Нырнув назад в толпу, он почувствовал, как чья-то рука схватила его за плечо, и резко повернулся.

Мужчина улыбался. Улыбка на этом лице выглядела неловкой и неуместной.

Он увидел синий плащ и тяжелое золотое ожерелье-воротник, и Дом вспомнил. Он отпрянул, но рука его не пустила. Этого мужчину он видел в день своего рождения на Противусолони.

– Пожалуйста, не бойся.

Дом заизвивался в крепкой хватке. На периферии взгляда Дома что-то мелькнуло, и рука слетела у него с плеча – острыми, как иглы, зубами еж вцепился землянину в палец. Но мужчина не вскрикнул, хотя и побледнел. А Дом отступил – прямо в объятия противусолоньского робота.

И стартовал. Строго говоря, полеты в пределах Банка были запрещены. Он только надеялся, что Банк не станет вмешиваться.

Сандалии были сконструированы, с тем чтобы выдерживать вес одного, но могли работать в условиях повышенной гравитации. Под ним двое роботов безучастно смотрели вверх, в другом конце зала еще три прижали к колонне Хрш-Хгна.

В вертикальном полете было жутковатое спокойствие. Гул толпы остался внизу, оставив по себе лишь неумолчное гудение Банка. Он заглянул в фасетчатые глаза робота, в которых отражались кольцевые разряды на колоннах вокруг.

– Ты ведь второго класса, так? – спросил он.

– Это так, сэр, – сказал робот.

– В тебя встроена какая-либо мотивация касательно личной безопасности?

– Нет, сэр. – Робот опустил взгляд. – К сожалению.

Щелкнув пятками, Дом нырнул. В тридцати ярдах над полом он извернулся и почувствовал, как рвется верхняя часть комбинезона – под весом робота разошелся шов, и бедняга, не выпуская лоскут, стал падать по длинной дуге, которая внезапно прервалась у сверкающей германиевой колонны. Расцвела яркая вспышка, во все стороны дождем посыпались горячие капли.

С пола на спасательных гравитационных поясах поднимались еще два робота. Дом головокружительно взмыл вверх, глядя, как приближается высоченный потолок пещеры. Потолок был усеян черными точками.

Только подлетев поближе, Дом увидел, что это выходы шахт.

Под потолком было жарко. Завывал, уносясь куда-то, воздух, и Дом полетел в его потоке – ему просто ничего другого не оставалось. Его затягивало в водоворот жаркого ветра, который тут же начал бить и трепать его, когда он приблизился к отверстию шахты.

Над Адом.

Он успел бросить взгляд вниз, прежде чем его подхватил адский ветер.

Его вверх ногами затягивало в вентиляционную шахту шириной в милю. Пространство между его ступней сужалось вдалеке, наверное, на расстоянии многих миль, а оттуда светил раскаленно-белый глаз. По шахте прокатывались волны гула, будто вдалеке вращались мощные двигатели. Жар был осязаемым, его волны – точно удары молота. Ветер подхватил Дома и выстрелил им, как пулей.

Дом вылетел из шахты – и завис среди звезд на столбе перегретого воздуха. Его поглотила ночь. В одну сторону – верх и низ утратили обычное положение – раскинулась паутина холодных звезд. С другой – голодный красный глаз с белым зрачком.

Глаз как будто уплывал. Вокруг клубился дым от гравитационных сандалий. Тут его подхватило что-то еще, нечто, всегда поджидавшее среди звезд за гранью света. Сквозь волны боли Дом смутно удивился, что такое коснулось его почти приятно, заморозив дыхание в горле, сложившись в кристаллические узоры на ожогах.

Противусолоньцы проворны и ловки. Среди рыбаков неловкие и нерасторопные быстро растрачивают все свои жизни, и кое-что из их собранности привилось и правящей семье. Поэтому Дом тяжело приземлился на ноги, но тут же упал ничком в снег.

Он знал, что это снег. Кеджа прислала ему законсервированные снежинки из какого-то дальнего региона Лаота, и они отчасти напоминали хрупкую изморозь, в самые холодные зимы иногда покрывавшую полярные болота на его родной планете. Но Кеджа забыла написать, что их будет так много.

На Противусолони было Страшдество, совпадавшее с Днем Малых Богов в большом календаре жалостливой йоги. Обычно это означало расширенное собрание «говорильни» или для совместного празднования сходились несколько «говорилен», но к полуночи каждая группа распускала своих членов, дабы восход каждый встретил в одиночестве. Но, как мрачно провозгласил верховный Жалостливый Йог, в Страшдество никто и никогда не остается совсем один. К рассвету кое-кто станет поэтом, или пророком, или одержимым каким-нибудь незначительным талантом вроде умения свистеть сонаты на большом пальце. А один или два сойдут с ума.

Земля под ним была теплой.

Дом уже какое-то время лежал в тепловатой воде, до того как сообразил, что под ним. Он распластался в большой луже, от которой поднимался пар. За ее краем начинала мести поземка.

Он услышал, как вдалеке воет ветер. Что-то пронеслось по небу, оставив за собой звуковую волну. Оно описало узкую, выжимающую тяготение петлю, медленно повернулось и аккуратно врезалось в землю у края лужи. Вот только это была уже не лужа – вода снова начала замерзать. Корабль пьяно закачался в поземке, взлетел и вернулся несколько минут спустя, теперь он шел на очень малой скорости.

Исаак откинул люк.

– Ну что, мы отсюда улетаем или как? – крикнул он.

– Мятной содовой, шеф?

Дом взял стакан. Позвякивал лед. Запотевали стенки. На вкус – точно нырнул в сугроб.

У него была свеженькая зеленая кожа на руках, ногах и на загривке – везде, где, основываясь на памяти его тела, восстановились «сопли».

Исаак нажал кнопку памяти на верстаке звездолета и налепил на сандалии новые подметки, после чего бросил обувь Дому.

– Их закоротило от жара, – объяснил он. – Теперь, думаю, снова работают.

Дом смотрел на залитую светом звезд поверхность Банка. Теплое озерцо уже замерзло и теперь казалось блестящим диском среди сугробов. Да уж, ему повезло. На солнечной стороне Банка вода кипела даже в тени. Он вызвал Банк по бортовому радио.

Хрш-Хгна забрали на борт «Пьяного», куда направился этот звездолет – неизвестно. Банк не знал ничего ни о человеке в золотом ошейнике, ни о местонахождении ежа. Он нагрел поверхность и послал туда Исаака, потому что смерти на Банке редкость и вообще он терпеть не мог неизбежно следующие за ними расследования.

Отключившись, Дом побарабанил пальцами по консоли. Его лицо отражалось в пустом экране. Оно было темно-зеленым в пятнах травянисто-зеленого, так как память тела никогда не учитывала загар. При стабильно высокой температуре на корабле можно было ходить без одежды. В глазах Дома еще читалась память о недавней боли, но думал он о человеке в золотом ошейнике, об улыбающемся мужчине, раз за разом появлявшемся в его снах.

– Никто его не замечает, – сказал он вслух. – Он просто лицо в толпе. Он пытается меня убить.

Дом бездумно повертел в руках подарок Кородора. Он уже с ним поэкспериментировал, заставив меч показать весь свой репертуар, и теперь смотрел, как перепрограммируют себя атомы. Меч дрогнул, и у него в руке оказалась рапира-игла… короткий кинжал… пистолет, вытягивающий из атмосферы воду и замораживающий ее в пули, способные прошить стальную оболочку звездолета… другой пистолет, на сей раз сонический…

– Понять не могу, как бабушка сумела найти меня здесь, – сказал он, но, подумав, добавил: – Впрочем, это логично. Зато я знаю, куда «Пьяный» направляется теперь.

– На Противусолонь? – спросил Исаак.

– На Пояс. Она вытрясет информацию из Хрша. Надо думать, пригрозит ему высылкой на Фнобис.

– На мой взгляд, не такая уж страшная угроза, шеф.

– Для фноба страшная. Если он вернется на Фнобис, что бы там ни случилось, его ждет скорая встреча с церемониальным тшури. Нет, он все выложит.

Исаак скользнул в кресло пилота.

– Ты мог бы вернуться на Противусолонь. Бабушка ведь о твоих интересах печется.

– Я не отступлю. Не могу этого объяснить, но у меня просто нет выбора. Понимаешь?

– Нет, босс. Так, значит, на Пояс? Я отладил матричный компьютер. Должно получиться.