? — размышлял Бахрам. — Погоди, перс, придет время — ни в чем не уступлю тебе!»

Артабаз, между тем, думал о Фароат. Лучник одинаково ненавидел и массагетов, и персов. К последним он присоединился ради того, чтобы при их помощи вырвать Фароат из рук Ширака и Кунхаза. Овладев, наконец, Фароат, «шакал» умчит ее в страну сарматов, к побратиму отца. Пусть персы и массагеты без него решают свои дела!..

Внезапно разъезды поскакали назад. Далеко на севере вставала туча пыли, поднятая неведомо кем. Разъезды донесли, что со стороны болот выступает вражеская конница примерно в три-четыре тысячи луков.

— Конница? — Датис повернулся к Бахраму. — А ты говорил: «Кунхаз носа не высунет из крепости».

— В этом нет моей вины, господин! — воскликнул Бахрам испуганно. — Я не знаю, почему они вышли из укрепления.

— Просто они глупее, чем ты думал! Слушайте, эй, вы! Кунхаз выводит войско в открытое поле! Кабан сам идет в руки ловца! С ним будет покончено разом, быстро и хорошо. Слава Ахурамазде, мы не потеряем времени на осаду городища этих варваров! — Датис хлопнул в ладоши. — Быстро вперед! Луки вынимайте!

Конница перешла на полевой галоп. Навстречу ей катилась волна массагетского войска.

— Хэ-э-эй! — закричал Датис, выпучив черные глаза, и положил стрелу на изгиб лука.

— Хэ-э-эй! — ответили массагеты.

Почти в одно мгновение обе стороны брызнули тучами стрел. Не прекращая обстрела, лавы стремительно набегали друг на друга. Датис мысленно видел, что произойдет сейчас: конница персов окружит массагетов, опустошит их ряды ураганом стрел, затем, пустив в ход мечи и короткие копья, довершит разгром врага.

«Сейчас… сомнем», — лихорадочно шептал Датис, до боли в руках стискивая лук.

Но тут произошло что-то непонятное… Массагеты неожиданно осадили скакунов, повернули коней — и на полном карьере, по-сарматски, помчались прочь, изрыгая на ходу тысячи стрел. Персы падали на землю десятками. Пока начальники наводили порядок, массагеты ловко перестроили ряды. Лава снова пошла на персов, топя врага в волнах оперенных тростинок.

Массагеты разили конников Датиса из тугих луков, на изготовление которых шли рога козлов, и натягивали тетиву не к груди, как персы, а к плечу, и одинаково метко стреляли как с правой, так и с левой руки. Если иранец редко попадал за сорок шагов, то стрела массагета за триста шагов пробивала человека, причем наездник севера никогда не знал промаха. Поэтому конница персов, представлявшая собой густую беспорядочную толпу, несмотря на свое численное превосходство, несла огромные потери. Недаром Киаксар нанимал массагетов для обучения индийских юношей обращению с луком, а греки называли кочевников севера лучшими стрелками в мире.