— Товарищ капитан, а сейчас нельзя поехать? — спросил он и отвернулся, почувствовав, что на глазах выступили слезы.

— Машины нет, Сеня, честное слово, нет. Да ты никак прослезился? — сочувственно сказал капитан и, притянув его к себе, обнял за плечи, — я вот тебе скажу, но только, чур— и доверительно шепнул, — через час пойдем на улицу, что-то покажу.

Дима молча сидел в стороне. Его обидело, что капитан собирается куда-то вдвоем с Сеней.

— Товарищ капитан, — сказал он строго. — Сеня мой пулеметчик. Без командира он не имеет права отлучаться.

— Что вы, товарищ командир, — ответил шутливо Добродеев, — я дисциплину знаю. Как же можно без разрешения командира? Да и сам командир пойдет с нами.

Ребята повеселели. Когда стемнело, капитан с лейтенантом несколько раз выходили из кухни, возвращались, сверяли время на своих часах. Наконец капитан надел пилотку и сказал:

— Пойдем, ребята, на улицу, только без шума, хозяйку бы не разбудить, она уже легла спать.

— Все равно проснется, — заметил Мищенко.

Темная ночь. Набежавшие с вечера тучи заволокли небо и скрыли луну. Тишина, даже выстрелов не слышно. Где-то лаяла собака. И вдруг ударил гром. Ни одной молнии, ни одной сверкающей стрелы. И снова раскат грома, другой, третий.

— Бомбят, — сказал настороженно Дима.

— Наступление идет, — заметил Сеня и подумал: «Может там батя?»

— Горит, — крикнул Дима, забыв предупреждение капитана, — лес горит, нет, не лес, а деревня. Не наша ли?

В черное небо взвились огненные языки и осветили горизонт. С каждой минутой он то желтел, то краснел, словно поднималась необычайная заря. Пронесся страшный гул, задрожала земля. Огненное море все ширилось и при каждом новом ударе грома краснело, наливалось багрянцем. Взрывы нарастали.

Сеня сперва считал, но после сорока трех сбился, перепутал счет и бросил.

— Товарищ капитан, — спросил Дима, поводя плечами, — это наступление или пожар?

— Не знаю, приедет подполковник, все расскажет. Но только я думаю, что это наши летчики фашистам жизни дают, — ответил Добродеев. — Ив этой работе есть ваша доля.

Ребята не поняли намека капитана, да и где было сейчас догадываться, когда количество взрывов перевалило за сто, а огненное зарево залило чуть ли не половину неба.

Взрывы разбудили жителей деревни. Сонные, они выбежали на улицу и с тревогой спрашивали у капитана:

— Что бы это могло быть?

Капитан с лейтенантам успокоительно отвечали:

— Не волнуйтесь, это наши соколы выкуривают фашистов. Идите по домам и спите спокойно.

Жители уходили в свои дома, но спокойствие их было нарушено — как бы враг не подошел к Панину.

Понемногу улица опустела. Стало уменьшаться и бледнеть зарево, как будто тьма ночи смывала его с неба, а оно упорно не сдавалось, снова вспыхивало.

— Вот и все, ребята! А теперь — спать, — сказал капитан и пошел в дом.

Добродеев с Мищенко улеглись вдвоем на одну кровать, а Дима с Сеней на другую.

Только поздней ночью приехал подполковник. Ему открыла хозяйка. Он тихо вошел в комнату, снял с себя ремень, кобуру и план-

шет. На столе стояла лампа с прикрученным фитилем, слабый свет едва освещал лицо спящих. Криворученко сел за стол, потер руками лицо, потом взглянул на Диму с Сеней и тихо произнес:

— Эх, дорогие мои ребятки, какое ценное донесение вы принесли. Кончится война, мы вернемся домой и еще сильнее будем любить вас за преданность Родине.

Никто не слышал слов подполковника — ребята крепко спали, спали капитан с лейтенантом.

Криворученко снял со стены шинель, разостлал ее на полу, стянул с себя сапоги, погасил лампу и, подложив под голову планшет, уснул крепким сном.

Первым проснулся Дима. Он толкнул Сеню в бок и шепнул:

— Вставай!

Сеня протер глаза, сел на постели и увидел подполковника спящим на полу.

— Димка, — тихо произнес он, — гляди, подполковник спит на полу, а мы его кровать заняли. Нас не стал будить: все военные такие добрые.

— А часовой, что у шлагбаума нас обругал? — спросил Дима. Сеня не растерялся и ответил:

— Помнишь, что говорила Антонина Федоровна? Нет правил без исключения. Ведь дядя Федя хороший? Капитан с лейтенантом хорошие? О подполковнике и говорить нечего. У нас в армии все хорошие. Даже если плохой— его хорошим сделают.

— Идем на улицу, — предложил Дима, — может еще горит.

Боясь разбудить подполковника, ребята осторожно переступили через его ноги, открыли дверь и вышли из комнаты. Солнце уже грело землю, на небе ни тучки. И там, где ночью разливалось огненное зарево, — небо голубело.

Криворученко проснулся позже обычного. Осмотрелся — постели заправлены, в комнате пусто.

— Мищенко! — крикнул он.

Из кухни пришел лейтенант, как всегда веселый и жизнерадостный, остановился у двери.

— Я вас слушаю, товарищ подполковник.

— Где капитан?

— На улице.

— А ребята?

— С капитаном.

— Позвать всех. Готовьте завтрак. Купите яиц, сметаны, закажите хозяйке жареный картофель. Возьмите в моем чемодане три пачки печенья, шоколад, поделите его пополам и заверните в газету — это подарок ребятам. Видели ночью зарево?

— Видели, товарищ подполковник.

— Молодец Кузьма Акимович. Я вам и капитану все расскажу. Есть еще одно задание от четвертого. Если бы не ребята, — могли бы опоздать. Вот они какие, советские дети!

Завтракать сели вместе. Хозяйка поставила на стол маленький медный самовар. Криворученко гордился им. Отступая в первые дни войны, подполковник нашел самовар на дороге и приказал Фирсову остановить машину.

— Не надо врагу оставлять, — сказал он, — сами будем пить чай из самовара.

С тех пор самовар при переездах прятали в ящик и перевозили в крытой полуторке, где спали на маршах подполковник, капитан и лейтенант, где хранились бумаги, консервы, сухари и всякая всячина.

— Как спали, ребята? — спросил подполковник.

— Хорошо, — ответил Дима. — Но только совестно, вы ведь на полу спали.

— Солдату повсюду приходится спать: и в землянке, и в окопах, и на сене.

После завтрака ребята захотели встать из-за стола, но подполковник удержал их. Пока Мищенко убирал, Криворученко молча курил, пуская дым колечками, и следил за тем, как они уплывали и голубели в солнечном луче.

— Все, товарищ подполковник, — сказал Мищенко.

— Садитесь за стол. Побеседуем с ребятами.

Подполковник достал из ящика блокноты, карандаши, ручки и положил на стол.

— Так вот, — начал он, — у меня вчера было мало времени — сами видели. А теперь поговорим по-деловому, как хотели. И ты, Сеня, и ты, Дима, сделали большое, патриотическое дело, что никому не доверили письма и разыскали меня. Через час капитан Добродеев отвезет вас на машине в Точилину пасеку. Он поговорит с твоей мамой, Сеня, и с твоей, Дима. Но только мне хотелось бы, чтобы вы следили на Шилке — не проплывет ли еще бутылка? Учить вас не надо — теперь сами поймете, что делать. Условимся — никому не рассказывать про бутылку, про письмо и прочее такое. И ребятам своего отряда накажите. Военная тайна — святое дело. Вот и все. А сейчас я подарю вам по блокноту, записной книжке, по два карандаша и ручке.

Мальчики вскочили, стали благодарить за подарки.

А подполковник продолжал, лукаво улыбаясь:

— Рассказывали мне, что один товарищ патроны все хотел раздобыть. Так я должен предупредить, что патроны — это имущество армии, а не игрушка. Для ваших игр я вам дам две пилотки и две неприятельские каски. И один ремень на двоих.

— Ремень пусть Димка возьмет, — заметил Сеня, — у него всегда штаны падают.

— Хорошо, — сказал подполковник. — а тебе я отдам свой старый планшет.