Ваше Высочество!

Помятуя Ваше всегдашнее ко мне благорасположение и предполагая, что истинное состояние нашей морской силы здесь должно вас интересовать, считаю долгом сообщить следующее:

Вероятно, к тому времени, когда это письмо дойдет до вас, внешние обстоятельства, которые теперь уже весьма критические, могут осложниться настолько, что произойдет если не вооруженное столкновение с Японией, то некоторые активные действия, хотя бы в виде военной демонстрации.

Вам, наверное, лучше меня известно, что правительство Японии завралось и залезло в такое положение своими неуравновешенными поступками, что разные приемы вроде роспуска парламента, созыва военных (высших!) чинов и т. п., которые недавно можно было бы объяснить желанием оттянуть развязку и добиться соглашения, теперь оказываются лишь произведенными вследствие невозможности распутаться в своих комбинациях.

В течение 10 лет ненависть японского народа к нам только возрастает, и, насколько лишь известно из виденного весной и разговоров с Извольским и Розеном, легко может наступить время, когда внутреннее возбуждение закипит настолько сильно, что благоразумные люди, имеющее пока влияние на правительство, не в силах будут удерживать войну. Прошлая китайская война и другие внутренние усобицы внезапно разразились таким же образом, что видно из их истории за последние 100 лет.

Нечто подобное имеет место теперь, и все наши уступки, которые в последний момент казалось, мы могли бы сделать, вряд ли их удовлетворят, так как, будучи азиатами, они принимают уступки за слабость, а миролюбие за лесть. Я надеюсь, что ошибаюсь, но пока все показывает противное. В начале скоро возможной войны Япония решится напасть на главную часть нашей морской силы (эскадры), находившейся а Артуре. Отряд 4 крейсеров, долженствовавший действовать, опираясь на Владивосток под начальством Штаксельберга, наверное, произведет свое дело — быстрым набегом отвлечь часть сил. К выжидательному образу действий первое время нас понудит отсутствие в Артуре дока и мастерских, благодаря чему можно иметь, вероятно, только одно большое сражение.

Корабли эскадры находятся в великолепном состоянии относительно вооружения и материальной части. За немногими исключениями (вроде обоснованного на бывших случаях страха кочегаров “Ретвизана” быть ошпаренными своими же котлами и т. п.). По части использования оружия дела обстоят так: корабли в одиночку стреляют хорошо, а эскадренные стрельбы в июле и произведенные осенью при наместнике вполне неудачные из-за скованности маневрирования. Минная стрельба производилась всеми судами и миноносцами, на последних из-за постоянного ожидания войны.

Эскадра маневрирует удовлетворительно, но по преимуществу занимается не военными построениями, двойной кильватер и т. п. Машины всех судов дают ходы немногим меньше пробных, и боевой ход эскадры 15 уз. Последнее время изображения на ленту принимаются по телеграфу на 80–90 миль.

В погрузке угля совершенно не практикованы, и дело это не организовано. Эскадренная жизнь совсем расхлябалась, как, волчок, в конце своего верчения. Портовые запасы угля (120 тыс. т) намного меньше, чем у японцев, погрузочных средств маловато, снарядов в Артуре от '/ полного комплекта, провизии тоже недостаточно (доверие к ней подорвано вследствие от пуска гнилья, внимание на это обращено). Воды котельной хватит, питьевую опресняют также для некоторых котлов (Никлосса, Шульца).

Внутренний рейд настолько вычерпан, что весь флот может в нем уместиться и теперь большинство судов стоят там в резерве. В случае начала кампании до конца холодов на судах имеется достаточно теплого платья.

Перехожу к главному, т. е. к личному составу. Нижние чины, те же русские воины, которые создали нашу Россию, 6,5 лет находятся в стальной коробке в постоянном ожидании дудки, увольняемые на берег раз в 1,5 месяца, а то и реже. При непривлекательных к настоящему времени и месту порядках судовой жизни, их служба очень тяжела. Один из результатов несоответствия уставов с жизнью является то, что мало судов, где не было бы 5-10 пьяных вечером в будени (в дни, когда такая баржа у борта, и иногда без того), несмотря на строжайшие взыскания.

При продолжительном стоянии на месте и однообразии работ и учений они с радостью волнуются при всяком развлечении, но таковые устраиваются редко и только на некоторых судах. Несмотря на все вышесказанное, озлобление, бывшее при начале введения резервного положения, теперь исчезло, и число крупных нарушений дисциплины значительно уменьшилось. Матросы-специалисты и унтер-офицеры не очень забыли полученные сведения, на них и на старших из судовых офицеров держится вся боевая способность корабля, так как младшие офицеры очень часто меняются.

Мичмана, которые составляют 60 % офицерского состава, в большинстве случаев трудолюбивы, но мало привязаны к своим кораблям и имеют малое влияние на команду. С июня 5 человек из них кончили жизнь из револьверов, вообще они скучают, и все вахты мало заняты. Старшие специалисты очень хороши и много работают. Командиры судов 1 ранга по преимуществу удовлетворительны, но есть несколько посредственных, на крейсерах дело обстоит лучше и есть отличные начальники (Дабич, Эссен, В.А. Степанов, Сарычев).

На миноносцах значительное большинство хороших командиров, которое дает надежду, что следующее поколение на судах будет значительно лучше нынешних. Но об этом теперь не время думать.

Младший флагман Ухтомский абсолютный ноль, заведуемый Скрыдловым. Одно из слабых мест здешних морских сил — это почти совершенное отсутствие военных знаний соответствующего образа мышления. Это многими сознается, и некоторые командиры и офицеры по собственному почину собираются соединяться для обсуждения некоторых военно-морских вопросов и решения задач, конечно, было бы лучше, если бы это делалось под руководством начальника, но в скором будущем деле, где расплата ведется нашей же кровью, лучше что- нибудь, чем ничего.

Имевший честь служить в штабе эскадры 8 месяцев, я имел случай узнать начальника оной Оскара Викторовича Старка. Он очень хорошо знает здешние места, прослужив 30 лет на Востоке. Весьма рассудительный, абсолютно дисциплинированный, преданный долгу службы и здоровый человек. Необходимые качества для флотоводца — решительность и твердая воля в нем отсутствуют, т. к. он очень мало говорит, но это принимается некоторыми за сдержанность, при этом он не имеет никаких воинских познаний и опытности (единственное из его многих плаваний на военных судах было командование возвращавшимся “Мономахом” и четыре месяца “Первенцем”, флаг же контрадмирала он только держал на судах, т. к., будучи командиром порта, жил на берегу.

В портовом деле он имеет большую опытность, и я не знаю кого-либо во флоте, кто вернее определил бы дефекты и знал мелкую технику.

Вследствие вышесказанного он является совершенно неавторитетным перед своими командирами, которых он не проверяет в исполнении им подписанных приказов и которых, по словам флаг-капитана, на ходу никаким сигналом не заставить сделать то, что они считают неудобным. Кроме того, будучи нерусским человеком (редко здоровается и никогда не благодарит и т. п.), он не любим командой, которая его видит только на инспекторских смотрах некоторых судов или же когда он украдкой приезжает смотреть какую-нибудь мелкую поломку.

Из лиц, его окружавших, единственный с искрой Божьей — это флаг-капитан Эбергард, который и есть единовластная власть на эскадре; но и тот так завален малополезной бумажной работой, что поддерживается одними нервами. Будучи человеком вообще образованным, но у него военных знаний довольно мало. Доброта характера удерживает его от настойчивости, иногда и в важные минуты.

Флаг-офицер Азарьев 10 лет плавает на Востоке, очень усердный, но без всяких способностей и административного опыта, может быть назван скорее обер-писарем, т. к. только увеличивает без того громадную кучу бумаги, хотя бы по беспроволочному телеграфу.