Две проблемы встали передо мной — как сказать о смерти Брежнева его жене, которая только 30 минут назад вышла из спальни, где несколько часов лежала рядом с умершим мужем, и второе — кого и как информировать о сложившейся ситуации. Я не исключал, что телефоны прослушиваются, и все, что я скажу, станет через несколько минут достоянием либо Федорчука, либо Щелокова. Я прекрасно понимал, что прежде всего о случившемся надо информировать Андропова. Он должен, как второй человек в партии и государстве, взять в свои руки дальнейший ход событий. На работе его еще не было, он находился в пути. Я попросил его секретаря, чтобы Андропов срочно позвонил на дачу Брежнева. Буквально через несколько минут раздался звонок. Ничего не объясняя, я попросил Андропова срочно приехать.
Тяжело было сообщать о смерти Брежнева его жене. Виктория Петровна мужественно перенесла известие о кончине мужа. Возможно, внутренне она была готова к такому исходу. «Неисповедимы пути Господни» — говорят в России. В 1972 году, когда Брежнев был еще полон сил, активно работал, мы боялись за жизнь его жены, у которой произошло обострение тяжелого диабета и развилась сердечная недостаточность. Давно нет Брежнева, в далекое прошлое уходят годы его руководства страной, а его жена, которую мы чуть было не похоронили в начале 70-х годов, еще жива.
Появился взволнованный и растерянный Андропов, который сказал, что сразу после моего звонка догадался, что речь идет о смерти Брежнева. Он искренне переживал случившееся, почему-то суетился и вдруг стал просить, чтобы мы пригласили Черненко. Жена Брежнева резонно заметила, что Черненко ей мужа не вернет и ему нечего делать на даче. Я знал, что она считает Черненко одним из тех друзей, которые снабжали Брежнева успокаивающими средствами, прием которых был ему запрещен врачами. Может быть, это сыграло роль в тоне отрицательного ответа на предложение Андропова. Андропов попросил меня зайти вместе с ним в спальню, где лежал Брежнев, чтобы попрощаться с ним.
Медицинский персонал уже уехал, и в спальне никого не было. На кровати лежал мертвый лидер великой страны, 18 лет стоявший у руля правления. Спокойное, как будто во сне, лицо, лишь слегка одутловатое и покрытое бледно-синей маской смерти. Андропов вздрогнул и побледнел, когда увидел мертвого Брежнева. Мне трудно было догадаться, о чем он в этот момент думал — о том, что все мы смертны, какое бы положение ни занимали (а тем более он, тяжелобольной), или о том, что близок момент, о котором он всегда мечтал — встать во главе партии и государства. Он вдруг заспешил, пообещал Виктории Петровне поддержку и заботу, быстро попрощался с ней и уехал».
Таков обстоятельный, и в общем-то весьма бесстрастный, равнодушный даже, рассказ о кончине Брежнева его номенклатурного лечащего врача, подчинявшегося к тому же чекисту Андропову. Тут придется добавить, что по сей день гуляют пересуды, сперва устные, ныне печатные, что Леонида Ильича, мол, отравили. Называются имена «отравителей» — Андропов с помощью Чазова.
Юридически эти сплетни безусловно несостоятельны, «убийцами» оба они не были. Однако, обозревая все данные о недомоганиях Брежнева, можно ясно заключить, что Чазов и вся его команда кремлевских врачей не лечила Брежнева, а залечивала. Генсеку нехорошо — дадим лекарство. Мало? Дадим двойное. Эти таблетки мало помогают? Ничего, резиденты КГБ тут же достанут за рубежом другие, еще более сильные. Даже на уровне советской районной медицины (которая, как сейчас видно, была довольно добросовестна), даже по этой простой мерке лечили Брежнева плохо, и по сути говоря, — небрежно, по-казенному о нем заботились.
У Леонида Ильича был один лишь верный помощник — Виктор Андреевич Голиков, проработавший с ним почти всю жизнь, и Генсек доверял ему полностью. Формально он был помощником по сельскому хозяйству, но по сути много занимался вопросами идеологии. Он почитал Сталина, не скрывая этого, и был стойким русским патриотом, помогавшим — осторожно и негласно — «Русской партии».
Голиков рассказал о «кремлевской медицине»: «Чазов — фигура зловещая, не врач он, а Бог знает кто еще, иначе не допустил бы такого лечения и смерти Леонида Ильича… Какие он давал ему лекарства? Я могу сказать. Это были сильнодействующие средства. Они его и доконали… Чазов всю информацию тащил в КГБ. И там решали, как лечить больного, что рекомендовать».
Грустно узнавать об этом, но так было. Леонид Ильич был добр, но ответной доброты в своем холодном окружении не нашел.
Эпилог
В русском народе издавна и твердо считали: как жил, так и помер…
Так ли, не так, но что-то справедливое в этой примете несомненно имеется. Легко расстался с жизнью Леонид Ильич — совсем не так, как его суровый и темноватый во многих отношениях наследник («самопровозглашенный наследник», если выражаться современными словами).
Да, рассказывали о Брежневе забавные анекдоты, и немало их набралось, но злых не было, а когда он скончался, никто не проклинал его. Ибо народ чувствовал — добрый он был «царь», хоть и непутевый. А сейчас, когда благополучная в его пору страна… не станем говорить о том, что всем известно… Так вот нынешний обездоленный русский народ и другие народы разваленного Советского Союза дружно вспоминают о своем житье-бытье при Леониде Ильиче, как о времени благополучном, покойном, почти счастливом…
С нашей точки зрения, эта народная оценка в общем и целом справедлива. Двадцать лет миновало, а память о Брежневе не приобретает темных оттенков, как то не раз случалось в истории, а делается светлее и светлее. Он обожал награды, не вполне четко говорил? Господи, да какие же это мелочи! Зато искренне любя стою Родину и ее народ, дворцов себе не строил, деньги в зарубежные банки не переводил. Теперь-то уж есть с кем его сравнить…
Вдова и дочь Леонида Ильича скончались, сын и зять ведут скромную жизнь пожилых пенсионеров. Один из внуков занялся было политикой, но неудачно. Племянница Люба уехала за рубеж и вела там жизнь довольно пеструю.
А в заключение — последний отрывок из бесед с вдовой Брежнева:
«— Вам одной скучно?
— Скучно, конечно. Но когда дети приходят, мне с ними еще скучней.
— Они со своими проблемами?
— Нет, разговоры, знаете… Сейчас они редко приходят — мне уже нечего им отдавать. Вот у меня портреты висят: их повесили сюда, потому что негде хранить. А картины, которые здесь раньше висели, детям подарила. Кому что нужно — все разобрали…
Иногда навещает правнучка Аля. Такая спокойная девочка, говорливая. С куклой войдет, на кресло ее положит, разденет… Купает ее и волосы расчесывает. Потом спать укладывает с разговорами, песенки поет. И мне развлечение. Она так хорошо все запоминает. Ей четыре года исполнилось. У меня уже пять правнуков.
— Когда начались притеснения, отобрали дачу, тогда же, говорят, и награды Леонида Ильича у вас забрали?
— Я сама сдала все. Помните, писали, как бандиты убили адмирала Холостякова и его жену, чтобы завладеть иностранным орденом с бриллиантами? И я решила (уже при Горбачеве) все награды сдать: и ордена Ленина, и Золотые Звезды Героя, и орден Победы — он же с бриллиантами? — и иностранные, и цепи золотые — какой-то орден с цепью был… А мне говорят: «У вас сабля подарочная, маршальская…» И ее сдала. Потом ко мне пришел товарищ из Общего отдела ЦК, говорит, прислали письмо в ЦК… Будто рабочий написал: «Где моя работа, которую я делал, — клык моржа, украшенный бриллиантами? Мне бриллианты, когда я вставлял, каждый раз выдавал работник КГБ и проверял, чтобы не подменил, — вечером уносил, а утром приносил. Я месяц трудился — где эта работа?» Вспомнила — был небольшой клык, с одной стороны — портрет Ленина, с другой — Спасская башня. В два ряда мелкие рубиновые камешки, как звездочки, а сверху мелкие бриллиантики, посередине большие… Кажется, восемь. Это подарили якуты.
— Там добывают алмазы, они могли такой подарок сделать.
— Думаю, хорошо, что клык сохранился в ободранной коробке, веревкой перевязанной. Отдала… Да еще потом допытываться стали: «Где золотой сервиз?» Говорю, золотого сервиза у меня нет, есть только серебряный, заказанный в Кубачах, с эмалью. Забрали. «Подарки нужно сдавать — не положено…» Не знаю, может быть, так теперь заведено… Но выходит, только Брежневу нельзя, а другим будто и подарков не дарили.
