– Да, но я могу заверить вас, что все будет хорошо. Это всего лишь небольшая задержка. Если вы не хотите вернуться завтра…

– Ни в коем случае! Не знаю, какую аферу вы затеяли, но я не намерен мириться с вашими играми.

Пейдж напряглась, любезная улыбка превратилась в сердитую.

– Мы не занимаемся аферами. Мой отец просто опаздывает.

Инстинкт подсказывал Райли: это не просто опоздание, что-то случилось, тот же самый инстинкт, который подсказал ему, что этот проклятый дракон чего-то стоит. Тогда мурашки бегали по рукам, и сейчас тоже. Он подался вперед, постукивая костяшками пальцев по крышке стола красного дерева.

– Мне наплевать – опоздал ваш отец на встречу или нет. Я хочу получить дракона обратно.

– Я не могу материализовать его из воздуха.

– Почему бы вам просто не принести его сюда? Разве он не в хранилище или в какой-то там чистой комнате? – Ему не нравилось, что Пейдж избегает его взгляда. – Не так ли?

– Дракона, кажется, нет в лаборатории. Мой отец, должно быть, забрал его оттуда.

– Вы говорите, ваш отец вынес дракона из магазина? Не думаю, что мы давали на это разрешение.

– Я не говорила, что отца нет в магазине, просто пока не смогла его найти. Понимаю, вы сердитесь, но ничего не случилось. Могу заверить вас в этом. Хатуэи никогда не теряли произведения искусства, и мы не собираемся начинать с вашей вещи. Сожалею о доставленных неудобствах.

– Неудобствах, черт побери!

– Райли, я не люблю, когда ты ругаешься, – упрекнула его Нэн. – Перестань кричать на мисс Хатуэй. Она ничего не может сделать с этой задержкой. Я уверена, мистер Хатуэй все объяснит, когда вернется.

– Конечно, так и будет, – подхватила Пейдж.

Дверь кабинета открылась. Райли обернулся, ожидая увидеть Дэвида, а не еще одну нервную молодую женщину.

– Мне очень жаль, что перебиваю вас, мисс Хатуэй, – сказала она.

– Все в порядке, Моника. Знаете ли вы, где отец?

– В том-то и дело. Его, кажется, нет в магазине. – Она замолчала, бросив озабоченный взгляд на Райли. – И дракона тоже нет.

Виктория Хатуэй села за туалетный столик и перед зеркалом принялась расчесывать волосы. Этот непременный ритуал перед сном она сохранила с самого детства, когда жила в небольшой квартире с двумя спальными, с матерью-пьяницей и старшими сестрами. Мать занимала одну спальню, две сестры – другую. Ей достался диван, ухабистый, комковатый. Он был ярко-красный, и мать считала его красивым.

Теперь Виктория обитала в другом мире. Ее элегантная кровать с балдахином отражалась в зеркале с позолоченной окантовкой. Дэвид купил его на пятую годовщину свадьбы. Проводя щеткой по волосам, прямым и светлым, она вспомнила времена, когда Дэвид сам расчесывал ее. Казалось, она и сейчас видит в зеркале не только свое отражение, но и его темную взлохмаченную шевелюру, карие глаза, теплые и заботливые.

Глупо оборачиваться – она ничего не увидит, кроме пустоты. Его нет рядом, и она это прекрасно знает. Виктория не могла вспомнить, когда в последний раз он приходил к ней в спальню. Дэвид перебрался отсюда несколько лет назад. Он сова по натуре, а она – ранняя пташка. Он любил читать допоздна в постели, а она вставала рано, чтобы успеть сделать в своей комнате без посторонних глаз сто приседаний. Не дай бог, кто-нибудь узнает, как усердно она трудится, желая сохранить фигуру и не выйти за пределы привычного шестого размера. Но это повод, а не истинная причина. Истинная – очень личная, она возникла так много лет назад, что не сосчитать.

Виктория посмотрела на себя в зеркало и тяжело вздохнула. Она могла поддерживать свое тело и мышцы в тонусе, но даже самые дорогие кремы в мире или ботокс не способны справиться с морщинами. Она уже видела их, крошечные, предательские – вокруг глаз и губ. Их можно спрятать днем, но стоило удалить макияж, и они являли себя. Возможно, некоторые женщины просто отмахнулись бы от них, но она заставляла себя смотреть на них, изучать, решать, как бороться с ними. По-другому Виктория не умела.

Будучи еще совсем молоденькой, она заставила себя пристально взглянуть на собственную жизнь, на свою семью и ее образ жизни. Она хорошо помнила, как вырезала картинки из журналов – красивые особняки, модные рестораны, светские приемы. Она составляла список того, что хочет получить в жизни, и следовала ему. Она хотела получить образование, когда многие друзья отказались от этой мысли, она брала любую работу, даже грязную, чтобы заработать деньги на учебу в колледже, она всегда была нацелена на успех. Она добилась положения, при котором могла встретить Дэвида на вечеринке, выйти за него замуж, проложив себе путь в бизнес Хатуэев. Все шаги она совершала в соответствии с точным планом. И вот она больше не Вики Симински, она Виктория Хатуэй, и никто никогда не сможет отнять это у нее.

Виктория снова подумала о Дэвиде. Он отложил свою очередную поездку в Китай, когда эта старая женщина обнаружила статуэтку дракона у себя на чердаке. Дэвид никогда не откладывал поездки, а это означало только одно: дракон особенный. Она не знала, чем он отличается от любого другого артефакта, явившегося на свет, но, видимо, есть нечто, сообщавшее ему особую цену. Дэвид что-то знал о драконе, чем не счел нужным поделиться с ней, и этой не нравилось. Не нравилось и то, что его не было в офисе весь день.

Стук в дверь спальни прервал ее мысли. На мгновение тихий стук напомнил ей о других случаях, когда одиночество становилось слишком острым и Дэвид подходил к двери. Дрожь пробежала по ее позвоночнику. Что она сказала бы, если бы он пришел к ней сегодня вечером?

Постучали снова, а затем она услышала голос дочери:

– Мама, ты не спишь?

Пейдж. Не столько разочарование, сколько гнев почувствовала Виктория. Да не нужен ей Дэвид! У нее есть все, что она хотела в жизни.

– Входи, – откликнулась она. – Что ты тут делаешь так поздно? – добавила она, когда Пейдж вошла в комнату. Дочь была в кроссовках, в облегающих синих леггинсах и короткой спортивной куртке. – Что происходит?

– Я приехала прямо из тренажерного зала, – объяснила Пейдж. – Прости, что так поздно, но мне нужно с тобой поговорить.

– Почему? Что случилось? И ты знаешь, что можешь тренироваться здесь, в доме. В тренажерном зале внизу современные снаряды и никаких сторонних глаз.

– Мне нравится заниматься рядом с другими людьми. Это вдохновляет.

– Там такая антисанитария. Все тренажеры потные после других. Бог знает что можно подцепить.

– Я все вытираю полотенцем, но я пришла поговорить не об этом. – Пейдж села в кресло рядом с кроватью. – Ты видела папу сегодня днем или вечером?

– Нет. – Виктория взяла щетку и провела ею по волосам, наблюдая за Пейдж в зеркале. Ее дочь грызла ногти, малоприятная привычка, с которой Виктория не смогла справиться. Она вспомнила, как красила руки Пейдж противным на вкус черным лаком, чтобы стало ясно, сколько раз она засунула пальцы в рот. Это сработало на некоторое время, но не избавило от дурной привычки навсегда. Чему она удивляется? Пейдж многое переняла от отца.

– Папа не пришел на важную встречу во второй половине дня, – сказала Пейдж. – Его сотовый не отвечает на звонки, и никто, кажется, не знает, где он, даже Джорджия. Мне пришлось успокаивать владельцев дракона, они кричали и требовали – я так разнервничалась, что пришлось снимать раздражение в фитнес-клубе.

Виктория поджала губы. Ей было неприятно слышать, что секретарь Дэвида знает о передвижениях мужа больше, чем она. Но ей не особенно хотелось тратить время и следить за ним, поэтому неважно.

– Не могу представить, где он, – пробормотала Пейдж.

Виктория уловила тревожную нотку в голосе дочери и попыталась отмахнуться – ее это не касается. Пейдж с рождения беспокойная девочка. Необъяснимое отсутствие Дэвида ничего не значит, абсолютно ничего. Он частенько пропадал куда-то. Она потратила слишком много времени, ожидая появления мужа там, где он обещал быть. Все, что она получила в итоге – лишние морщины на лице.