«Пражская весна» породила в Москве и Ленинграде кучки подражателей, в основном среди так называемой «творческой интеллигенции», а точнее — среди окололитературных, околокиношных и прочих советских «образованцев». Они составляли разного рода машинописные обращения «к мировой общественности», которые распространяли среди им подобной публики. И, разумеется, снабжали этим добром разного рода радиоголоса. Те озвучивали это на всю нашу огромную страну, и потрясенные советские граждане на Урале, в Закавказье или в Заполярье с изумлением узнавали, что в столице кипит борьба за «свободу»… Пиком тут стала крошечная «демонстрация» на Красной площади в Москве в дни ввода наших войск в Чехословакию.
Ну, демонстрантами занялось ведомство Андропова, а более многочисленными протестантами и подписантами — ведомство Суслова. Суровый Кощей словоблудия не любил, причем всякого. Болтунов наказали, хоть и очень мягко, уж совсем не по-сталински. Сохранился затерянный в пыли времени документик — о наказании членов Союза писателей Москвы, в тех делах особенно наследивших. Все отделались выговорешниками разных видов, но куда более характерно другое. Из тридцати пяти фигурантов лишь несколько оказались русскими, включая известного впоследствии Владимира Максимова, а более тридцати прочих — с совсем иными данными в «пятом пункте». И то был точный срез национальных соотношений в данном раскладе. С тех пор и в течение всех семидесятых Суслов и Андропов неуклонно одергивали разного рода «диссидентов» (об этом речь далее), но проделывали это осторожно, ибо Брежнев крайностей не любил и их не одобрял, хотя в непосредственные дела обоих ведомств не влезал.
Только раз он вмешался в дела сусловского ведомства, и весьма решительно, и по очень важному вопросу, в 1975 году был подготовлен очередной том «Истории КПСС» о первом послевоенном десятилетии. Руководителем был Б.Н. Пономарев, имевший образование «красного профессора», но ставший «академиком от ЦК КПСС». Был он твердым, но скрытым противником Сталина. В макете тома отрицательно осветили XIX съезд партии, прошедший в 1952 году, последний сталинский. Не сообразил пустяковый «академик», что Генсек Брежнев был избран в Центральный комитет, а потом и в Секретариат именно на том самом съезде.
Точно до сих пор не известно, на каком уровне выступил по этому поводу Брежнев, ничего в печати не появилось, до сих пор ученые до подлинных документов не добрались (да пытались ли?). Однако тогда знал о том весь так называемый «идеологический актив» столицы. Пономаревские старатели осудили съезд за низкий, видите ли, образовательный уровень. Но это уже в послесталинское время партчиновники стали навешивать себе ученые звания (тот же Пономарев членкором сделался в 1958-м, а академиком — в 1962 году, ученый от многомудрого Хрущева!). Сюда и направил Брежнев свой упрек, и довольно впечатляющий. Мы, делегаты того съезда, воевали, а потом трудились над восстановлением разрушенной Родины, нам не было времени и возможностей заниматься учеными изысканиями, — вот так примерно, как мы слышали в семидесятых годах, сказал Брежнев.
Злополучный том вернули «на доработку», а Пономарев так и остался кандидатом в члены Политбюро, полноправным членом не стал, не простил ему Брежнев того навета на все сталинское поколение.
Так начались знаменитые брежневские «качели» — шаг в одну сторону (одобрение или осуждение) точно соответствовал шагу в сторону противоположную. Что ж, своя простоватая мудрость тут была.
Теперь Суслов с молчаливого одобрения Брежнева начал выкорчевывать засевших в пропагандистском аппарате сталинистов. Главное свершилось в течение 1969 года, в 90-летие Сталина. Год начался с резкого выпада шелепинских сторонников: появилась в «Коммунисте» статья явно про-сталинского толка, с обвинениями в адрес либеральных идеологов, среди подписавших значилось несколько работников ЦК и один из помощников Брежнева, Голиков. Верхушечные сталинисты получили поддержку со стороны «своего» фланга: в середине года в «Октябре» появился боевой роман Кочетова «Чего же ты хочешь?» — критика разрядки и сближения с Западом была там последовательной и удивительно смелой. Однако у Кочетова не имелось свежей положительной идеи, а от русского возрождения он резко и враждебно отмежевался (роман был столь скандальным, что его не издали отдельной книгой, это сделали только в Минске — Машеров был последовательный противник разрядки и борец с сионизмом, в конце концов он доигрался). К концу года к изданию готовились сочинения Сталина и многое прочее, но… ничего не вышло, сусловские люди пересилили.
Они все же были мастера высокого класса, поэтому нанесли своим профанам-соперникам удар страшной силы, а главное — с неожиданной стороны. В том же 69-м в тихой Финляндии международный лазутчик, советский гражданин, бывший зэк и мелкий фарцовщик в юности некий Виктор Луи передал западным издательствам «мемуары Хрущева». Документ, как показало время, был в целом подлинным, но хорошо и целенаправленно отредактированным. Основная нехитрая идея «мемуаров» — разоблачение негуманного Сталина, но особенно его «антисемитизма» (то, что простоватый Никита сам был грубым антисемитом, редакторов не смущало). Мировая «прогрессивная общественность» стала на дыбы: как! в Советском Союзе собираются вновь возвысить этого негодяя и антисемита?! Ясное дело, многие руководители западных компартий, а также все «прогрессивные деятели» доложили в ведомство Пономарева о своем негодовании. Пришлось, так сказать, согласиться с «прогрессивным общественным мнением» и реабилитацию Сталина отложить.
1969 год закончился, к несчастью для Шелепина и его сторонников, жалкой статейкой в «Правде», опрокинувшей все надежды сталинистов. В начале 70-го сусловцы извергли из своей среды двух сталинистов, занимавших ключевые посты в идеологии: зав. пропагандой ЦК Степанова и председателя Госкомиздата Михайлова (бывшего сталинского выдвиженца на XIX съезде), а также кое-кого помельче. Шелепин, Полянский и Мазуров еще ходили на заседания Политбюро, но жизнь текла уже мимо них. Вся власть в стране сосредоточилась в двух родственных центрах: Брежнева с его помощниками и Суслова — Пономарева (жены всех троих были одного происхождения). Ну и примкнувший к ним Андропов…
Невидимый, но исключительно важный этот переворот оказал немедленное и очень сильное влияние на текущую идеологическую обстановку. Укрепившейся правящей группе уже не нужна стала шумная антисоветская оппозиция: как великое общественное движение оно могло привести бог знает куда. Принимаются внешне жесткие меры: снят Твардовский, убраны из журнала наиболее воинственные либералы, усмиряется задиристая «Юность». Более того: резко придавили полулегальное «демократическое движение», теперь не нужна была «пражская весна» в Москве, власть находилась в надежных руках. Наиболее непримиримых диссидентов выслали в Париж, Иерусалим и Калифорнию, чтобы они тут не мутили воду своим честолюбивым нетерпением. Наконец, евреям разрешили широкий и, по сути, ничем не ограниченный выезд за рубеж: недовольство с этой стороны было ликвидировано полностью.
Однако положение стало резко меняться с тех пор, как появилась «Молодая гвардия», возглавляемая Анатолием Никоновым. Об этом человеке со временем будет написано много, а сейчас, когда он скончался в полной безвестности, пришла пора сказать: то был подлинный русский самородок. Получив образование, лишенный литературных и иных гуманитарных дарований, он обладал природным вкусом и безупречным чутьем на все хорошее и дурное. Самодумкой, без подсказки он понял значение русской истории и культуры, распознал разрушительные силы, плясавшие на поверхности в разного рода маскхалатах. Необычайное обаяние и бескорыстие позволили ему сделаться подлинным вдохновителем первых важнейших шагов русского возрождения. Как и положено у нас, недооцененный современниками на Родине, он получил должную оценку у международных русофобов. Сомнительный француз Леон Робель, женатый на выпускнице МГУ и вхожий во многие московские салоны, писал в 1972 году в парижском либерально-марксистском журнале: «Когда Александра Твардовского вынудили отказаться от руководства журналом «Новый мир», во всем мире много говорили об этом… Когда же в начале прошлого года главный редактор журнала «Молодая гвардия» был освобожден от своих обязанностей, это решение, политически намного более важное, прошло при полном молчании…» Да, Робель был прав: снятие Никонова было действительно «политически более важным», чем отставка спившегося и устаревшего Твардовского.
