С XVII века священный камень Аксума хранился в ящике или ларце, если верить отчету Мануэля де Алмейды. Таким образом, этот контейнер вполне мог считаться ковчегом Завета.
Ранее я уже говорил о возможных факторах, изменивших восприятие идентичности алтарного камня Сиона от скрижалей Моисея к ковчегу Завета. Это вполне могло произойти случайно, из-за модификации концепции табота Сиона во время его вынужденного многолетнего отсутствия. Двусмысленность описательного словаря вполне оправдывает еле заметные изменения в восприятии, растянувшиеся на много лет. Эйфория 1579–1580 годов, связанная с восстановлением церкви, возвращением святой реликвии из Табра, также добавила славы вновь обретенному талисману.
По мере того как мое исследование продвигалось, возникла новая версия, в которой катализатором изменений послужило иностранное влияние. Мне стало интересно, возможно ли, что волей обстоятельств обсуждаемая здесь перемена произошла из-за иезуитской ошибки. Может, кто-то из португальских иезуитов просто неправильно понял и принял камень Сиона, описанный Альваресом (табот Сиона), за ковчег Завета, нашедший отражение в записках Мануэля де Алмейды (также табот Сиона)?
Я не говорю здесь о чем-то странном или невозможном. Жуао Бермудес говорил императору Галаудевосу об эфиопских ошибках в ритуалах и богослужении. И Гонсало Родригез, и епископ, позже Андре де Овьедо, все считали своей обязанностью написать трактат о несоответствиях эфиопской веры. Практически каждый иезуит вложил в это дело не одну страницу. Хотя и не часто, но в этих текстах упоминались табот и манбара табот среди перечисления "ошибок". Они возглавляли список вещей, подлежащих обязательному удалению и уничтожению в случае прихода католиков к власти. Алмейда, Баррадас, как и император Фасилад, особо указывали на них, а Томе Барнето даже совершил осквернение церкви.
Могла ли новая версия быть порождена именно непониманием иезуитских священников специфики местных религиозных верований? Родригез написал свой трактат в августе 1555 года, Овьедо послал свою записку императору в 1557 году, а 2 февраля 1559 года он напечатал воззвание, призывающее эфиопов покориться суждению церкви в вопросе их обрядов. В 1579 году император Сарса Денгель уже мог поехать в заново отстроенную церковь Марии Сионской и быть названным "царем Сиона" перед самым священным артефактом на Земле: "моей матери Сионом, ковчегом Завета Господа Израиля".
Иезуиты, приехавшие в Эфиопию позднее, Перо Паис и Мануэль де Алмейда, находили этот факт привычным. Паис, впервые в истории, говорит, что это было написано в копии КН, которую он видел в Аксуме около 1620 года, к тому времени, несомненно, перекопированную, когда священники заново отстроенной церкви Сарса Денгеля в Аксуме восстанавливали свою разрушенную и рассеянную по стране библиотеку. Замена текстов была важным элементом своего времени. В летописи императора Галаудевоса мы читаем, как он заботился о книгах и что потратил на эти цели около 10 000 унций золота, а также возобновил переводы текстов с арабского.
До этого времени все тексты говорят только о скрижалях Моисея. О ковчеге Завета упоминается только в одном варианте летописи Сарса Денгеля, датированной 1579 годом, но написанной уже после 1591 года, если не считать одного вызывающего сомнения документа, о котором я в свое время поговорю. Здесь надо подчеркнуть, что реальный предмет, хранящийся в церкви Аксума, мог и не измениться. Поменялась только его концепция и интерпретация. Великая историческая насмешка может быть результатом иезуитского непонимания, из которого родился образ самой прославленной реликвии Эфиопии.
Два манускрипта относят историю ковчега в Эфиопии к XV веку, а не XVI. Хотя говорить о временном интервале, рассказывая о вещи, спокойно обращающейся с веками, просто смешно, необходимо достигнуть сути в данном вопросе, если мы хотим открыть правду об эфиопском ковчеге. К счастью, оба манускрипта хранятся в Париже в открытом доступе.
Первый из них относится еще к доиезуитскому времени: арабский документ, описывающий историю перехода власти от Израиля Соломона к Эфиопии. Правда ли, что недатированные разделы парижского манускрипта № 264, включающие историю ковчега, относятся к более раннему периоду, чем основной текст 1594 года? Авторитетное мнение говорит, что "да", предполагая вторую половину XV века; а копии, что есть у нас, вполне могли основываться на еще более древних документах. Правда, этот источник представляет Давида, сына Соломона и царицы Савской, убийцей и лжецом, но это можно отдать на откуп жанру с его птицами Рух, козлиными ногами, покрытым водой двором храма Иерусалима и деревом из рая.
Если предположение верно, то в Эфиопии того времени элемент ковчега еще не стал общим местом веры, но потенциал для развития этого процесса существовал. Может быть, ковчег появился в воображении египетского христианства, инспирированный записями Абу Салиха, а не в результате иезуитской ошибки? Влияние арабской истории, появившейся на земле эфиопских патриархов, могло быть катализатором, повлекшим за собой изменение образа сакрального ак-сумского объекта. Но тем не менее в Эфиопии это нашло отражение в письменных источниках только в XVI веке, если не принимать во внимание один манускрипт.
Теперь нам надо рассмотреть именно его, источник, удревняющий историю ковчега более чем на век. Эфиопский манускрипт № 5 Национальной библиотеки — это дар Сахела Селасси Луи-Филиппу, королю Франции. Массивный пергамент, 45x35 см, включает в себя несколько работ, и КН в нем начинается только с оборотной стороны сто восьмого листа. Сверху мы можем видеть большой сложный красный хараг, стандартное обрамление начала эфиопских текстов. Почерк изящный и понятный, расположенный двумя колонками с широкими полями. Проблема в том, что по мере изучения датировка этой рукописи постоянно меняется.
В 1877 году Зотенберг датировал его XIII веком, то есть он существовал до того, как хранитель Йисхак и его помощники приступили к работе. Но эта атрибутация не пережила последующих исследований. Какова же его дата в действительности? Еще Бадж поставил под сомнение вывод Зотенберга, но не предложил альтернативы. Гвиди говорил о XIV веке, как и Безольд, который использовал его в качестве расширенной версии для своего перевода. Самая последняя палеографическая работа Зигберта Улига относит данный текст к концу XIV — первой половине XV века. В это время, при Зара Якобе и даже его предшественниках, в эфиопской церкви произошли нововведения, довольно тесно связанные с ковчегом, затрагивающие статус Девы Марии и положение Аксума и его церкви в империи. Но если концепция ковчега вошла в официальную религиозную теорию уже при правлении Зара Якоба, почему поздние источники по-прежнему, как эфиопские, так и иностранные, не говорят о нем и почему не появилось никакого материального объекта для поддержания данной версии? До 1579 года мы слышим только о Сионе, но не о ковчеге.
Манускрипт может быть просто неверно датирован. Существует огромное количество трудностей с датировкой эфиопских манускриптов. Стили написания в одном случае могут быть более консервативны, чем в другом. Некоторым писцам специально говорили использовать архаические обороты. В этом контексте мы можем спросить: что же более важно, история ковчега, как она отражена во всем корпусе источников, или данные палеографии, медленно развивающейся и совершенствующей свои методы? Может ли единственная оценка представителя развивающейся науки быть достаточной для игнорирования всех свидетельств, указывающих обратное? Могла ли эта книга быть написана позже, в области, где использовался более архаичный стиль выражений, или это просто имитация? Датировка по стилю крайне приблизительна, так как здесь мы имеем дело не с моментом, а с периодом, особенно в случае нескольких изолированных скрипториев. Молодой монах, только учащийся своему ремеслу в 1430 году, может писать так же, как старец в 1480 году.
