— Но я так и не узнала то, что хочу знать!

— Может быть, и не узнаешь. Я уже говорил, что отец любит играть людьми. Он бросает намеки, раздает пустые обещания и ждет, пока человек запутается в его паутине.

— Но зачем? Что ему от меня нужно?

— Может быть, хочет через тебя добраться до твоей матери. Он из тех людей, которые никогда не сдаются. И ничего не прощают. Может быть, твоя мать знает о нем что-то такое, из-за чего он ее опасается — поэтому и старается переманить тебя на свою сторону.

Сердце Саманты сжал страх не за себя — за мать. Несмотря на весь ее гнев и обиду, при одной мысли о том, что с матерью может случиться беда, по спине у нее пробежали мурашки.

— Ты будешь держать со мной связь? — спросила она Ника.

— Саманта… ты не понимаешь, о чем просишь.

— Сэм, — поправила она. — Все друзья зовут меня Сэм.

— Мы с тобой не друзья, — отрезал он.

— Пока — нет. Но я надеюсь, что станем друзьями.

— Не любишь мириться с отказами?

— Не люблю, — улыбнулась она. — Особенно когда чувствую, что мне отказывают, потому что беспокоятся обо мне.

Ник вздохнул:

— А твоя мать такая же упрямая?

— Ник, она и твоя мать.

— Нет. И никогда не будет мне матерью.

— Она — хороший человек! — горячо заговорила Саманта. — Ей было очень тяжело с тобой расстаться, и даже сейчас…

— Не надо об этом, — перебил ее Ник.

На щеке его снова задергался мускул, и это придало Саманте надежду. Раз ему больно — значит, не все равно.

Саманта догадывалась, что детство Ника было не слишком счастливым. Тяжело расти без матери, в холодном доме; еще тяжелее знать, что твой отец — преступник. Для ребенка это должно быть просто ужасно. Возможно, этот груз давит на него до сих пор…

Как могла мать бросить его здесь, среди этих людей? Почему бежала без оглядки? Что ее так напугало?

Они молча сидели в беседке, и молчание было насыщено скрытыми эмоциями, полно незаданных вопросов и непроизнесенных ответов. Сердце Сэм рвалось к обретенному брату, но она сомневалась, что сердце брата отвечает ей тем же.

— Уезжай, — сказал наконец Ник. — Возвращайся в Колорадо. И благодари судьбу за то, что имеешь.

— Но ты…

— У меня все в порядке, — отрезал он. — Мне жаловаться не на что. И я не хочу гадать о том, что было бы, если бы… Какой в этом смысл? Мы живем в реальном мире, где каждый идет своим путем.

— Но я хочу идти рядом с тобой!

— Это невозможно, — просто ответил он.

Подняв голову, Саманта встретилась взглядом с темно-синими глазами, так похожими на ее собственные, но такими холодными и непроницаемыми. Она отвернулась и опустила голову.

— Уезжай, — тихо повторил он. — Если не думаешь о себе — подумай о матери.

— Что ты хочешь сказать? — повернулась к нему Саманта.

— Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что ей грозит опасность. Это единственная разумная версия. Он вызвал тебя сюда, чтобы погубить твою мать.

Семейный ужин обернулся кошмаром.

В голове у Саманты погребальным колоколом гремели слова Ника: «Он вызвал тебя сюда, чтобы погубить твою мать». Но почему Ник так настаивает, чтобы она уехала? Что за опасность грозит матери?

Или ей самой?

«Вы попали в дурное общество… Как только почувствуете опасность — звоните, не откладывая…» Может быть, пора прислушаться к предупреждениям агента Маклина?

Ужин, казалось, тянулся бесконечно. Ник молчал; молчал и Пол, неотрывно наблюдая за всеми членами семьи. Одна Анна старалась поддерживать беседу. Многочисленные дяди и тетки косились на Саманту, словно на захватчицу, явившуюся отобрать у них лакомый кусок. Некоторые из них были откровенно грубы, а Пол даже не пытался ее защитить: объявив всем, что наконец нашел свою дочь, он откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, молча наблюдал, как львы рвут ее на части.

Впрочем, какие это львы? Скорее уж стая шакалов!

Только один раз Пол вмешался, когда его брат Виктор заговорил:

— Как же, как же, хорошо помню Трейси! Ветреная, неблагодарная маленькая…

— Довольно, — негромко оборвал его Пол, и Виктор тут же замолк.

Возможно, в молодости Виктор был красив, как и его брат. Но если у Пола ни старость, ни болезнь не отняли присущего ему обаяния, Виктор с годами сделался попросту страшен: грузный, обрюзгший, с одутловатым лицом, покрытым багровой сеточкой вен, и тяжелым взглядом выцветших, налитых кровью глаз.

— Вы совсем на нее не похожи, — добавил другой брат, Рикардо, которого все звали Рич. Смысл его слов был яснее ясного: Рич открыто намекал, что Саманта — самозванка.

— Похожа, — вздернув подбородок, спокойно ответила она. — И на нее, и на брата.

При этих словах Пол Мерритта поморщился — Сэм не поняла: то ли ему больно, то ли он пытался улыбнуться. В столовую он вошел, тяжело опираясь на руку Регги; видно было, что каждый шаг причиняет ему мучительную боль. Лицо его было еще бледнее, чем днем, взгляд затуманен — видимо, сказывалось действие болеутоляющих.

— У вас, кажется, маленький магазинчик в Колорадо? — заметил Джордж. Хоть он и приходился ей сводным братом, Саманта не находила в себе никаких родственных чувств к этому лощеному красавчику, начисто лишенному обаяния Ника.

— Не такой уж маленький, — холодно парировала она. — Мы продаем картины по всему миру.

— Галерея искусства Запада! — презрительно произнес кто-то на другом конце стола. — Да какое там искусство, в этой глуши! Нужели вам удается хоть что-то зарабатывать?

Саманта обвела взглядом холодные или откровенно враждебные лица родственников. На секунду остановила взгляд на непроницаемом лице Ника, затем — на Поле. Ждут, что она ответит?

— На жизнь хватает, — пожала плечами она.

— Денег никогда не бывает слишком много, — заметила одна из теток. Смысл ее слов был очевиден: все они, собравшиеся здесь, видят в ней охотницу за состоянием.

— Все зависит от того, как эти деньги заработаны, — отрезала Сэм.

Отец усмехнулся:

— У меня нет сомнений в том, что Саманта — моя дочь и ваша племянница, — веско произнес он. — Она — член семьи, и больше тут говорить не о чем.

Повисло напряженное молчание.

— У нас с Самантой нашлось много общего, — заговорил вдруг Ник, очевидно, решив встать на ее защиту. — Например, страсть к горным лыжам. Или интерес к бизнесу.

Родственники начали встревоженно переглядываться. Очевидно, слово «бизнес» для них имело и второе значение, далекое от общеупотребительного.

Лицо Ника оставалось непроницаемым, но Саманта почувствовала, что он доволен. Он говорил, что отец любит манипулировать людьми, сталкивая их лбами, — может быть, и Ник унаследовал от него эту черту?

Но в какую игру играет он?

Саманта ничего не понимала. Какой чужой она была в этом мире, где в каждом слове прятался двойной смысл, в каждой тени — скрытая угроза! Зачем только она сюда приехала? Отец к ней равнодушен, брат не желает иметь с ней ничего общего, прочая родня откровенно ненавидит…

И все же Саманта не жалела о том, что решилась на поездку в Бостон.

Перед глазами встало бледное лицо матери. Лицо, искаженное ужасом. Сэм понимала: она не сможет успокоиться, пока не узнает, чего так боялась и продолжает бояться мать. Почему она бежала из Бостона, бросив сына. Будь сама Сэм матерью, даже смертельная угроза не заставила бы ее покинуть своего ребенка!

Но, может быть, именно такой выбор предстоял матери тридцать пять лет назад — бежать или умереть?

Внезапно Пол Мерритта, покачнувшись, вцепился в край стола, и лицо его исказилось от боли. Анна первой оказалась возле него, что-то ему прошептала и, подхватив под руку, помогла подняться на ноги.

— Завтра, — с трудом проговорил Пол, повернувшись к Сэм. — Обо всем поговорим завтра.

— Я рассчитывала завтра уехать, — отозвалась она.

— Мне нужно с тобой поговорить, — настаивал он. — Это будет долгий разговор. Ты не знаешь… есть кое-что…