В. Кобелль. Сражение при Полоцке 18 августа 1812 г. Комментарий под кроками В. Кобелля

Впрочем, так думало русское командование, а войска, по словам Антоновского, были «нерасположены нынешний день к неприятельским действиям, а начали варить обед или ужин; конечно, в такое время отлучаются люди за водою, за дровами и за фуражировкою». Он считал, что «нам совсем не должно было полагаться на том, что французы без боя оставят Полоцк. Быть может, так бы и случилось, если бы решительнее действовали накануне этого дня, то есть 5 августа, но мы так не сделали, а облокотились на одну мысль, что и без драки войдем в Полоцк, и ошиблись… Мы считали французов в количестве, превосходившем нас, а потому, если справедливо судить, и это с нашей стороны была неосторожность, которая и вовлекла нас в неприятность и поставила в такое положение, что мы перестали думать выгнать французов из Полоцка». Д’Альбиньяк заметил, что «русская армия была совершенно спокойна; они думали, что производимые движения были вызваны сменой постов… Русские находились в столь большой беспечности, что готовили себе суп». Итак, очевидно, что русские войска совершенно не ожидали атаки противника.

В рапорте Сен-Сир написал: «Примерно к 5 часам все войска и артиллерия вышли на позицию, чтобы двинуться на неприятеля, который не заметил ничего из наших приготовлений. Точно в 5 часов (a cinq heures precises) вся артиллерия начала свой огонь, и наши пехотные колонны выдвинулись под его прикрытием, чтобы атаковать левый фланг и центр противника». Вреде же сообщил, что «выстрелом в 4 часа моя 12-фунтовая батарея дала сигнал к атаке. В один момент батарея из 31 пушки начала стрелять, огнём картечи и ядер она привела в беспорядок аванпосты неприятеля». Из других баварских реляций можно сделать обоснованный вывод, что сосредоточение войск, по крайней мере баварских, на исходных позициях завершилось к 16 часам, и тогда же были отданы приказы для начала атаки, а канонада началась в 16 ½ — 17 часов.[166]

По словам Берга, «в 5 часов пополудни противник открыл жестокую канонаду со своего правого фланга по нашему левому флангу, так что немедленно многие наши пушки батарейной № 27 и лёгкой № 9 рот, которые находились перед мызой, где находилась главная квартира армейского корпуса, были опрокинуты со своих колёс, разбиты и почти все их лошади были убиты или ранены». «Сказывали, — вспоминал Антоновский, — что первые два залпа из орудий направлены были на квартиру графа Витгенштейна, который едва-едва не сделался жертвою хитрой выдумки французской». Сам Витгенштейн писал, что противник в 4 часа пополудни начал «жесточайшую кононаду против центра моего, а особенно против корпусной квартиры, находящейся в мызе Присменице в центре ближе к левому флангу. Жестокое действие неприятельской артиллерии и неожиданное наступление стрелков и пехотных колонн расстроили сначала передовую стрелковую нашу цепь и позволили неприятелю наступать против батарей центра нашего и левого фланга». Дибич также записал, что «концентрический огонь всех батарей, которые начали стрелять одновременно, почти уничтожил мызу Присменица, где находилась наша Главная квартира, и учинил беспорядок в 5-й дивизии и в войсках Властова, но пушки батарейной № 27 роты, которую полковник Дибич разместил так, чтобы взять во фланг батареи, которые прибыли разместиться у Спаса, ослабили их огонь и вынудили их покинуть возвышенности. Пока эти батареи меняли позицию, русские войска построились для сражения». По словам Берга, также «шесть пушек батарейной № 5 роты, которые находились на нашем левом фланге ответили сильным огнём».

Командир 6-й баварской батареи признавал: «Едва только был сделан первый залп, как от 30 до 40 неприятельских артилерийских орудий быстро ответили мне. Неприятельские орудия состояли из 12-фунтовых пушек и около пяти 6-фунтовых; несмотря на то, что огонь поддерживался столь оживлённо с обеих сторон только в течение часа, каждое орудие сделало по пятьдесят выстрелов, хорошо наведённых и эффективных. Огонь артиллерии длился добрый час; в это время целью нашего хорошо направленного огня было причинить ему большие потери и привести его в беспорядок». Командир 4-й батареи писал, что «размещённые слева русские батареи тотчас начали обстреливать ядрами, гранатами и картечью мою правую полубатарею»; несколько канониров и лошадей были убиты и ранены. По 11-й батарее «стреляла в косом направлении неприятельская батарея, размещённая на левом крыле, тогда как две другие батареи неприятельского центра направились против неё и подвергли сильному огню, так как она была размещена на склоне, который никак не мог прикрыть от неприятеля. Однако батарея постоянно поддерживала самый сильный огонь и сохранила необходимое спокойствие, хотя значительная часть номеров расчётов состояла из людей, которые не участвовали ещё ни в одном бою».

Батареи 2-го корпуса (24 орудия) также открыли огонь. Дибич пишет, что «в центре генерал Гамен также использовал действие шести орудий № 27 роты, чтобы построиться. Он отбил колонны, которые выдвинулись против него… Несколько колонн дивизии Вердье выдвинулись против нашего правого фланга с самого начала дела, но перекрёстный огонь батарей № 1 и 28 (6 орудий) заставил их вновь занять свою позицию». По словам Витгенштейна, «открыл неприятель так же батареи свои против правого фланга нашего, но был в скорости сбит 6 орудиями подполковника Мурузи и конной роты № 1». Антоновский вспоминал, что полковник Рот с офицерами спокойно обедал, когда «в 4 часа пополудни в левой стороне от нас разразился необыкновенный выстрел, потрясший даже воздух на подобие порохового взрыва… За первым выстрелом вслед сделан был другой, как объяснилось, залпом из батарей, и с тем вместе и ружейный огонь мгновенно разразился по всей линии нашей 5-й дивизии. Полковник Рот тотчас поставил 26-й полк в боевой порядок и ожидал дальнейших приказаний». При этом, «Рижского драгунского полка лошади, приветствуемые у коновязей картечью, оторвались и бросились в лес, заставив своих драгунов маневрировать конных по пешему… Дабы остановить, сколько можно, неприятельскую кавалерию батарея подполковника Мурузе, обстреливавшая большую Полоцкую дорогу, начала действовать, но по отдаленности ни мало не воспрепятствовала французской коннице, а действиями своими обратили на себя внимание неприятельской артиллерии, которая тотчас из редутов, перед нами бывших, начала отвечать». Надо полагать, что речь здесь идёт о выдвижении на позицию бригады Корбино.

По словам Сен-Сира, при звуках канонады дивизия кирасир Думерка, проходившая через город, «побросала связки фуража, которым запаслись кавалеристы, направилась галопом к назначенному месту на левом фланге армии, единственному пункту расположения наших войск, где она могла найти достаточно места для своего маневрирования». Марбо уверял, что «перед самой атакой Сен-Сир приказал в тишине привести все эскадроны и разместить их за амбарами, за которыми начинались луга. Именно на этой ровной земле должна была действовать кавалерия, атакующая правый фланг неприятеля. Ей предстояло прикрыть левый фланг нашей пехоты».

«Невозможно выразить в простом рассказе, — вспоминал Сен-Сир, — замешательство, произведённое в русских войсках первыми залпами нашей артиллерии и внезапным появлением наших колонн; каждый бежал к своей лошади, к своей пушке, к своему знамени, за своим оружием». В рапорте он написал: «Дивизия Вреде дебушировала справа от деревни Спас и с большой храбростью и пониманием атаковала левый фланг неприятеля; дивизия генерала Деруа дебушировала через ту же деревню Спас; дивизия Леграна — слева от этой деревни, соединяясь на своём левом фланге с дивизией Вердье, одна бригада которой наблюдала за правым флангом противника, который был размещён на дороге из Гамзелевой. Дивизия Мерля прикрывала с фронта город Полоцк, и частью с тыла».