Молодой мужчина смутился, но не от упреков, его бесили женские слезы, он с трудом переносил моменты слабости и становился беспомощным и потерянным, словно ребенок. Крепко обняв свою любовницу, Василий дал очередное обещание:

– Ты знаешь, что для полного счастья нам не хватает хорошей суммы. Чем мы будем жить, душа моя? Как прокормим детей, которых ты так желаешь? Посмотри вокруг, Акулина! Ты видишь, что творится? Конец девятнадцатого века! И поговаривают, что двадцатый век мы не увидим – настанет конец света.

– Тогда зачем нам деньги, если завтра может не наступить? – устало выдохнула молодая женщина, зажмурив глаза. – На тот свет их с собой все равно не потащишь!

– Но мы же не знаем наверняка, что нас на самом деле ждет! Надежда на лучшее будущее не должна покидать нас! Хорошая моя, ты заслужила быть самой счастливой во всей Российской империи!

– Но я и так счастлива! Счастлива рядом с тобой, Васенька! Много ли надо человеку, если душа его спокойна? Во мне столько любви, что все остальное кажется мелочью!

– Вот видишь, Акулина, ты думаешь только о себе! А как же я? Мои мечты и потребности?

На лице Василия мелькнуло разочарование. Он придерживался иного мнения: любовью сыт не будешь, есть деньги – есть счастье. Без комфорта и дорогостоящих удовольствий молодой человек ощущал свою жизнь пустой. Акулина знала это и в очередной раз сдалась. Много лет он владел ее душой, словно Мефистофель, и, как ей казалось, совсем не ценил их отношения. С ним было и просто, и сложно одновременно, у этого мужчины на все был убедительный ответ. Поработив красавицу-крестьянку, внебрачный сын царственной особы (так он утверждал, но доказательств этого факта не было) сделал ее своей любовницей и соучастницей многих преступлений. После каждого нового дела Василий клятвенно обещал, что, собрав достаточную для приличного совместного проживания сумму, он непременно женится на своей преданной помощнице и будет жить с ней в свое удовольствие долгие лета.

Нехотя молодая женщина рассказала о склепе с сокровищами, точнее, о старой легенде, согласно которой в нем была похоронена сестра-близнец матери Никифора Ивановича, умершая в девичестве. И о том, что отец души не чаял в красавице-дочке, но узнав, что она завела любовную связь с крестьянином, прогнал несчастную из дома на все четыре стороны. Наутро ее нашли мертвой – задавилась в лесу. Весть об этой трагедии стала всеобщим достоянием и на церковное кладбище грешницу не пустили. Родители выстроили фамильный склеп, ставший последним пристанищем усопшей.

– Ее похоронили в белом платье, как невесту, а на шею надели рубиновое украшение, чтобы закрыть след от удавки, – закончила повествование Акулина.

– Как глупо! – воскликнул Василий. – Зачем надевать на труп фамильные побрякушки?

– Когда-то давно эти побрякушки принадлежали их блудливой родственнице. Она вовремя опомнилась и посвятила свою жизнь служению Богу в одном из монастырей где-то рядом. Отец вроде как надеялся что душа бывшей блудницы, которая стала святошей, вступится перед Богом за грешницу!

– Надеюсь, все так и случилось! И бедная грешница теперь в раю! – иронизировал Василий. – Плевать на нее! Да здравствуют камни, которые изменят нашу жизнь!

Акулина знала, что ее любовник не был суеверен и всегда посмеивался над поверьями и сказаниями. Он объявил, что не появится в поместье в образе брата Ивана и разработал новый план: вскрыть рубиновые залежи и исчезнуть из поместья.

– Но в доме полно серебра! – воскликнула Акулина, почему-то опасаясь тревожить покойницу.

– Не пойму тебя! То ты не хочешь обворовывать дома, потому что жалеешь их хозяев, а теперь сопротивляешься! – раздражался Василий. – Напои их всех сонными травами и следи за этим пронырой-старикашкой. Сегодня ночью навестим «рубиновую невесту».

Акулина предано кивнула и поплелась к усадьбе. Ее охватило какое-то странное волнение, впервые за много лет она чувствовала, что после посещения гробницы ее жизнь изменится, но… не в лучшую сторону.

Вечер перед ограблением выдался необычайно теплым и приятным. Акулина обмахивала Анну Павловну веточной березы, отгоняя ненавистных ей комаров, и тихо мурлыкала старый романс:

– Очаровательные глазки… очаровали вы меня… В вас много жизни, много ласки…

– Анна! – воскликнула хозяйка усадьбы, кутаясь в плед. – Как можно петь такую пошлость?

– Моя мать пела мне перед сном эту песню, – извиняющимся тоном произнесла Акулина. Мысли ее были неподалеку – возле лесной опушки, в старой усыпальнице, где ей предстояло «свидание» с прогнившим трупом.

– Мать пела тебе песню со столь сомнительным содержанием? Мне жаль тебя, девочка! Очарование глазок – сомнительная радость, и вряд ли приведет к достойному финалу.

– Уж не к замужеству точно! – хихикнул Никифор Иванович, скрипнув своим креслом. Акулина услышала неприятный подтекст в этой фразе и очень сильно разозлилась. Ей стоило усилий, чтобы не одарить развеселившегося мужчину ответной колкостью. Сделав несколько глубоких вдохов, мошенница произнесла почти доброжелательно:

– Я заварила чудесный чай. С душицей и еще пару трав добавила. Днем была в лесу и кое-что подсобрала.

– Из твоих рук – хоть яд! – отшутилась Анна Павловна.

Пожилая дама поправила белый накрахмаленный чепец, в который по сложившейся традиции обряжалась каждый вечер и покорно кивнула.

– Спать будете крепко! – пообещала Акулина.

Со сном в последнее время у хозяйки поместья были сложные взаимоотношения. Поводов к беспокойству у пожилой дамы, ведущей размеренный образ жизни в тихой провинции вдали от городской суеты, не было, однако многие ночи она не смыкала глаз и, глядя в потолок, размышляла о различных глупостях. Ночи казались слишком длинными, и к утру она оказывалась истерзанной тяжелыми думами и уставшей. Акулина предпочитала крепко спать в темное время суток (за исключением тех ночей, когда приходилось грабить людей, которым она прислуживала), однако не раз скучающая Анна Павловна приходила в спальню служанки, будила ее и требовала развлекать.

– Чай остынет! Вы ведь предпочитаете горячий, Анна Павловна, – Акулина поторапливала хозяйку поместья. Где-то закричал филин, и хозяйка поместья встрепенулась:

– Молчал столько лет и на тебе! Не к добру кричит!

– Вот и перед смертью тетки кричала птица! – подхватил Никифор Иванович.

– Откуда вы знаете, что филин кричал перед смертью вашей тетки? Вас тогда еще даже на свете не было! – еле слышно уточнила Акулина, сердце ее сжалось от беспокойства, и она уставилась в темноту пустым взором.

– Земля слухами полнится! – недовольно пробурчал пожилой мужчина.

Акулина испугано вслушивалась в ночные звуки природы и ощутила, как неприятный холодок щекочет ее внутренности.

– Помоги же мне, глупая? – прокряхтела Анна Павловна, пытаясь выбраться из кресла-качалки.

Примерно через час в доме была гробовая тишина – все спали, напившись душистого отвара. Акулина забрала свои вещи и поспешила покинуть дремотное царство. На улице было темно, словно кто-то нарочно погасил звезды не желая освещать дорогу девице.

– Тьма есть не что иное, как отсутствие света, – прошептала девица с опаской, до склепа она добиралась почти наощупь.

– Вы не спешите, мадмуазель! – насмешливо воскликнул Василий, затягиваясь папироской, и добавил, указывая на темную дыру – вход в гробницу: – Милости просим в заупокойный мир!

Акулина не торопилась войти в жуткое и тесное помещение и, сложив руки на груди, дождалась, пока бесстрашный человек досмолит свою сигарку и первым войдет в логово «богатой» покойницы.

На следующий день после ограбления Василий на пару с любовницей вернулись в петербургскую квартирку, в которой хранились их немногочисленные пожитки. Акулина молчала всю дорогу, на вопросы отвечала кратко и сухо. Молодой мужчина понимал, что его впечатлительная барышня никак не может забыть откатившуюся голову в гробнице, но обсуждать этот неприятный нюанс не желал. Он предвкушал веселые деньки после того, как продаст добытые рубины и об этом были все его мысли.