— Как давно ты живешь здесь, подруга?

— Не знаю.

Джой Гриффит знала, что она жила там четыре месяца. Четыре месяца.

— Ты когда-нибудь выходишь из дома?

— Да.

Джой Гриффит знала, что Альтея не выходит из дома.

— Позволь мне сказать тебе кое-что, подруга.

— Что ты хочешь мне сказать?

— У меня есть мечта. У доктора Кинга была мечта, и у меня своя мечта.

К черту доктора Кинга! Не знаю никакого доктора Кинга.

— Ты живешь в этом доме уже четыре месяца, не выходя из него. Твои друзья покидают дом два-три раза в день. Ну, кто-то, может быть, выходит из него три раза в неделю. В любом случае, они торчат все время в этом доме. Когда они выходят из него, они угоняют автомобиль, крадут телевизор, грабят магазин. Заработав таким образом деньги, они покупают на них наркотики.

У тебя тоже есть деньги на наркотики, подруга, но тебе не нужно выходить из этого дома. Ты отдаешься своим друзьям за деньги, хотя выглядишь как дерьмо.

Эти сукины сыны, которые называют себя братьями, подруга, трахают тебя без презервативов. Крутые ниггеры не пользуются презервативами, подруга, а эти сукины сыны — крутые негры.

Ты трахаешься с ними, рискуя забеременеть и подхватить СПИД. Твои дети будут заражены СПИДом. Но тебе плевать на это.

Моя мечта заключается в том, подруга, что все черные сестры и сестры-латиноамериканки однажды откажут этим сукиным братьям. Никакого траха, пока они не изменятся.

— Просто сказать им: нет!

— Ты понимаешь меня, подруга? Ты понимаешь, что произойдет, если вы все скажете им: нет. Скажите же им, и пусть сукины сыны услышат вас. Тогда мы будем жить в совершенно другом мире. Вот какая у меня мечта, подруга!

Вот какая мечта была у Джой Гриффит, и со временем, когда Альтея Дав начала делать попытки вернуться к нормальной жизни, это стало и ее мечтой. Сначала, как только Альтея попробовала отказать этим сукиным сынам, они избили ее до потери пульса, заставили раздвинуть ноги и оттрахали без всяких там презервативов. (Джой Гриффит предполагала, что такое может случиться, но не стала говорить об этом своей подруге, так как знала, что сестры, с которыми она делилась своей мечтой, и так подвергаются избиению. Она считала, что пока у сукиных сынов не проснется совесть, сестры должны не только отказывать им, но и вообще покинуть их. «А, может, стоит отрезать члены у этих сукиных сынов?» — говорила иногда Джой Гриффит, теряя веру в осуществление своей мечты.)

Интересно, что по прошествии некоторого времени избиения прекратились. Удивительно, но некоторые сукины сыны стали надевать презервативы. Чудесным образом кое-кто из них стал исправляться. Джой Гриффит превратила шестиэтажный дом «Ралей» в лабораторию для своих экспериментов, которые она проводила по своей собственной инициативе на свои деньги и на деньги Тома Вэлинтайна в свободное время от основной работы и в тайне от начальства, которое, откровенно говоря, не одобряло ее самодеятельность. Чтобы поселиться в «Ралей», нужно было прежде получить добро от Джой Гриффит, которая особенно стремилась помочь тем сестрам, которые хотели разделить с ней ее мечту, и сукиным сынам, стремящимся стать на путь исправления и превратиться в братьев.

Чтобы жить в «Ралей», необходимо было завязать с наркотиками и вести трезвый образ жизни, заботиться о своих детях и нести за них ответственность. Альтея Дав сумела в значительной степени измениться к лучшему.

А потом здание «Ралей» подожгли.

Альтея Дав и ее дети — Ламота, Вернел и Джеймел — спаслись из горящего здания. Джой Гриффит, которая помогала спастись другим братьям и сестрам, сама погибла в огне. Потеряв Джой, Альтея потеряла и ориентиры в жизни. Она ночевала то в одном, то в другом притоне, и повсюду кто-то употреблял наркотики, а кто-то хотел трахать ее. Одна из подруг Альтеи, которая тоже была не уверена в себе, услышала от кого-то, что в проливе Пампкин-Пэтч, неподалеку от бухты Грасси, живут люди, и высказала мнение, что, может быть, там, вдалеке от всего этого кошмара, они смогут начать новую жизнь.

Они прибыли на остров за два дня до начала облавы, которая производилась по приказу начальника департамента Джона А. Уолша, награжденного грамотами, орденами и медалями.

— Нейл?

Циммерман мыл руки. Услышав голос, он поднял вверх голову и увидел в зеркале туалета лицо Каллена.

— Да?

Каллен уже проверил, нет ли кого в кабинках, но проверил еще раз. Он не стал выключать воду в кране, под которым мыл руки.

— Я говорил тебе что-нибудь о бухте Джамайка? Я знаю, что не говорил. Тебя не было в комнате, когда я звонил Конни, и дверь была заперта. Я больше никому, никогда не говорил об этой бухте.

Циммерман взял полотенце, вытер руки и стал анализировать то, что сказал ему Каллен.

— Ты говоришь, что рассказал Конни, когда звонил ей по телефону из своего кабинета — или это она рассказала тебе — о том, что Вэлинтайн любил эту бухту. Кто-то из вас высказал предположение, что, возможно, сейчас он находится именно там. Теперь тебя интересует, как об этом стало известно Уолшу.

— Я абсолютно не верю в то, что Конни рассказала об этом кому-то и уж, конечно, она не стала бы говорить на эту тему с работником департамента. Все полицейские, с женами которых она дружит, или в отставке, или мертвы, или тянут срок.

Циммерман скомкал бумажное полотенце и бросил его в корзину с мусором.

— Ты забыл о Гриняке.

— Послушай, Нейл.

— Ты не раз говорил мне о том, что Конни продолжает поддерживать дружеские отношения с Гриняком даже после вашего развода.

— Но это чисто дружеские, а не деловые отношения.

Циммерман взял еще одно полотенце, скомкал его и бросил.

— Как долго ты будешь проверять информацию о том, что Гриняк звонил Деборе Дин?

— Мы не знаем, звонил ли он ей. Мы только знаем, что звонили из его кабинета.

— Как долго ты будешь проверять это?

— Я это не проверяю.

— Ты ничего не сообщил Маслоски. Я не знаю, как долго мы можем полагаться на Дарела. Он думает, и по праву, только об интересах своей сестры.

Каллен выключил кран. Если это и правда, что вода заглушает разговоры, то специалисты по подслушивающим устройствам давно уже придумали что-то для устранения этой помехи.

— Джо?

— Что?

— Я не знаю, как долго можно полагаться на Дарела.

— Я это уже слышал.

— Ты слышал, как я сказал о том, что ты ничего не сообщил Маслоски?

— Я знаю, что не сделал этого.

— Ты слышал, как я сказал, что ты возишься с этим делом по проверке, кто звонил Деборе?

— Нейл, отстань от меня, пожалуйста.

— Кроме того, у тебя есть еще и другие срочные дела.

— Я не собираюсь разбираться с этим Джоном Энтони. Я намерен немедленно встретиться с Верой.

— С Верой?

— Да, с Верой.

— Боже мой! — Циммерман повернулся, включил кран в своем умывальнике и вымыл руки, демонстрируя этим то, что снимает с себя всякую ответственность за действия Каллена. Он взял полотенце, вытер руки, скомкал полотенце и бросил его в корзину с мусором. Он посмотрел в зеркало, где отражался затылок Каллена.

— Тебя подвезти?

— Куда ты хочешь меня подвезти?

— К аптеке Таубмана. Я временно работаю там, на случай, если наша незнакомка зайдет туда по какой-либо надобности.

Они вышли из туалета, прошли по коридору, забрали в кабинете свои пиджаки и спустились на лифте в гараж. Там им повстречался Кейт Бермудес.

— Ки тал, херманос?

— Привет, Кейт.

Черт! В субботу надо идти на бейсбол.

— Послушай, Джо. Я звонил тебе, старик. Тебя невозможно застать дома. Рад, что наткнулся на тебя. Я сказал тебе, что не смогу работать сегодня, так как мой дядя женится. Помнишь? Так вот, свадьба отменяется. Вчера вечером он отправился на свой мальчишник — хорош мальчишка, да? — и влюбился в одну стриптизерку. Она классная баба, старик, с большой грудью, но тем не менее это как-то не солидно. Моя мать сходит с ума. Мать его бывшей невесты тоже сходит с ума. Я пойду на дежурство. Мне нужны тишина и покой. А ты работай или развлекайся — твое дело. Как там Энн?