— А я полагала, что каждый погонщик знает, как удержаться в седле.
Габриэль задела его за живое. Дрю всегда гордился своим умением обращаться с лошадьми и не раз занимался выездкой, готовя их к призовым скачкам.
— Я, во всяком случае, и до перегона умел держаться в седле.
Габриэль вспыхнула. Она искусно могла скрывать некоторые чувства, но не могла приказать себе не краснеть.
— Да, ты прав, — сказала она наконец. — Это было довольно… смело с моей стороны. Мне показалось, что ездить довольно легко.
Дрю отвернулся, чтобы девушка не заметила его улыбки.
— Что же, ты не струсила, держалась, когда стадо обратилось в бегство, да и с Тузом подружилась.
— Он мне нравится, — тихо сказала Габриэль.
— Он хороший парень, — согласился Дрю, — просто ему не повезло.
Габриэль посмотрела на свои руки, сложенные на коленях.
— Все могло быть еще хуже, если бы тебя там не оказалось.
Дрю стало неловко от ее похвалы. Ничего особенного он не сделал, просто оказался в нужном месте и в нужное время. Вот и все.
— Так уж случилось.
— Но ты мог заняться и чем-нибудь другим, — вернулась она к прежней теме разговора.
— Да я мало к чему другому способен. Мои дарования проявлялись главным образом на карточном столе. И если бы я отказался от игры, больше мне проявить их было бы негде.
Габриэль покачала головой:
— С твоим-то образованием любое дело по плечу.
Дрю удивленно поднял брови:
— А что тебе известно о моем образовании?
— Это достойное образование, — невозмутимо уронила она, — я бы сказала даже — университетское.
— Да, я пил напропалую все свои университетские годы, — ответил Дрю, удивляясь и одновременно досадуя на точность ее догадок.
— И ты не простого рода.
Он фыркнул.
— Все мы не простого рода, девушка, — прямиком от Адама и Евы.
Габриэль задумчиво поджала губы.
— Но я не это имела в виду, — возразила она.
— А что же?
— Твои манеры. И походку, и то, как ты разговариваешь. От этого так и веет уверенностью в себе и богатством.
— Значит, богатство всегда соседствует с высоким происхождением?
Она плотно сжала губы, синие глаза вспыхнули от гнева. Злится, подумал Дрю. Не понимает, что с той же иронией он относится и к себе. Последние двадцать лет.
— Нет, разумеется, — язвительно отвечала Габриэль, — но ты до сих пор так и не ответил на мой вопрос.
— Какой?
— Почему ты отправился гнать стадо?
— Решил, что надо попробовать.
— Не верю этому ответу.
— Ну, значит, мы с тобой на равных, — резко ответил Дрю. — Я тоже не верю твоим ответам.
Вид у Габриэль стал такой, будто ее ударили, — девушка сжалась, оцепенела. Да, она солгала, но что же он все время тычет ее носом в лужу, точно беспомощного котенка? Впрочем, и у котят есть коготки.
— Искал приключений, — сказал он, стараясь разрядить обстановку, — искал приключений, а не только хотел подработать. Хотел узнать Запад так, как мало кто его знает.
Частично это была правда, но Дрю не мог при этом удержаться от насмешки над собой.
— Разве ты не знаешь, девушка, что шотландцы обожают все американское?
Габриэль удивленно нахмурилась:
— Почему?
— Потому что мы стары, а вы молоды. Мы утратили все свои возможности, а у вас все впереди. Англичане захватили практически все наши земли и полагают, что независимость — это недостаток. А вы считаете ее добродетелью.
Это был довольно высокопарный ответ, и Дрю немало забавлялся такой манерой разговора — еще и потому, что избавлял себя от необходимости отвечать на сугубо личные вопросы.
Он украдкой глянул на небо — непроглядная чернота заметно посерела. Скоро встанет солнце.
Дрю опустил глаза — рука его по-прежнему сжимала руку Габриэль. Рыцарственным жестом, усвоенным еще в детстве, он поднес ее ладошку к губам и поцеловал — более долгим поцелуем, чем требовали приличия. Увы, этот поцелуй только усилил его жажду. Проклиная себя за чересчур джентльменское поведение, Дрю отрывисто сказал:
— Пора отправляться в путь.
Габриэль колебалась, не сводя с него своих колдовских глаз, черные влажные ресницы придавали ей какой-то беззащитный вид. Шотландец неохотно выпустил ее ладонь — правая рука у него все еще болела и не могла поднимать тяжести. Зато он предложил девушке свою левую руку и помог ей встать с земли с такой легкостью, точно Габриэль Льюис весила не больше перышка.
Да, она выглядит такой слабой и беззащитной… Дрю внезапно вспомнил о муже сводной сестры. Если Габриэль и впрямь в опасности, Бен сумел бы ей помочь.
— У меня есть друг, — медленно проговорил он, — стряпчий из Денвера, а в прошлом — шериф, и причем один из лучших. Он тебе поможет. Человек, исключительно достойный доверия.
— Шериф? — негромко повторила она.
— В первом же городе ты можешь сесть в дилижанс, — добавил Дрю, — денег у меня на это хватит, и…
— Нет! — отрезала Габриэль и, поняв, что невольно нагрубила, продолжала уже мягче:
— Спасибо, но… Я просто не могу… Я никому сейчас не могу верить. И ты не знаешь… какой это страшный человек…
В ее глазах мелькнуло уклончивое выражение, и все сомнения Дрю вспыхнули с новой силой. Девушка опять съежилась, опустила взгляд. Шотландец сразу понял, что она лжет и что ее история тоже отчасти ложь. И все же — что за важная или опасная причина вынудила хорошенькую женщину переодеться в мешковатое тряпье и остричь волосы? Что за беда заставила ее предпочесть тяготы и опасности кочевой жизни?
— А ты… сдержишь свое обещание? — осторожно спросила Габриэль.
Дрю понимал, что не должен этого обещать, но не мог поверить, что девушка лжет из-за какой-то неблаговидной причины. Сейчас надо попридержать язык, но не спускать с нее глаз. Да, черт возьми, он так и эдак с нее глаз не спустит — теперь, когда знает, что скрывается под этой ее бесформенной одеждой и гримом.
— Как я и сказал вчера — некоторое время я буду молчать. Большего обещать не могу.
Габриэль прикусила губу, хотела что-то сказать — но шотландец приложил палец к ее губам.
— И если я узнаю, что ты мне соврала… в чем-то очень важном, — добавил он тихо, — ты убедишься, что я отнюдь не джентльмен.
Надо отдать ей должное — Габриэль не дрогнула. И теперь Дрю оставалось лишь гадать, сумел ли он припугнуть эту сумасбродку.
Он направился к кустам, где была развешана мокрая одежда. Она еще не просохла, но Дрю до чертиков надоело вести себя, как положено джентльмену.
— Через пять минут отправляемся, — бросил он сухо. — Успеешь собраться?
— Да.
Она говорила тихо, но уверенно.
Другие женщины провозились бы со сборами полдня, но ведь Габриэль — не такая, как другие.
Нет, не Габриэль, а Гэйб Льюис. Ему снова придется привыкать к этому имени.* * * Габриэль казалось, что день тянется бесконечно. Времени для разговоров у них почти не было, да к тому же шотландец ясно дал понять, что к беседам не расположен.
Странное ощущение возникло у Габриэль: словно она потеряла друга. Отвергнув его, по-видимому, совершенно бескорыстное предложение насчет денег и возможности обратиться к бывшему шерифу, она каким-то образом пробудила в нем подозрения. Или, может быть, Дрю просто испытывал ее? И она, Габриэль, это испытание не прошла.
Ссадины и кровоподтеки — следствие долгой верховой езды — тоже причиняли Габриэль нешуточные мучения, но с этим она худо-бедно справлялась. Отчуждение Дрю переносить было куда труднее.
Габриэль снова попыталась убедить себя, что всего-навсего играет роль, как ей часто приходилось делать на сцене… но каждый раз, как она встречала холодный взгляд золотистых глаз Камерона, его насмешливую ухмылку, сердце у нее сжималось. И больнее всего было вспоминать, сколько раз он называл ее лгуньей.
Ей до смерти хотелось выпалить все свои подозрения насчет Керби Кингсли, уверить Дрю, что солгала она из благих намерений, — но она не была уверена… Габриэль не знала, насколько шотландец близко сошелся с человеком, которого она подозревает в убийстве своего отца. И хотя она теперь точно знала, что Камерон не мог быть тем высоким убийцей, — вряд ли он ничего не знал о самом убийстве.