Вот описываются охотничьи проказы Леонида Ильича, отрывок столь забавен и вместе с тем выразителен, что его нельзя не воспроизвести:
«Возвращаясь с охоты в хорошем расположении духа, Леонид Ильич всегда говорил начальнику охраны: «Этот кусочек кабанятины отправить Косте (Черненко), вот этот — Юрию Владимировичу, этот — Устинову». Потом, когда фельдсвязь уже должна была бы до них донестись, брал трубку и звонил. «Ну, как, ты получил?» — «Получил». Тут Леонид Ильич с гордостью рассказывал, как он этого кабана убивал, как он его выслеживал, какой был кабан и сколько он весил. Настроение поднималось еще больше, те, в свою очередь, благодарили его за внимание, а Леонид Ильич в ответ рекомендовал приготовить кабана так, как это всегда делает Виктория Петровна».
Эти добродушные шуточки с кабаньими шматками — едва ли не единственная интимность, которая известна в отношениях Брежнева и Андропова. Нет никаких данных, чтобы между ними возникали какие-то душевные отношения, как это водилось у Леонида Ильича с Устиновым, Щелоковым и тем паче с верным Костей. Так что «кабаньи шуточки» с пожеланием кулинарных рецептов от супруги — пустячки, игра; пожилой Генсек до конца дней оставался хитер и осмотрителен.
К Андропову он всегда относился с подозрением (и, как увидим, не зря). Это отчетливо просматривается в его действиях. Андропов коронуется на Лубянке 19 мая 1967 года. Его, как положено, освобождают с поста секретаря ЦК по соцстранам, но уже на следующем Пленуме он входит кандидатом в члены Политбюро — всем давали ясно понять, что это не только личное повышение самого Андропова, но и повышение престижа его ведомства: после Берии уже полтора десятилетия шефы «органов» в Политбюро не заседали.
Все вроде бы складывалось успешно для новой карьеры Юрия Владимировича. Но… уже в ноябре у него появляется первый зам, второе лицо в ведомстве — многоопытный в сыскных делах Цвигун, доверенное лицо Генсека. В июне 1970-го на должность «простого» зампреда назначается Цинев, в его ведение входила разведка.
Но третий случай в этом ряду особенно характерен. В июне 1950-го закончил Днепропетровский металлургический институт молодой коммунист, скромный участник войны Виктор Чебриков. Получил назначение поначалу самое скромное — рядовым инженером на завод, но прослужил он в этом качестве лишь несколько месяцев, а затем перешел на партийную работу. Карьера была стремительна: уже в 61-м становится первым секретарем огромного промышленного города Днепропетровска (всего-то в тридцать восемь лет, явно не без покровительства!), а в 67-м — вторым секретарем обкома (три миллиона подданных!).
Брежнева перевели из Днепропетровска в Кишинев в июле 1950-го, вряд ли он мог знать способного студента Витю Чебрикова, но Леонид Ильич через своих многочисленных наследников-земляков внимательно следил за кадрами любимой епархии и охотно выдвигал их — примеров тому множество. Так вот его взор (а только он и решал подобные вопросы) остановился на перспективном партработнике Чебрикове: того примерно в одну пору с Андроповым переводят на Лубянку, где он становится начальником Управления кадров.
Итак, Брежнев безупречно провел не только «зачистку» опасного Семичастного, но и надолго полностью обезопасил себя от возможного повторения подобных казусов на Лубянке. И находились же разного рода писаки — любого толка! — что в грош не ставили государственно-политических способностей Леонида Ильича. Нет уж, провести такую замысловатую и успешную операцию мог только политик напористый, целеустремленный и волевой.
Судьба покровителя «комсомольских чекистов» Шелепина решалась одновременно. Тот был, что теперь несомненно, деятель крепкий, с характером и волей, он держался твердо и не отступал. К сожалению для него, он был аппаратчик, а не политик, своей политической или даже идейной линии так и не создал. Уже при С. Павлове вокруг ЦК ВЛКСМ сформировалась команда молодых партийных патриотов, которых Ю. Андропов потом окрестил «русистами». Команда была малочисленна, однако очевидно, что все были способны к росту. Шелепин даже и мысли не допускал опереться на них, хотя политическая перспектива тут четко просматривалась. Словом, ставка на патриотическую линию, взамен брежневской «никакой» линии, не состоялась и даже не обдумывалась. А попытки переиграть Брежнева на поле чисто дворцовых интриг — они оказалось совершенно безнадежными, не тот игрок был Леонид Ильич!
Позднее, уже находясь долгое время на пенсии, Шелепин жаловался на несправедливость к нему Брежнева, приводил разные примеры. Как-то, пребывая на посту секретаря ЦК, вдруг заинтересовался он сельским хозяйством, объехал ряд районов, в итоге «привез истинные цифры и факты, а не те, которые представляло ЦСУ СССР, поддержал и идею о создании животноводческих комплексов, но не в ущерб мелким и средним животноводческим фермам, многие из которых все же были ликвидированы, что, конечно, отрицательно сказалось на снабжении населения мясом, молочными продуктами. В заключение своего выступления внес предложение об освобождении с поста министра сельского хозяйства В.В. Мацкевича.
К моему удивлению, подводя итог заседания Президиума, Брежнев никак не отреагировал на мои замечания и предложения. На другой день вызвал меня. «Как понимать твое вчерашнее выступление?» — резко спросил он. «А так и понимать, как было сказано», — ответил я. «Твоя речь была направлена против меня!» — «Почему?» — удивился я. «А ты что, не знаешь, что сельское хозяйство курирую я? Значит, все, что ты говорил вчера, — это против меня… Затем, какое ты имел право вносить предложение о снятии с работы Мацкевича? Ведь это моя личная номенклатура!»
Дорого мне обошлось это выступление. С той поры каждый раз записывался для выступления в прениях на пленумах ЦК. Однако ни разу мне не дали возможности выступить».
В данном случае не имеет особого значения существо дела, кто из них был прав по конкретному вопросу. Но ясно любому, что политическая борьба такими детскими способами вестись успешно не может. Но именно так пытались одолеть Брежнева Шелепин и его немногочисленные и постоянно редевшие в верхах власти сторонники. Многоопытный кремлевский придворный Александров-Агентов сообщил:
«Мне вспоминаются пространные замечания и поправки, которые постоянно поступали от Шелепина, к текстам речей, рассылавшихся Брежневым. Все они шли в одном направлении: заострить классовый подход к проблемам, укрепить дисциплину, тверже противостоять проискам империализма, покончить с рецидивами «хрущевщины», к которым он относил и курс на укрепление мирного сосуществования во внешней политике, возобновить взаимопонимание с руководством Китая (а ведь это было время «культурной революции» в Пекине). Брежнев эти замечания читал, но в общем игнорировал.
Куда более серьезным, с его точки зрения, был факт, что вокруг Шелепина начала собираться компактная группа его единомышленников, главным образом в сфере госбезопасности и идеологии…
Так или иначе, но поведение А.Н. Шелепина и постоянные публичные выступления его приверженцев становились все более активными и по существу приобрели характер целеустремленной борьбы за «исправление» линии, проводившейся Брежневым.
Сам Леонид Ильич явно воспринял это как доказательство намерения Шелепина выступить его соперником и занять высший пост в стране. Реакция последовала довольно быстро и радикально, хотя и в завуалированных по-брежневски формах. Были смещены и посланы на дипломатическую работу в дальние страны руководители Комитета по радиовещанию и телевидению и ТАСС».
О том же свидетельствовал и главный кремлевский лекарь В. Чазов, который не только (и не столько даже!) врачевал своих высокопоставленных пациентов, сколько наблюдал за политическим соревнованием между ними: «Все первое полугодие 1967 года мне часто приходилось встречаться и с Брежневым, и с Андроповым, и я чувствовал их уверенность в успешном исходе борьбы с Шелепиным, который оказался менее искушенным и искусным в сложных перипетиях борьбы за политическую власть. Ни в Политбюро, ни в ЦК он так и не смог создать необходимого авторитета и большинства. Старики не хотели видеть во главе страны «комсомольца», как они называли Шелепина, памятуя его руководство комсомольской организацией СССР. Хотя я помню то напряжение, которое царило перед Пленумом ЦК КПСС, на котором Шелепина освободили от должности секретаря ЦК».
