Уже отмеченные детали решают эту дилемму. Агриппа предшествует Альваресу. О Франциско Альваресе в данной книге говорится только один раз, когда имеется в виду его издание 1540 года (здесь ошибочно датированное 1533 годом), хотя именно Альварес первым рассказал об истории царицы Савской, только в неполной версии и не в том виде, который нам известен сейчас. Дата 1533 год, скорее всего, происходит из сообщения об Альваресе в Дрездене, сделанном в этом году. Книга Альвареса, первоначально опубликованная под названием «Но Preste Joao Das Indias» («Пресвитер Иоанн Индии») в 1540 году, была переведена на испанский под заголовком, похожим на предполагаемую работу Агриппы «Historia de las cosas de Ethiopia» в 1557 году (а не в 1547-м) в Антверпене (а не Барселоне); другая испанская версия появилась в Толедо в 1588 году (а не в 1528-м). Одно издание было выпущено в Сарагосе в 1561 году. Французское издание «Historiale description de I’Ethiopie» было опубликовано в Антверпене (а не в Париже) в 1558 году. Все это хорошо известно. Но никто не упоминает работу Корнелия Агриппы Неттесгеймского, озаглавленную «Historia de las cosas de Ethiopia», опубликованную в Толедо в 1528 году. Ее просто не существовало. Это искажение всей африканской историографии.

Книга «Кебра Нагаст: потерянная Библия растафарианской мудрости» также включает выдержки из перевода Баджа. Для растафариан КН — очень важная книга, ведь они рассматривают последнего императора Хайле Селасси как божество или мессию, потомка Соломона и царицы Савской. Но в книге Зигги Марли нет каких-либо глубоких рассуждений. Это книга растафилософии с цитатами из Баджа. Связь с ковчегом появляется только один раз в контексте чествования Джона Каноэ.

Чтобы установить подлинную природу священного артефакта, хранящегося в Аксуме, надо понять нечто неразрывно с ним связанное, а именно значение таинственного эфиопского табота. Это слово использовалось в эфиопских текстах для обозначения самого ковчега.

Табот, или алтарная скрижаль, — это самый экзотический элемент церковной традиции Эфиопии, абсолютно аутентичный феномен, уникальный ритуальный предмет, главная составляющая всей церковной службы. По поводу его происхождения, назначения, символического значения и использования единого мнения нет ни в самой Эфиопии, ни в зарубежной историографии.

Когда император Иясу I освятил табот церкви Дабра Берхама Селасси в столице. Гондаре, летописец Хаварая Крестос разразился гимном в честь ковчега Завета, который он идентифицировал с таботом. Другой летописец, Синода, описывая одну из последних экспедиций Иясу, не видел ничего странного в непосредственном сравнении библейской истории с эфиопской, произошедшей в 1704 году. Иисус — это император Иясу; река Иордан — это Голубой Нил; израэлиты — солдаты Иясу. Ковчег Завета соотносился не с тем, что хранился в Аксуме, а с двумя таботами, что были при императоре: Гимжабетом (табот из церкви Марии из Гимжабета, в Гондаре), Иясусом (табот Иисуса, походной церкви) и с еще одной священной реликвией гондарских времен — иконой, изображающей Христа в терновом венце (kwerata resu).

Когда отец Иясу, император Йоханнес I, уходил в поход, «перед ним несли табот нашей покровительницы Марии Сионской из Гимжабета и образ Господа нашего Иисуса Христа, именем Куэрта Рэзу». Позже в хрониках императора Иясу II упоминается духовенство «табота Сиона, который есть Гимжабет». Королевские летописи гондарских императоров позволяют нам проследить захватывающий процесс трансформации табота Марии в ковчег Сиона. В результате, чтобы понять истинную природу ковчега в Аксуме, мы должны изучить феномен эфиопского табота.

Табот, идентифицируемый с ковчегом, также окутан тайной, спрятан внутри церкви, скрыт покровами и никогда не показывается светскому человеку. Если непосвященный приблизится к нему, то табот необходимо святить снова. Это достаточно простая вещь, продолговатая табличка из дерева, камня или даже из драгоценного металла, с надписью «Это табот имярека», с именем святого или иного священного персонажа. На нем обычно выгравирован крест, иногда он украшен узором, обычно геометрическим или цветочным. Это единственный сакральный предмет в церкви, помазанный священным елеем, мероном, патриархом или епископом.

Табот, обычно ассоциирующийся со скрижалями Моисея, хранится на алтаре или специальной подставке, манбара табот (manbara tabot), в макдасе (maqdas), святая святых любой эфиопской церкви. Он всегда завернут в ткань, но во время литургии его разворачивают и помещают на манбара табот. Поднос с просвирами и чаша с вином устанавливаются на священную скрижаль. Таким образом, хлеб и вино, тело и кровь Христовы, получают прямую связь с Христом, ведь первый табот был освящен апостолом Марком, основателем александрийской патриархии и апостолом Христа. Церемония проходит сокрытой от глаз людей, только священники и служки могут находиться в святилище.

Сейчас табот обычно рассматривается как точная копия, репрезентация ковчега Завета, или, если точнее, скрижалей Господних, находящихся в Аксуме. В результате в Эфиопии сейчас находятся тысячи «ковчегов Завета», так как в каждой церкви есть по крайней мере один табот. Прародителем всех таботов считается аксумский артефакт, и все остальные — это не более чем копии.

Скорее всего, данный обычай произошел от использования в коптских церквях алтарных скрижалей, макт (maqta), в период возрастающей изоляции Эфиопии даже от Египта, когда консолидирующиеся исламские государства практически отрезали Эфиопию от христианского мира. В Египте эта священная скрижаль также хранится на алтаре и используется как табот. Использование алтарной скрижали было принято египетскими священниками, которые веками возглавляли эфиопскую церковь. Поэтому можно предположить" что весь символизм, окружающий табот, особенно его отождествление с ковчегом местного происхождения, — это неофициальный вклад коренного населения в церковную символику.

В коптских церквях макта никак не связана с ковчегом. Для коптов "ковчег" — это деревянный ящик для чаши с вином и водой, предназначенными для литургии. Он занимает центральное место на алтаре и рассматривается как воплощение

…различных смысловых аналогий. Иногда он носит имя трона относительно величия распятого Христа. Как ковчег был средством спасения Ноя, так алтарный ковчег хранит чашу с животворящей кровью Христовой. Он также напоминает ветхозаветный ковчег Завета. Но если прежний ковчег хранил скрижали Закона, то новый — чашу с кровью Христовой… если прежний ковчег хранил "жезл Ааронов расцветший" (Евр. 9:4), то новый символизирует Деву Марию, давшую жизнь Христу… Прежний ковчег заключал в себе золотой кувшин манны (Исх. 16: 32–34), а новый — подлинную небесную манну, дающую жизнь вечную (Иоанн 6:57, 58)[15].

Эти символические характеристики коптского чашного ковчега практически полностью повторяют те, что приписываются ковчегу Завета в КН.

КН в нескольких местах отождествляет Деву Марию с ковчегом Завета, и подобные сравнения можно встретить и в эфиопской священной поэзии. Например, в КН, в речи, посвященной тремстам восемнадцати православным отцам, мы читаем:

Доказательство правды есть сходство. Небесный Сион подобен Матери Спасителя, Марии. И как Сион покоится на Десяти заповедях, написанных Его руками, так и Он сам. Создатель, вложил плод в утробу Марии, и через него все пришло к жизни.

Часто говорят, что табот — это древняя особенность церкви Эфиопии, но это только предположение. Документы не дают нам свидетельств о существовании табота во времена Аксума. Нет оснований предполагать, что аксумская церковь использовала его. Даже в более поздние времена, в правление царей Загве в XII ХIII веках, слово "табот" означало резной деревянный алтарь с надписями "Это табот такого-то". Иногда на них можно встретить имя царя Лалибелы, который правил около 1200 года н. э. Возможно, это подлинные памятники той эпохи, но таботы той эпохи были кубической формы, совершенно не похожие на те плоские пластинки, что используются сейчас.