– Взгляни на это с такой стороны, – убедительно заговорил Исаак. – Если мы атакуем хозяйку вибрирующим память-мечом, она перестанет играть в игры и начнет по нам палить. Рискну сказать, она позаботится, чтобы Дому вреда не причинили… но как ты расценишь наши шансы?

– Лучше синица в руках, чем журавль в небе.

– На «Одном прыжке» нет топлива, – напомнил Дом.

– Ни капли, – добавил Исаак.

– Это единственный способ.

Еще один щенок взлетел с громоиспусканием брюшных газов. Хрш-Хгн поглядел ему вслед, взгляд огромных слезящихся глаз выдавал целую бурю противоречивых эмоций.

– Но я не умею обращаться с животными! – заныл он.

Это было полное поражение. Дом и Исаак переглянулись и кивнули.

Четверть часа спустя «Пьяный» приземлился на траву позади пустой яхты. Джоан нетерпеливо оглядела свою охрану.

– Вас тут двадцать, а они все равно сбежали!

– Робот пятого класса спровоцировал нелогичную последовательность событий, – объяснил Двенадцатый.

– У него разум пятого класса. Он велел нам считать до трех, – услужливо добавил Девятый.

– А потом стал нас бить, – сказал Двенадцатый.

– Когда мы вернемся к цивилизации, я позабочусь о том, чтобы этому роботу сделали лоботомию, – мрачно изрекла Джоан. – И почему мы так и не начали делать гуманоидных роботов?

– Роботы класса пять были сконструированы ради их… – начал Двенадцатый, но ему хватило сообразительности под взглядом Джоан умолкнуть.

Прикатились еще четыре робота, неся обвисшие тела Третьего и Восьмого.

– Я чувствую грусть, – сказал Двенадцатый.

– Пусть они ржавеют в мире, – эхом отозвался Девятнадцатый.

– Когда их будут налаживать, позабочусь, чтобы их понизили классом, – пробормотала Джоан. – Ладно. Всем рассредоточиться. Пока не найдем их, не улетим.

В трех милях к востоку стартовали три солнцещенка. Они покачались немного, стараясь стабилизировать дополнительный вес, потом взмыли к звездам.

Хрш-Хгн стенал, что он, кажется, движется по быстро сокращающейся орбите, но переговоры с этой расой не ускоришь.

Над ними висел солнцепес по имени Триод-дробь-Предпочтительно-Залог-Гудзонов-Залив.

– Щенки благополучно вышли на орбиту, – терпеливо повторил Дом.

«Тем не менее это был низкий поступок, человек. Безопасность потомства для нас превыше всего».

Дом стал поспешно придумывать другой аргумент.

– Я несу с собой зародыш Шатогастра, – выдохнул он.

«Любой друг озера – мой друг, малый. Быть может, крупная сумма, переведенная на счет солнцепсов, загладит преступление, свидетелями которому стали только мы. Как твое имя?»

– Дом Сабалос.

«Звучит знакомо. Мы недавно его слышали. Однако Ожерелье Звезд – на краю „пузырька“. Долгое путешествие в межпространстве».

– Робот это перенесет. У нас с моим другом есть скафандры. Мой друг вот-вот снова войдет в атмосферу, – сказал Дом, перенимая отрывистую манеру разговора солнцепса.

Это было долгое, очень долгое путешествие в межпространстве.

Дом говорил себе, что внутри поля солнцепса им ничего не грозит, но это не мешало ему цепляться за шкуру зверя так, что болели руки. Через систему жизнеобеспечения скафандра поступал сильный депрессант, от которого видения становились всего лишь неприятными. Хрш-Хгн лишился чувств. Исаак отключил большую часть подсистем.

Это было очень долгое путешествие.

Дом недоумевал, что тут такого грандиозного. Это было, когда Ожерелье находилось еще в двадцати парсеках, а его звезды были видны сбоку.

Потом шаттл креапов подошел ближе.

Представьте себе бублик диаметром три миллиона миль. Представьте себе второй. Соедините их.

Ожерелье Звезд. А вокруг них кувыркается Минос, планета, составленная из тысяч астероидов, притащенных со многих сотен световых лет и сплавленных в единое целое. Это чудо – еще один артефакт Шутников, Лабиринт Минотавра.

В кабине, если не считать экранов и адаптируемых под разной формы тела кресел, было пусто. Снаружи шаттл казался гигантским, в несколько раз больше среднего грузового звездолета, и удивительно обтекаемым. Дом знал, что значительную часть этой массы составляют защитные экраны плюс двигатель, достаточно большой, чтобы поднять корабль на орбиту вопреки сокрушительному притяжению звезды. Но обтекаемость ставила его в тупик.

А потом вдруг его осенило: даже у звезд есть атмосфера.

На смотровом экране быстро росли светящиеся, соединенные кольца, пока внешние края не уползли за край видимости. Не было ничего утешительного в сознании того, что это всего лишь изображение, затемненное настолько, что кажется просто ярким. Инстинкт подсказывал, что они ныряют в самое сердце звезды.

– Рожденные солнцем, мы понемногу приближаемся к солнцу, – процитировал кого-то из древних Исаак.

Рассмеявшись, Дом расслабился. Ему показалось, он слышит приглушенный гул, отчасти похожий на рев пламени в солнечной короне. Разумеется, это было невозможно. Он только думает, что его слышит. Ну, конечно, это невозможно.

Наконец четкость пропала совсем, и экран превратился в болезненно белый квадрат. Хрш-Хгн дрожал от врожденного фнобского страха перед нефильтрованным солнечным светом. Дом вообразил себе, как звездолет плывет по сияющему морю, у которого нет горизонта, и решительно приструнил воображение, когда оно стало подбрасывать ему изображения механизмов, которые могли бы сломаться.

Когда появился плот, Дом сперва решил, что его обманывает зрение: он совсем не так представлял себе звездолеты креапов.

Художники и воображение рисовали плот, почти во всем сходный с платформами из бревен, которыми пользовались ловцы дагонов. Ну, может, на этом по палубе перекатывались несколько беззаботных креапов, а сам плот был открыт небесам и далеко внизу под ним распростерся желтоватый океан. Но креапы высшего порядка не могли жить под открытым небом, разве что в непосредственной близости сгоревшей почти до углей звезды, а плот Ожерелья был одним из первых, сконструированных для пребывания возле активной звезды, поэтому представлял собой просто невыразительную полусферу, зависшую плоской стороной вниз в чем-то, что на экране высвечивалось неплотной дымкой.

Шаттл мягко пришвартовался, и секция стены скользнула в сторону, открывая круглый серый туннель. Дружелюбный механический голос предложил следовать за ним. Дом настороженно двинулся первым.

Звук обрушился на него, точно удар дубиной. Не веря своим ушам, он перешел на бег. Ведь до него доносился шум моря.

Его Пушистость СРиигЕ +690° катился на пляж на ярких гусеницах. Он был крупный, много крупнее креапов низшего порядка, которые жили на Противу-солони. Его яйцеподобный скафандр был золотистым. Рядом с ним приплясывала улитка, на одном щупальце сидела голубая певчая птичка. Остановившись у линии прибоя, Его Пушистость стал терпеливо ждать.

Почувствовав, что касается ногой песка, Дом пошел в волнах. Теперь верховный креап уже не казался таким странным. Дом знал, что смотрит на существо, являвшееся вождем самой развитой расы, которая к тому же в десять раз старше человечества. Смотрит ли этот безликий овал на него? Что он видит?

Бронированное щупальце подало ему полотенце. Полотенце было кусачим и пахло лимонами.

– Хорошо искупался? – Высокий тенор материализовался без помощи видимых механизмов.

– Спасибо, очень, – сказал Дом. Разжав кулак, он показал креапу пурпурную ракушку.

– Противусолоньская чернильная каури, – сказал креап. – Прекрасная в своей простоте. Как тебе мой океан?

Дом оглянулся на волны. Прибой был подделкой. Горизонт был шедевром иллюзий и пролегал в сотнях метров от берега. Искусственное солнце садилось во вполне реальном великолепии. В алом ореоле висела вечерняя звезда.