Впрочем, это неважно. Может быть, впервые за многие годы она позволила себе мечтать, строить планы на будущее. Неужели все напрасно?

Как долго она жила в доме, где нет места любви. В холодном доме. Она думала, что сумела смириться с этим домом, с этой жизнью и никогда уже не захочет никаких перемен. Так оно, вероятно, и было бы, если бы не приехал Бен.

За то короткое время, что он провел здесь вместе с Сарой Энн, у Элизабет раскрылись глаза, и она остро почувствовала, как много потеряла в этой жизни, как много прошло стороной. И как трудно теперь будет жить, зная, что ты потеряла.

Элизабет закончила вытирать Шэдоу, угостила его захваченной из дома морковкой и пошла к стойлу Пепперминта. Он обнюхивал Сару Энн, а та все продолжала щебетать:

— И нас едва не затоптала лошадь, но папа спас нас обоих, — продолжала она рассказывать пони о событиях последних дней.

— Затоптала лошадь? — переспросила Элизабет. Сара Энн обернулась к ней.

— Так сказал папа. Он прикрыл меня, но я все равно поранилась. Видите?

Она спустила высокую перчатку на левой руке, и Элизабет увидела широкий бинт и покрасневшую кожу вокруг него.

— А папа тоже поранился?

— Не знаю. Я предложила поухаживать за ним, если он ранен, — очень серьезно сказала девочка, — но он только ответил, что с ним все в порядке.

Последние слова она произнесла с таким вполне взрослым раздражением, что Элизабет невольно улыбнулась.

— Взрослые все такие, — так же серьезно заметила Элизабет.

— Но это же глупо. Мне нравится заботиться о нем. — Логично, ничего не скажешь.

— Может, он не хотел, чтобы ты волновалась? — предположила Элизабет.

— Я волнуюсь куда больше, если не могу о нем позаботиться, — грустно сказала Сара Энн, и Элизабет прекрасно поняла ее.

Ей тоже необходимо быть кому-нибудь нужной, и как давно она лишена этого! Джейми никогда не любил «сентиментов», как он выражался, и поэтому весь свой нерастраченный запас любви и нежности Элизабет отдала лошадям и Генри.

— Мужчины всегда стараются скрыть, что им нужен кто-то, — поделилась она с Сарой Энн маленькой женской тайной.

— Почему?

Элизабет и самой хотелось бы знать — почему. Она была независимой, как и мужчины, но это для нее было средством самообороны. И она полагала, что ей никто не нужен… до тех пор, пока не ощутила на своих плечах руки Бена Мастерса.

— Потому что в этом случае они чувствуют себя… уязвимыми.

— Что значит — узяви… уязвимыми?

Не так давно Элизабет с умилением наблюдала, как Бен терпеливо отвечает на бесконечные вопросы Сары Энн. Но сейчас ей было не до умиления и не до смеха. Или она сама тоже стала уязвимой?

— Так что же такое — у… уязвимый? — требовательно повторила Сара Энн.

Элизабет задумалась над тем, как бы это объяснить получше.

— Ну, это когда ты полагаешь, что тебя можно легко обидеть.

— Папу никто не смеет обидеть. Он — полицейский, — гордо сказала Сара Энн.

— Твой папа — адвокат, — поправила девочку Элизабет.

— Нет, — упрямо возразила Сара Энн. — Он ловит преступников.

Элизабет начала было объяснять, что адвокаты и судьи делают на самом деле — не ловят преступников, а отправляют их в тюрьму. Но не успела она произнести и нескольких слов, как ее прервал низкий хрипловатый голос:

— Увлечены интересной беседой, леди?

Элизабет вздрогнула.

Интересно, как это он сумел так незаметно подойти почти вплотную?

Бен улыбался, но глаза его оставались настороженными. Элизабет так растерялась, что замешкалась с ответом.

— Да, — сказала она, понемногу успокаиваясь.

— А что там насчет «уязвимых»?

Элизабет задумалась и неожиданно улыбнулась.

— Сара Энн жаловалась, что вы всегда возражаете, если она хочет поухаживать за вами, и интересовалась, почему это так. Ну а я объяснила, что когда мужчина принимает чью-то помощь, он начинает чувствовать себя уязвимым.

Ее улыбка, чуть лукавая и очень добрая, вдруг проникла Бену в самое сердце.

— Вот как? — спросил он после некоторого молчания.

— Я замечала это.

Шотландский акцент в речи Элизабет стал заметен сильнее, чем обычно. И, надо сказать, это придало ее голосу особое очарование. Бен попытался призвать себя к порядку. Он напомнил себе обо всех подозрениях, и о…

Но ему не удалось сосредоточиться на этом. Сара Энн решительно вторглась в разговор взрослых.

— Что вы замечали, леди Элизабет? — полюбопытствовала она.

— Что мужчина охотнее умрет, чем признает свой слабость.

— А женщина?

— Женщины не такие упрямые, — тихо ответила Элизабет.

Ее глаза были теперь устремлены на лицо Бена — это был испытующий, изучающий, ищущий взгляд. Бен хотел отвернуться, но не смог. Он погрузился в глубину глаз Элизабет и поплыл, поплыл в них, словно в зыбучих песках. Они — эти глаза — были полны жизни, интереса, тайны. Бену так захотелось узнать побольше об их обладательнице.

И не стоило обманывать себя оправданиями, что его интересует лишь, может ли эта похожая на очаровательного сорванца-мальчишку женщина иметь отношение к убийству!

— Сара Энн рассказала, что вас обоих едва не затоптала лошадь в Эдинбурге, это так? — спросила Элизабет.

Этот вопрос заставил Бена резко вынырнуть из глубины ее глаз. Опасных глаз. А может, еще и обманчивых?

Бен покосился на Сару Энн, хлопотавшую возле Пепперминта.

— Почему бы нам не побыть немного наедине? — предложил Бен, подхватил под руку Элизабет и повел ее к стойлу Шэдоу — в противоположный конец конюшни.

Сара Энн так увлеклась своим пони, что не заметила этого.

— Произошел несчастный случай, — на ходу ответил Бен на ранее заданный вопрос. Подозрения вновь ожили в его сердце. — Очевидно, кто-то угнал карету.

— Очередной несчастный случай?

Он вспомнил их первую встречу — там, на дороге возле Калхолма. Пожал плечами.

— Приходится верить в это.

Она не ответила, но что-то незнакомое появилось в глубине ее прекрасных глаз. Страх? Сожаление о рухнувших планах?

— Я встретил в Эдинбурге одного вашего друга, — сказал Бен.

Элизабет растерялась, и он заметил это.

— Эндрю Камерон. Он плыл вместе с нами из Бостона.

— Лорд Кинлох? — улыбнулась Элизабет, и Бен почувствовал укол ревности. На лице Элизабет не отразилось ни настороженности, ни смущения — только радость.

Бен хотел было рассказать о том, как Камерона выставили с судна за шулерство, но в последний момент прикусил свой язык. Он никогда не был сплетником, особенно в тех случаях, когда речь шла о чьей-то репутации.

— Сара Энн просто в восторге от него, — сказал Бен.

— Как и любая женщина. Только не знаю, благодаря его репутации или вопреки ей.

Бен невольно поднял бровь. Элизабет поделилась с ним информацией так удачно, что ему даже не пришлось рисковать, задавая вопрос.

— Так же, как и Хью, Эндрю не получил никакого — или почти никакого — наследства. Только титул. Но, в отличие от Хью, он удачлив в игре. Причем на скачках он играет еще удачнее, чем в карты. Джейми и я — мы познакомились с Эндрю на стипльчезе в Эдинбурге, и он оказался одним из немногих мужчин, которые…

— Которые — что?

— Которые согласились выслушать меня, — Элизабет неожиданно рассердилась. — Редкий мужчина готов согласиться с тем, что женщина может что-то смыслить в лошадях. Теперь, после смерти Джейми, они совсем перестали принимать во внимание наши конюшни. Еще бы, ведь ими заправляет женщина! Вот почему так важно, чтобы Шэдоу победил.

— И тогда вы всем им покажете?

— Тогда Гамильтоны им всем покажут. Напомнят о том, что калхолмские конюшни — лучшие в королевстве.

Лицо ее порозовело. Непослушные каштановые волосы растрепались, а одежда для верховой езды пропахла кожей и конским потом. Бен невольно вспомнил изящную, с иголочки одетую леди Барбару и поразился тому, с какой легкостью стоящая перед ним сейчас маленькая, похожая на подростка женщина смогла внести такое смятение в его замкнутую суровую душу.