Репортер Арно Штир стоит перед школой в тропическом одеянии. На нем рубашка с короткими рукавами. В микрофон: «Начало всего трудней — вот что предстоит узнать в пригороде Дакки как учителям, так и ученикам. Но воля превозмогает все; вопрос, когда наши старательные бангладешцы отправятся в путь, который приведет их к вам, дорогие зрители, — это лишь вопрос времени. А теперь вернемся к Эмилю Цюльку».
Наливаю на два пальца. Чай из пакетика пришелся мне не по вкусу.
Публика восторженно аплодирует. Хорошее настроение объединяет зрителей. Благосклонный свист, отдельные выкрики, хорошо поставленный голос ведущего.
— Итак, мои дамы и господа, теперь вы видите, что, если ваш вопрос будет упомянут в передаче, наградой вам станет не только сотенная бумажка, нет, ваш вопрос, возможно, прозвучит на весь мир.
Впрочем, вернемся к нашему шоу. Как обычно, я хотел бы для начала представить вам наше жюри. Это наш верховный арбитр, который присутствует с первой минуты и уже стал своего рода административным талисманом нашей передачи: доктор Хельге Шрамм, глава канцелярии при президиуме Совета министров. В конце передачи на его долю выпадет приятная обязанность вручить кандидату-победителю положительный ответ на просьбу об убежище. Нынешней передачей мы хотим ввести некоторое новшество, очень даже приятное, на мой взгляд, новшество. Впрочем, господин Шрамм, вы, может быть, сами сделаете это сообщение?
Откашливание, элегантный тип, облик скорее консервативный. Элегантный во всем, кроме очков, которые съехали на кончик носа, — он наверняка мог бы расщедриться на более легкую оправу, из титана. Когда он упирается обеими руками в круглый пластмассовый стол и с достоинством глядит в камеру, вид у него становится донельзя серьезный… Он излучает авторитет, но и человечность тоже.
— И я вам, господин Цюльк, желаю доброго вечера и без отлагательств выполняю вашу просьбу: в последний раз мы получили исключительный результат по очкам, и после окончания передачи многие слушатели обратились к нам с вопросом, не следует ли получше вознаграждать за такую убедительную победу, например ввести своего рода призы, как на соревнованиях легкоатлетов.
Аплодисменты. Длятся несколько секунд.
— Мы обдумали эти обращения и решили — кстати, должен сразу же добавить, что все инстанции в данном вопросе с самого начала были единодушны, — учредить особый приз. В дальнейшем мы намерены каждое рекордное количество очков награждать немедленным присуждением гражданства…
Выкрики с мест, восторженные вопли, бурные аплодисменты, и над всем этим голос доктора Шрамма:
— Да, вы не ослышались: все семейство победителей получает гражданство на основании незамедлительно принятого решения.
Буря аплодисментов, сладостная ухмылка на лице Цюлька, сдержанно благородное удовлетворение на лице у доктора Шрамма.
— И пусть после этого сколько угодно говорят, что наши правительственные чиновники недостаточно расторопны. Нет, мои дамы и господа, они сочли эту идею не менее удачной, чем счел ее я. Спасибо нашим партнерам в управлении, они великолепно провели эту операцию.
Джаз исполняет туш, потом еще несколько тактов, пока руководитель, клоун и саксофонист, не обрывает игру и не поднимает под бурю аплодисментов большой палец.
— Но пока это еще не совершилось, наше жюри с заседателями госпожой Розенталь и господином Абрамчиком будут следить за всем происходящим орлиным взором.
Все должно быть по-честному, и если кто-нибудь из кандидатов вдруг вздумает жульничать, чего я конечно же и в мыслях не допускаю, ибо до сих пор у нас выступали отличные команды, но если это все-таки вдруг случится, такое семейство будет исключено из игры еще до конца передачи. Тут у нас очень строгие правила, не правда ли, господин Шрамм?
— Чистая правда, господин Цюльк, чистая правда. Как я обычно говорю: быть строгим — это обязательная программа, быть великодушным — произвольная.
Громкие аплодисменты, смех. — А теперь перейдем к нашим сегодняшним кандидатам.
С помощью большой красной кнопки телевизор при желании можно выключить. Покойной ночи.
Сегодня утром я просыпаюсь с великолепным чувством, я встал, предчувствуя удачу, ощутил неодолимое желание действовать, невольно вспомнил про Сен-Симона, который наказал своему слуге, чтобы тот каждое утро будил его словами: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела». К сожалению, я не родился дворянином и потому не смог обзавестись слугой, но, во всяком случае, я разделяю с графом убеждение, что любое состояние можно и должно улучшить. Этого он никогда не забывал, ни в дни, предшествующие Французской революции, ни во время ее и уж тем паче ни после. Я же время от времени об этом забываю, как, например, забыл вчера, в день, который я, если отвлечься от короткой прогулки, провел перед телевизором. Один раз я заказал у прыщавого юнца кусок торта, а один раз — дёнер-кебаб. А на телевидении было столько шоу, просто мерцающий океан болтовни, и это навеяло на меня сон.
Город, в котором приземлился Бай Дан, насчитывает примерно миллион жителей, 351 250 квартир, 303 762 рабочих места, 185 346 несовершеннолетних, 1,3 миллиона транспортных средств, 145 673 иностранцев и 2745 нелегальных обитателей. Одного из жителей зовут Александар Луксов. Он живет один, у него нет постоянной работы, нет машины, и его имя не значится в телефонной книге. Как же Бай Дану отыскать этого человека? Как даже с помощью жизненного опыта и богатого содержимого внутренних карманов он приступит к поискам? Вот он как раз вылезает из автобуса и оглядывается по сторонам. Непросто сориентироваться на университетской территории. Нигде нет надписи «Главное здание». Он спрашивает девушку с высоко подколотыми волосами и тряпичной сумкой на ремне. Девушка готова помочь и ведет его к секретариату. В этой стране пожилой иностранец не может просто так, безо всякого припереться в секретариат и справиться об адресе некоего Александара Луксова, о котором можно предположить, что в свое время он здесь обучался, а может, и обучается до сих пор, если ему некуда спешить. Это будет очень трудно, Бай Дан, даже если ты самым любезным образом здороваешься, улыбаешься, произносишь вслух свое звучное имя, а немолодая дама встает из-за стола, чтобы узнать, чего ты хочешь. На нее сразу производят приятное впечатление твои пышные седые волосы. Ты сочиняешь в ответ какую-то байку про Красный Крест, где ты ведаешь воссоединением семей.
— Святая заповедь человечности. Мы пытаемся сделать все, что в наших силах, чтобы разыскивать по всему свету пропавших без вести членов семей. Тем самым мы пытаемся противостоять трагическим поворотам событий в нашей истории. Надеюсь, вы смогли бы оказать нам посильную помощь.
— Попытаюсь.
— Мои поиски касательно семейства под фамилией Луксов привели меня к вам. Луксов — имя редкое, даже у нас оно не слишком часто встречается, зато оно приметное, и это несколько облегчает каши поиски. Итак, я разыскиваю некоего Александара Луксова, единственного сына Татьяны и Васко Луксовых, внука Златки и Григория Григоровых. Я очень надеюсь, мадам, что вы сумеете помочь отчаявшимся родственникам. Очень надеюсь. Сегодня я преисполнен оптимизма, ибо мы находимся как раз в зоне атмосферного фронта между областью высокого и областью низкого давления. Такие погодные условия приносят счастье.
Ах, эти эксцентричные иностранцы, charmant, charmant, если сравнить с ее шефом — кошмар, уродливый, вдобавок грубый и тупой. И ни малейшего чувства юмора.
— Ну что ж, господин Бай, давайте посмотрим. Прошу прощенья, как вы назвали имя? Точно? Итак, если он у нас обучался, мы его найдем, у нас все записаны, не беспокойтесь.
— А я и не беспокоюсь, мадам, я возложил все свои упования на вас.
— Извините, что я так напрямую вас спрашиваю, но вы ведь наверняка скоро выходите на пенсию? Еще раз извините, это конечно же не мое дело, но меня это в настоящее время крайне занимает. В вашей стране вас тоже принуждают выходить на пенсию?
