Остановиться и подумать Стивен не успевал. Под влиянием страсти он утратил рассудительность. Им владело одно желание и одна мысль: пусть это продолжается. И это властное требование делало его поведение на людях лишь более спокойным.

Изабель поражалась мощи внезапно проснувшейся в ней жизни тела, а опасные, торопливые встречи со Стивеном возбуждали ее не меньше, чем его. Однако ей не хватало той доверительности, с какой они вели разговор при первом свидании в красной комнате; разговор этот казался ей проявлением того же тонкого искусства близости, что и любое из открытых ими прикосновений.

Как-то утром на той неделе им удалось наспех пошептаться в коридоре, а днем Стивен нашел предлог вернуться с фабрики пораньше. Изабель сумела отослать Маргерит и Лизетту из дому на несколько послеполуденных часов.

Она ждала его в красной комнате. После он сидел, откинувшись на подушки, вглядываясь в висевшую над каминной полкой картину с изображением средневекового рыцаря. За решеткой камина пламя поглощало аккуратно нарубленную растопку и уголь. У дальней стены комнаты стоял большой, кустарной работы гардероб, в нем хранились неиспользуемые шторы, коврики, зимняя одежда и всякого рода вазы, часы и коробки, для которых в доме не нашлось другого места. Некрашеную деревянную оконную раму покрывала паутина трещин. За окном покачивались под легким ветерком белые цветки клематиса.

Стивену впервые со времени поездки на реку представилась возможность рассказать Изабель о Лизетте. И он в опрометчивой доверчивости страсти поведал ей все, ожидая, что она оценит его честность и не поддастся низменному недовольству.

Изабель услышанное удивило:

– Не понимаю, где она могла узнать о подобных вещах.

– Полагаю, она взрослее, чем мы думаем. Ты в ее возрасте такие чувства испытывала?

Изабель покачала головой:

– Жанна рассказала мне о том, что рано или поздно случится, но я не ощутила желания, во всяком случае, такого, как у Лизетты в твоем рассказе.

– Я думаю, ей не хватает материнской заботы. Она жаждет внимания.

– Была она возбуждена? Была… не знаю, как спросить.

– Ты спрашиваешь, была ли она готова отдаться мужчине?

– Да.

– Да, телесно она готова, вот только мужчину Лизетта почти наверняка выберет не того.

– Тебя.

– Если не хуже.

Изабель покачала головой:

– Бедная Лизетта.

А затем вгляделась в лицо Стивена и спросила:

– Тебе хотелось… с ней?

– Нет. На миг во мне проснулся инстинкт, как у животного. Но нет. Я хочу предаваться этому только с тобой.

– Не верю, – сказала она и рассмеялась.

Стивен улыбнулся ей:

– Ты дразнишь меня, Изабель.

– Да, конечно, – она сверху вниз повела ладонью по его животу, прошептав ему в ухо: – Ты такой безнравственный.

Стивену временами казалось, что тело его – не более чем канал, который используют некие внешние силы; оно почти не знало ни усталости, ни меры. Снова оказавшись поверх Изабель, он подумал о Лизетте. Нет сомнения – рассказ о ее нескромности каким-то извращенным образом возбудил Изабель.

Спустя некоторое время он сказал:

– Я боюсь, что она расскажет все твоему мужу.

Изабель, к которой уже вернулась ясность мысли, ответила:

– Меня сильнее тревожит то, что, похоже, мой долг – остаться и присматривать за нею.

– Остаться?

– Да. Вместо…

– Вместо того чтобы уехать со мной в Англию?

Изабель, услышавшая наконец эту мысль облеченной в слова, молча кивнула.

Тихий восторг охватил Стивена: слова произнес он, но мысль-то принадлежала ей.

– Однако именно это тебе и следует сделать, – сказал он. – Оставить мужа, который бьет тебя, и уехать с мужчиной, который тебя любит. Лизетта – не твоя дочь. Ты уже сделала для нее много хорошего, помогла ей. И в конце концов ты должна жить своей жизнью. А шанс на это у тебя всего один.

Стивен различил в своих словах нотку выспренности, но отступаться от них не стал. Пусть Изабель запомнит их, пусть они останутся с нею, когда она будет принимать решение наедине с собой.

– И что же мы будем делать в Англии? – спросила она, поддразнивая Стивена, еще не готовая думать об этом серьезно.

Стивен протяжно вздохнул:

– Пока не знаю. Поселимся в тихом уголке, вдали от Лондона. Я найду работу в какой-нибудь конторе. Заведем детей.

Услышав это, Изабель посерьезнела.

– А Лизетта, а Грегуар… Они потеряют еще одну мать.

– Ты, если останешься, потеряешь жизнь.

– Мне не хочется думать об этом.

– Придется. На следующей неделе меня ожидают в Лондоне. Ты могла бы уехать со мной. Или мы могли бы обосноваться где-то во Франции.

– Или ты мог бы остаться и работать здесь. И мы бы встречались.

– Только не это, Изабель. Ты же знаешь, это невозможно.

– Мне пора одеться. Спуститься вниз и ждать возвращения Лизетты.

– Прежде чем ты уйдешь, я хочу спросить тебя кое о чем. Люсьен Лебрен. Ходили слухи, что ты и он…

– Люсьен! – Изабель засмеялась. – Он нравится мне, по-моему, он очень мил, но, право же…

– Прости. Мне не следовало спрашивать. Просто… Меня это беспокоило.

– Не беспокойся. Никогда не беспокойся. Существуешь только ты. А теперь мне и вправду пора одеваться.

– Тогда позволь я тебя одену.

Стивен подошел к креслу, на котором она оставила одежду.

– Так, поставь одну ногу сюда, другую сюда. Теперь выпрямись. Вот это идет следующим, верно? Как оно застегивается? Подожди, я сейчас расправлю. Ты так тяжело дышишь, любовь моя. Это потому, что я коснулся тебя, вот здесь? Или здесь?

Полуобнаженная Изабель стояла, сжимая ладонями голову опустившегося перед ней на колени Стивена.

Когда она снова смогла дышать ровно, он встал и спросил:

– Ведь ты уедешь со мной, правда?

Ответ она прошептала так тихо, что Стивен едва услышал его.

Входная дверь хлопнула – это Азер вошел в вестибюль, держа в руке номер вечерней газеты.

– Изабель, – позвал он. – Забастовка закончилась. Завтра красильщики выйдут на работу.

Она показалась на верхней площадке лестницы:

– Хорошая новость.

– И завтра же Меро сообщит рабочим о моих новых условиях.

– Я очень рада.

По крайней мере, думала она, это означает, что настроение у Азера будет хорошее, он не станет говорить с ней в оскорбительном тоне или приходить в ее комнату, чтобы излить раздражение.

– Так когда вы нас покидаете, месье? – спросил Азер за обедом, наливая немного вина в бокал Стивена.

– В конце недели, как и было условлено.

– Хорошо. Как я уже говорил этим утром, нам было интересно поработать с вами. Надеюсь, и вам у нас понравилось.

– Особым удовольствием было для меня общение с вашим очаровательным семейством.

Вид у Азера был довольный. Глаза его на время утратили загнанное выражение. Он с видимым наслаждением предвкушал возвращение к нормальному течению жизни во всех ее проявлениях.

Изабель сознавала, что скорый отъезд Стивена и окончание забастовки доставляют мужу облегчение, но недоумевала: неужели он с радостью помышляет о возобновлении той жизни, какую они вели раньше. Разумеется, он мог фантазировать, что жестокостью своего обращения с женой подготавливает болезненный переход к более возвышенным отношениям, но ей было трудно поверить, что ему не терпится вернуться к своим страхам и сомнениям. Изабель не боялась его, однако замашки мужа вселяли в нее тоску. Пустые зимы ожидали ее впереди; если он доволен собой и меняться не желает, она изведает рядом с ним одиночество большее, чем когда-либо испытывала наедине с собой.

А между тем у нее был Стивен, воплощавший возможности, обдумать которые хоть с малой долей рассудительности она так и не успела. Слишком большая опасность крылась в ее чувстве к нему, требовавшем резкой перемены всего ее жизненного уклада. Изабель считала, что сумеет не наделать ошибок, положившись во всем на Стивена, – он хоть и был моложе, чем она, но представлялся ей человеком, уверенно отличавшим правильное от неправильного.