В сумерках Чейз наконец остановился. К этому времени мы оба шли заплетающимся шагом и двигались неуклюже.

- Нас никто не преследует. Разобьем здесь лагерь. - Тон его голоса был таким твердым и в то же время усталым, что я поняла: спорить бесполезно.

Мы были на небольшой опушке, почти круглой, окруженной рядами сосен. Земля была относительно ровной и не слишком каменистой. Чейз обошел опушку по периметру, замечая возможные пути отхода и проверяя, не поджидали ли нас в тенях сюрпризы, а затем занялся сборкой алюминиевых прутьев украденной палатки.

Когда я потянулась у рюкзаку, чтобы достать еду, Чейз немедленно отвлекся от своего занятия и сам вытащил припасы. Мне было интересно, что он прятал, но я была слишком усталой, чтобы меня это обеспокоило. У нас оставалось две упаковки сухого супа и восемь ФБРовских батончиков мюсли; надолго нам этой провизии не хватит. Скоро придется поискать еще еды.

- Чейз? - некоторое время спустя позвала я.

- Да?

- Как ты думаешь, если бы охранника в реабилитации поймали... с одной из местных... его бы тоже казнили? - Я надеялась, он понял, что я имела в виду, потому что мне не хотелось пускаться в долгое и запутанное объяснение произошедшего тогда.

Чейз с усердием цеплял нейлоновые петли за прутья. Мне показалось, что его лицо немного потемнело, но, возможно, все дело было в освещении.

- Может быть, и нет. Он не совершил предательства. Его бы судили военным трибуналом. С позором бы уволили. Это происходит, хоть и не очень часто.

Я подняла лицо, почувствовав себя немного лучше. Освобождение от ФБР было как раз тем, чего хотели Шон и Ребекка.

- Это плохо, - добавил Чейз, увидев мое лицо. - Гражданский сектор исключает с позором уволенных солдат из всего. Таких не берут на работу, они не могут купить себе дом, подать заявление на социальную поддержку. Их вычеркивают из всех списков. Если такой солдат начнет просить милостыню, его будут презирать.

- Но как он должен жить?

- Никак не должен. В этом и весь смысл.

Мои плечи опустились. Если бы не я, Шон бы так и был солдатом, который не любил свою работу потому, что любил Ребекку.

Чейз остановился и уставился на меня.

- Ты как будто сильно за него беспокоишься, - выпалил он.

- Ну, да. Его жизнь, возможно, загублена из-за меня, - несчастно ответила я.

Чейз вернулся к установке палатки с неменьшим яростным усердием, чем раньше.

- Если бы он не нарушал правила, то не попал бы в беду.

- И если бы ты следовал правилам, у тебя бы тоже не было проблем! Я помню! - огрызнулась я. У меня болела голова. Мне вспомнились его слова после убийства и заново ранили меня. Его будут преследовать всю жизнь из-за меня. Я помеха. Я опасна. Я бремя. Это я уже поняла.

Нас отвлек долгий, воющий крик откуда-то издалека. Я подскочила на ноги, Чейз только повернулся в сторону звука. Через мгновение он спокойно продолжил устанавливать палатку.

- Койот, - проинформировал он меня.

Я в замешательстве поежилась.

- Голодный койот?

Мгновение он смотрел на меня, оценивая степень моего страха.

- Возможно. Но не волнуйся. Он боится нас больше, чем мы его.

Я окинула взглядом нашу стоянку, воображая стаю сорвавшихся с цепи койотов, выслеживающих свою добычу.

Внезапно Чейз рассмеялся.

- В чем дело? - спросила я.

- Ни в чем. Ты просто... Просто после всего, что произошло за последние пару дней, ты пугаешься койота.

Я надулась. Он снова рассмеялся. Скоро я тоже захихикала. Его смех был заразительным.

Напряженность всех моих эмоций, казалось, придала веселью больше остроты. Скоро из моих глаз потекли слезы и я схватилась за живот. Я радовалась, что мы с Чейзом были в одной лодке. Когда возбуждение прошло, он улыбнулся мне.

- Как хорошо, - сказала я.

- Что?

- Твой смех. Я не слышала его уже, ну, целый год.

Его улыбка исчезла, и я почувствовала грусть от этого отстранения. Между нами повисло неловкое молчание. Фраза о прошлом была ошибкой.

Он повернулся, чтобы закончить с палаткой, и тут я увидела, что из-под его рубашки высовывался пистолет. Должно быть, он засунул его за пояс, когда я отвлеклась. Очевидно, голодный койот беспокоил его больше, чем он показывал.

Почистив зубы, я почувствовала себя лучше. Ополоснув лицо водой, я сняла со своих ноющих ступней обувь и забралась в палатку. Она была не более трех футов (0,91 м) в высоту - маленькой для одного человека и очень тесной для двоих, особенно если один из этих двоих был размером с небольшую гору.

И все же, когда Чейз застегнул за мной вход в палатку и повернулся, я с неожиданностью осознала, что между нашими лицами было всего несколько дюймов.

В моем мозгу возник образ с черно-белой фотографии. Его взлохмаченные волосы, щетина, густые ресницы. Высокие скулы, благодаря которым тени делали его лицо смелым и загадочным. Мягкий изгиб нижней губы.

В глубине моего живота вспыхнул жар. Какой-то миг я слышала только стук своего сердца. А затем неуловимым движением Чейз отстранился.

Я приказала своему пульсу замедлиться, но он мне не повиновался. Чейз забрал мои силы, одним пристальным взглядом ослабил мой самоконтроль. А это, как я знала из опыта прошлого, оставляло меня балансировать на острие.

Мне нельзя было снова влюбляться в Чейза Дженнингса. Это означало бы влюбиться в грозовой шторм. Да, в захватывающий и мощный. Даже красивый. Но жесткий по характеру, непредсказуемый и, в конечном итоге, недолговечный.

"Ты устала. Просто ложись спать", - сказала я себе.

А затем я поняла, что спальный мешок был только один.

- Как я понимаю, раздеваться не стоит? - У меня кружилась голова. Я зажмурила глаза.

- Как хочешь, - сказал он тихим голосом.

- Я только имела в виду на случай, если нам нужно будет быстро выбираться. Как вчера.

- Разумно.

"Заткнись и ложись", - приказала я себе. Но это было не так просто. Живот сводило от нервов. Я совершенно не понимала, как вести себя с Чейзом. Я начала тщательно продумывать каждое свое возможное действие, решать, как поставить ногу или шевельнуть рукой.

- Ты думаешь так громко, что у меня заболела голова.

Я старалась отвечать на его раздраженность той же монетой, и это помогло. С ним было легче, когда он вел себя грубо. Сложнее было, когда мы не спорили. Тогда я слишком явственно вспоминала о том, как бывало раньше.

- Ты ждешь персонального приглашения? - спросил он.

- Оно не помешало бы, - ворчливым тоном признала я.

- Забирайся уже.

Я не смогла сдержать улыбку. Он был таким вежливым. Глубоко вздохнув, я легла рядом с ним, подложив под голову свой свитер.

Чейз театрально вздохнул. Его рука проскользнула мне под спину, и он сильно прижал меня к себе. Я чувствовала тепло его кожи через одежду, его дыхание в своих волосах. Мое сердце пустилось в галоп. Чейз застегнул спальный мешок, и, повинуясь порыву, я закинула колено на его бедро, а голову положила ему на плечо. Я слышала стук его сердца. Оно билось быстрее, чем я ожидала, и сильно.

Он прочистил горло. Дважды.

- Прости. Здесь немного тесновато. Надеюсь, ты не возражаешь. - Я слегка шевельнула ногой, показывая, что имела в виду.

Он снова прокашлялся.

- Все в порядке.

- Тебе удобно? - спросила я.

- Удобно, - коротко ответил он.

Щекой я ощущала твердость и притягательность его груди, а запах его - запах мыла и леса - помог мне расслабиться и одурманил меня. Каждая моя мышца ныла, натертые ноги рыдали, но все это отошло на второй план. Изнеможение ослабило мои барьеры. Я знала, что мне нужно быть острожной, находясь к нему так близко, но я ничего не могла с собой поделать. Наконец я почувствовала себя в безопасности. Ощутила спокойствие. Через несколько минут я даже перестала бояться, что МН найдет нас, - главным для меня было хоть немного поспать.