Близился вечер. Они упаковали вещи в корзины и спустились вниз, а потом проехали в находящуюся неподалеку деревню Чармаут, где около часа безуспешно пытались найти окаменевшие останки какого-нибудь древнего животного[68], после чего пили чай с булочками в маленьком кафе возле скалистого берега. Димити чувствовала, как ее кожа обгорела после целого дня, проведенного на солнце, и по тому, как тихо и непринужденно лилась беседа, она догадывалась, что члены семейства Обри ощущают такую же приятную усталость, как и она. Селеста даже не отругала Элоди, когда та навалила столько взбитых сливок и джема на свою булочку, что не смогла засунуть в рот и в результате посадила на блузку большое пятно. Элоди сама указала на него, словно удивленная тем, что такое событие не обратило на себя никакого внимания.
– Мамочка, я испортила блузку, – произнесла она с набитым ртом.
– Хм, это было неразумно, да? – проговорила Селеста, по-прежнему глядя вдаль, на высоко парящую чайку.
Делфина и Димити обменялись взглядами, рассмеялись и принялись громоздить на своих булочках такие же высокие башни из сливок и джема, какая была у Элоди. Димити, не привыкшая к столь обильной пище, чувствовала, что у нее вот-вот лопнет живот, но все было слишком вкусным, чтобы упустить возможность наесться до отвала.
– Мамочка, можно мне поплавать? – спросила Элоди, посреди всеобщего довольного молчания.
– Да. Если одна из девочек пойдет с тобой, – разрешила Селеста.
– Не смотри на меня, ты же знаешь, что я не люблю купаться, когда на дне камни, а не песок, – заявила Делфина.
– Мици, пойдешь со мной, ладно? Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – принялась упрашивать Элоди.
– Я не могу, Элоди. Прости.
– Ну конечно же можешь! Почему бы тебе не пойти?
– Ну, потому что… – в смущении замялась Димити. – Я не умею плавать.
– Нет, ты умеешь! Плавать умеют все! – проговорила Элоди, упрямо тряхнув головой.
– Не умею, – повторила Димити.
– Правда? – удивился Чарльз, до этого молчавший с полчаса или больше.
Димити, опустив голову, кивнула.
– Ты провела всю жизнь у моря, но так и не научилась плавать? – произнес он недоверчиво.
– Мне до сих пор незачем было плавать, – сказала Димити.
– Но когда-нибудь это может понадобиться, и тогда учиться будет поздно. Нет, так не пойдет, – произнес Чарльз, покачав головой.
К концу недели он научил ее плавать. У Димити не было купального костюма, поэтому она купалась в шортах, плавая вокруг Чарльза, в то время как он поддерживал ее, касаясь рукой живота, чтобы она не утонула. Сперва Димити думала, что у нее никогда не получится, не верилось, что она сможет держаться на воде. Задыхаясь и паникуя, девушка глотала морскую воду, которая жгла горло, но постепенно ощущение, что волны пытаются ее убить, пропало. Димити перестала бороться с ними и научилась расслабляться, чтобы выпрямить тело и опустить подбородок в воду. Она отталкивалась от нее руками и ногами и старалась при этом дышать ровно. Делфина плавала вокруг них, выкрикивала слова поощрения и ругала Элоди за насмешки. Потом наконец у их ученицы начало получаться. Дело было в конце дня, желтое солнце стояло низко, отбрасывая на поверхность воды ослепительные, как огонь, блики. Рука Чарльза все меньше и меньше давила ей на живот, пока не исчезла совсем, в то время как Димити продолжала плыть. Димити чувствовала себя уязвимой, напуганной без его поддержки, но все равно плыла, молотя руками и ногами, неуклонно, хоть и медленно, продвигаясь вдоль берега, пока не преодолела расстояние в тридцать футов, чтобы затем опустить ноги и встать на дно. Она повернулась к Чарльзу с улыбкой искреннего восторга, и он рассмеялся тоже.
– Отлично, Мици! Молодец! Настоящая русалка! – крикнул он.
Его волосы, влажные и темные, прилипли к голове, мокрая кожа на груди сияла: в ней отражались щедрые солнечные лучи, и создавалось впечатление, будто она светится. Димити уставилась на Чарльза. Выглядел он великолепно, и смотреть на него было почти больно, однако она не могла оторвать взгляда.
– Ура! – крикнула Делфина, хлопая в ладоши. – Получилось!
– Можем мы теперь пойти выпить чая? – проговорила Элоди.
Димити возвращалась вместе с ними в «Литтлкомб» уставшая, но в приподнятом настроении. Ее волосы свисали за спиной солеными прядями, песок забился под ногти, но она никогда еще не чувствовала себя так восхитительно. Дома стол уже был накрыт на пятерых. На пятерых, а не на четверых, и никаких вопросов о том, сможет Димити остаться или нет. Селеста приготовила пряное блюдо из курицы, которое подала с рисом и тушеными кабачками из огорода, и они принялись за еду под громкую болтовню об уроках плавания и о первом успехе Димити. Ей и Делфине разрешили выпить немного белого вина, разбавленного водой. Вскоре подруги принялись хихикать, у них порозовели щеки, а позже, вечером, под действием хмеля их головы поникли и они уткнулись лбами в сложенные на столе руки.
К десяти часам на улице стало совсем темно, и бархатистые мотыльки залетали через окно, чтобы кружиться вокруг лампы. Элоди свернулась калачиком на скамье рядом с Селестой, под материнской рукой, которая словно защищала ее от всего на свете, и крепко заснула.
– Так. Все трое в постель, – скомандовала Селеста. – Чарльз, я сама уберу со стола.
– Но еще рано, – запротестовала было Делфина, однако ее голосу не хватало уверенности. Она подавила зевок, и Селеста улыбнулась.
– Я повторять не буду, – сказала она. – Ну-ка, давайте. Все наверх.
Элоди пробормотала что-то в знак протеста, когда Селеста встала и подняла ее со скамейки.
– Ну, тогда мне пора идти, – попрощалась Димити.
Она нехотя встала и только тут поняла, как ей не хочется возвращаться домой.
– Сейчас темно, на улице хоть глаз выколи, а у тебя нет фонаря. Переночуй сегодня у нас. Твоя мама не сможет против этого возражать, – предложила Селеста.
К этому времени все уже знали, что Валентина не скажет ничего против, пока ей платят.
– Вы хотите сказать… я могу остаться? – не поверила своим ушам Димити.
– Конечно. Ведь уже поздно. Можешь лечь вместе с Делфиной. Иди, детка. Ты уже наполовину спишь и едва держишься на ногах! Лучше остаться, чем споткнуться в темноте и упасть с обрыва. – Селеста улыбнулась и повела их наверх. Димити повиновалась со смешанным чувством: с одной стороны – счастья, а с другой – страха перед тем, что скажет утром Валентина.
Когда свет был выключен и они залезли под одеяло, устроив из него шатер над своими головами, Делфина и Димити какое-то время лежали рядом и болтали – так тихо, как только могли. Но Делфина вскоре заснула. Под едва заметное мерное дыхание подруги Димити прислушивалась к тому, что делают внизу Чарльз и Селеста: к звяканью посуды, которую они мыли, а затем убирали в буфет, к их беседе, которую они вели приглушенными голосами. Время от времени сквозь перекрытие доносился смех Чарльза, теплый и сочный. Димити закрыла глаза, но, хоть она и устала мертвецки, сон долго не приходил. Ей мешали спать чувства, которые казались слишком большими, чтобы держать их в себе, чувства, которым она едва ли могла дать определение, которые были так непривычны. Димити притронулась к животу, к тому месту, куда в воде Чарльз всю неделю прикладывал руку, чтобы удержать ее на плаву. Те прикосновения казались воплощением всего, что она пережила, всего самого замечательного, что произошло нынешним летом. Они давали чувство безопасности, защищенности. В них были одобрение, признание, любовь. Вскоре ей показалось, что она ощущает на животе его руку, а не свою, и она улыбалась в темноте, пока не погрузилась в сон.
На следующей неделе Чарльз сел в автомобиль и уехал в Лондон. «Переговоры о комиссии», – сообщила Селеста, когда Димити спросила, зачем он едет. Девушка понятия не имела, что это значит, и постаралась не показать своей досады из-за его отъезда. Без него и без машины они были больше привязаны к Блэкноулу, чем раньше, но в пятницу Селеста повезла их на автобусе в Суонедж делать покупки. Сперва Димити не ощущала слишком большого восторга от идеи такой поездки. Выражение «делать покупки» на ее языке значило отправиться за рыбой и картошкой для обеда. Ну, можно было еще приобрести пирог или немного печенья, если очередной гость особенно расщедрится. К тому же следовало сравнивать цены на продукты, которые имелись в магазине, чтобы постараться растянуть скудные средства на как можно более долгий срок, а затем возвращаться домой и выслушивать попреки, если выбрала не то и слишком потратилась. Однако для Селесты и ее дочерей слова «ходить за покупками», как оказалось, означали нечто другое. Они двигались от магазина к магазину, примеряя обувь, шляпки и солнцезащитные очки. Покупали мороженое и леденцы, похожие на длинные разноцветные карандаши, обедали рыбой с чипсами[69], завернутой в газету, – горячей, жирной и великолепной. Элоди получила новую блузку, бледно-голубую, с набивным рисунком из маленьких розовых вишенок. Делфине купили новую книгу и изысканную матросскую шапочку. Себе Селеста выбрала красивый красный шарф, ярко-алый, и подвязала им волосы.
