Но удачи в завершении исследования Лапландского берега было Рейнеке недостаточно. Чтобы придать картам еще большую точность, он отправился на запад от Екатерининской гавани и проверил наблюдения 1826 года, вплоть до норвежской границы. Когда всего лишь 15 миль оставалось до местечка Вадсё, в Варангер-фьорде налетел шквальный западный ветер. Несколько дней путешественники боролись с волнением, продвигаясь к цели по 2–3 мили в сутки. Наконец 15 августа достигли острова Вадсё, исследовали его окрестности и проверили прежние наблюдения. Затем Рейнеке совершил прогулку до вершины Варангского залива. «Но заняться описью подробнее, — писал он, — я считал неприличным без позволения»[287] норвежских властей.
В своих записках Михаил Францевич оставил любопытное свидетельство об установлении границы между Россией и Норвегией. Он писал в «Историческом журнале»:
«До 1826 года считали мы границу свою по Лапландскому берегу у мыса Верес, лежащего близь Вадсэ к северу-востоку. Норвежцы же полагали ее до полуострова Рыбачьего. Финманы, имеющие значительные стада оленей и рогатого скота, не находя в своих пределах достаточно для них корма, беспрепятственно кочевали по лугам и тундре до Мотовского залива. Наши же лопари, мало занимаясь скотоводством, довольствовались рыбными промыслами в реках до заливов Пазерецкого и Нявдемского. Наконец между ими вышли распри, и оба правительства положились сделать новую размежевку, по которой и означена новая граница по реке Ворьеме, почти на половине расстояния между полуостровом Рыбачьим и мысом Верес, Через 6 лет (в нынешнем году), лопари наши, лишившиеся чрез то рыбных своих промыслов, просили опять о новом размежевании. Поэтому поручено местному начальству с обеих сторон рассмотреть жалобу недовольных. Совещание присланных чиновников происходило в Вадсэ, незадолго до нашего туда прихода. По размежевке 1826 года потеряли мы только рыбные промыслы в реках между Ворьемою и мысом Верес. Но так как это составляло собственность живущих там лопарей, всего около 20 человек, то и им позволено, причислясь к финманам, остаться на тех же местах и пользоваться прежними угодьями. Норвежцы также едва ли что выиграли, ибо главными выгодами того места — пастбищами и лесом на дрова для Вадсэ — они и прежде пользовались».[288]
Затем Рейнеке направился к норвежской крепости Вардогуз, куда прибыл 19 августа. Русские моряки были дружественно встречены командиром норвежского гарнизона капитаном Улльферсом, разрешившим Рейнеке выбрать любое место для астрономических определений, которые исследователям необходимо было провести, «чтобы связать долготу Вардогуза с долготою Колы и прочих мест».[289] Одновременно путешественники описали Вардогузский рейд, очень близко лежащий «от обыкновенного пути в Архангельск».
24 августа Рейнеке простился с гостеприимными норвежцами. На всем пути к Архангельску держался густой туман, и морякам не удалось посетить остров Олений. Эта неудача очень огорчила Михаила Францевича. Он надеялся увидеть еще раз Иоканские острова. И опять ему пришлось обмануться. Убедившись, что туман продолжает держаться, а на море поднимается большая волна, Рейнеке взял курс на устье Северной Двины и 27 августа прибыл к Березовому бару, над исследованием которого он со своими спутниками трудился в прошлые годы. Вслед за бригом «Лапоминка» прибыли обе шхуны, успешно справившиеся со своими задачами.
Дань удивления
Итак, экспедиция исследовала не только Белое море, но и уточнила опись Мурманского берега до границы с Норвегией. Все пункты инструкции на 1832 год были исполнены, хотя Рейнеке и огорчало то обстоятельство, что ему не удалось провести некоторых дополнительных исследований. В итоге была выполнена навигационная и топографическая съемка всех берегов и островов Белого моря, промерены глубины как у побережья, так и и в открытой части моря, произведены астрономические определения важнейших мест Беломорья и Мурмана, которые затем Академия наук включила в число точных позиций России. Одновременно были проведены наблюдения «над склонением и наклонением магнитной стрелки», определены подводные скалы и отмели, исследованы места, удобные для якорных стоянок и укрытия судов, выполнены наблюдения над качанием маятника, определены высоты гор, видимых со стороны моря, зарисованы виды беломорских и мурманских берегов, составлены навигационные карты, которые «отныне могли служить благонадежным кормчим в плаваниях по всему Белому морю и значительной части Ледовитого моря».[290]
Результаты шестилетней деятельности Беломорской экспедиции были оценены научными кругами России как выдающееся достижение географической науки.
«Гидрографическая опись Белого моря и берегов Лапландии, исполненная Рейнеке, — писал академик Бэр, — бесспорно принадлежит к тем подвигам, которыми может гордиться всякая страна. Везде, где мне самому ни случалось во время моего плавания по тамошним водам заходить в какую-либо из снятых Рейнеке бухт, образованная часть нашей экспедиции всегда соглашалась с тем, что исполненные Рейнеке описи вернее соответствовали действительности, нежели все прочие, с которыми мы могли сличать их».[291]
Составление отчетов и карт заняло три месяца, и в декабре 1832 года Рейнеке выехал в Петербург… Он внес исправления в ранее составленные карты «Атласа Белого моря» и отдал их в гравировку. «Атлас» вскоре увидел свет, и моряки получили современное надежное навигационное пособие, которое служило русскому флоту почти целое столетие. Академик Струве впоследствии писал, что «Атлас» Рейнеке является «главным плодом» Беломорской экспедиции и «по своей полноте, тщательности и подробности придает плаванию в сих опасных морях всю безопасность, какой только можно ожидать от нынешнего состояния гидрографии».[292]
Сам же Рейнеке был очень скромного мнения о своих беломорских исследованиях и просил всех «почтенных мореходцев, которым случится употреблять… карты, не умолчать о недостатках… и о неверностях, какие найдутся в картах или лоции».[293]
Одновременно с «Атласом» Рейнеке составил «Описание Северного берега России». Но опубликование его затянулось почти на два десятилетия. Причины этого замедления не зависели от Рейнеке, о чем он и заявил в предисловии к первому изданию своего труда. То было время «гонения науки»,[294] которое коснулось и научных исследований Михаила Францевича. Но Рейнеке с исключительным упорством и тщанием продолжал дополнять свое «Описание» новыми сведениями по гидрографии и географии Белого моря и Лапландского берега. Он считал самыми счастливыми те дни и часы, когда ему удавалось вновь потрудиться над своим детищем, которое разрослось до исполинских размеров. Поэтому сочинение решают печатать в двух томах. Наконец в 1842 году было приступлено к набору «Описания Лапландского берега», и вскоре оно увидело свет. Но «Описанию Белого моря» опять не повезло. В 1845 году рукопись сгорела во время пожара в Морской типографии. Этот удар не заставил Рейнеке сдаться. Он не только восстановил рукопись, но и пополнил ее новыми «сведениями о переменах в гидрографии». В 1850 году издание главного труда его жизни было завершено.
«Описание Северного берега России» представляло собою энциклопедию Белого моря и Мурманского (Лапландского) берега. Кроме обзора прежних описей, карт и лоций, этот первый в отечественной географической литературе труд содержал описание якорных мест, течений, рифов и мелей, видов берегов, маяков, башен, бакенов, течений, приливов. В нем были даны подробные характеристики устьев судоходных рек; приведены описания городов Мезени, Онеги, Кеми, Архангельска и всех приморских уездов; содержались сведения о местных жителях, их промыслах и занятиях, о дорогах, близлежащих реках и окрестностях, об особенностях климата и гидрологического режима прилегающих к этим местам участков моря. Капитальное исследование Рейнеке давало необычайно яркую картину состояния Мурманского и Архангельского Севера в первой половине XIX века.
