– Знаете, я тоже умею готовить, – вставила Элоди. – На днях я испекла сырное печенье. Папа сказал, что такого вкусного он еще никогда не ел.

– Да-да. Оно было прекрасное. Я очень счастлива, что у меня такие талантливые дочери. – Селеста отвела назад черные волосы Элоди, поцеловала ее в лоб и проговорила, обращаясь к ней: – А теперь довольно хвастаться. Лучше сходи за тарелками для супа.

Она сказала это несерьезным тоном, но Элоди нахмурилась, хотя и выполнила то, что ей было велено. Димити потихоньку пила воду, настороженно примостившись на краешке стула. Она испытывала чувство неловкости потому, что ей казалось, будто она должна как-нибудь помочь. Но когда она попыталась встать, Селеста длинными изящными руками вернула ее обратно на стул.

– Сиди спокойно. Ты здесь гостья! Все, что тебе нужно делать, – это есть и получать удовольствие, – произнесла она с сильным акцентом. Димити очень захотелось спросить, откуда она. Ее родина, верно, находилась далеко. Может, в Корнуолле, а то и в Шотландии.

Чарльз пришел с улицы как раз тогда, когда супница уже стояла на столе. Волосы взъерошенные, лицо обветренное, щеки покраснели, нос обгорел на солнце. Он поставил полотняную сумку и с рассеянным видом занял свое место. Обри смотрел в какую-то точку между Селестой и Делфиной. Когда хозяин дома наконец перевел его на присутствующих, на какое-то мгновение Димити показалось, будто он их не узнает. Наступила пауза. Он моргнул, а затем улыбнулся.

– Стайка красавиц, – пробормотал он. – Что может быть приятнее для взора мужчины, вернувшегося домой?

Его дочери улыбнулись в ответ, но Селеста смотрела на него внимательно и серьезно.

– Действительно, что? – тихо произнесла она, затем взяла половник и начала разливать суп. Взгляд Обри остановился на Димити.

– А, Мици! Как хорошо, что ты к нам присоединилась. Надеюсь, твои родители не возражают против того, что ты проведешь с нами пару часов?

Димити покачала головой, не зная, должна ли она пояснить, что у нее есть только мать.

– Мой отец пропал в море, – выпалила наконец она, после чего сильно смутилась, увидев, как изменилось лицо Селесты.

– Бедное дитя! Ах, какое несчастье для такого юного возраста! Тебе, наверное, ужасно его не хватает, и твоей бедной матери тоже, – сказала она, подавшись вперед и взяв Димити за локоть, при этом в отчаянии глядя на нее своими восхитительными глазами. Димити не ожидала такого воздействия своих слов. Пропал в море, и мне на это плевать. Она молча кивнула и ничего не стала говорить про то, какой гнев испытывает Валентина всякий раз, когда вспоминает об отце. – Как твоя мать справляется? О, это, должно быть, очень непросто – жить одинокой женщине в такой глуши, имея на руках ребенка, о котором нужно заботиться. Неудивительно, что у тебя такой вид, словно… – Она заставила себя замолчать. – Ладно. Лучше расскажи нам о твоей матери. Как ее зовут?

– Валентина, – произнесла Димити без всякого выражения.

О матери ей говорить хотелось меньше всего, и она никак не могла придумать, что о ней можно сказать еще. Наступило долгое, многозначительное молчание. Димити ощутила, что ее горло пересохло от волнения, и поняла, что балансирует на грани катастрофы.

– Моя мать цыганка. Во всяком случае, ее предки цыгане. Откуда-то издалека. Она делает лекарства, зелья из трав и всяческие амулеты. И меня тоже этому учит. Жители нашей деревни делают вид, что не верят в такие вещи, но все рано или поздно приходят к ней и что-нибудь покупают или о чем-нибудь просят. Она не такая, как все, – пояснила Димити и почувствовала, будто ее накрыло облаком обмана, хотя все сказанное было правдой. А еще подумала, что, соответствуй Валентина ее описанию, это было бы замечательно.

– Настоящая ведьма, – произнес Чарльз, не сводя глаз с Димити. Она прекрасно отдавала себе отчет, что солнце через окно светит ей прямо в лицо, так что оно видно как на ладони. – Потрясающе… В жизни не видел такую. Я должен пойти к ней и представиться.

– О нет! Не надо! – вырвалось у Димити раньше, чем она смогла удержаться.

– Господи, да почему? – спросил Чарльз с улыбкой. Димити так и не придумала, что ответить. Поэтому она сидела, уныло уставившись в тарелку с супом, и вздрогнула, когда он коснулся ее локтя крупными, сильными пальцами. Дрожь пробежала по ее телу. – Не бойся, Мици, – мягко проговорил он. – От меня обычно не бьет током.

– Что ты этим хочешь сказать, папа? – спросила Элоди.

Она проговорила это быстро, живо и немного приуныла, когда Чарльз не обратил на нее внимания.

После супа Селеста достала из печи круглый пирог и разрезала его, отчего стал виден бараний фарш, приправленный пряностями и недробленым миндалем. Тесто было сладким, тонким и хрустящим. Димити никогда не ела ничего настолько вкусного, и, когда она сказала об этом, Селеста рассмеялась.

– Цыгане, может, и знают толк в травах, а мой народ понимает в специях. Это пастилья[36]. В ней есть корица, семя кориандра, мускатный орех и имбирь. Это блюдо очень характерно для Марокко, моей родины, – сказала она гордо, после чего отрезала еще один кусок и протянула руку за тарелкой Димити.

– А где это Мар… Мок… ваша родина? – спросила она и вскочила на ноги, когда Элоди фыркнула от смеха и едва не подавилась пирогом.

– Гм, надеюсь, после этого ты поймешь, как надо себя вести? – мягко проговорил Чарльз.

– Ты не знаешь, где Марокко? А мы были там три раза! Там здо́рово, – заявила Элоди.

Селеста с нежностью улыбнулась в ее адрес.

– Это хорошо, что ты гордишься страной своих предков, Элоди, – заметила она. – Марокко находится в Северной Африке. Это страна, где пустыня расцветает. Самое красивое место. Моя мать родом из берберов[37] с Высокого Атласа[38]. Это горы, где воздух такой прозрачный, что на небе можно разглядеть рай. А мой отец – француз. Чиновник из колониальной администрации в Фесе[39].

– А все берберские женщины такие красивые, как вы? – робко спросила Димити, отчаянно пытаясь удержать в голове все иностранные названия, так как они стали тут же улетучиваться из памяти. Селеста засмеялась, и Чарльз присоединился к ней. Делфина тоже улыбнулась, не прекращая жевать пирог.

– Какая милая девочка, – тепло проговорила Селеста. – Давно мне не доводилось слышать такого искреннего комплимента. – Она бросила в сторону Чарльза вызывающий взгляд и потянулась за его тарелкой. Когда она сделала это, Димити обратила внимание, что на ее пальце нет обручального кольца. И на его тоже. Она сглотнула и ничего не сказала, пытаясь вообразить горы, о которых упомянула Селеста, где люди блистают своей красотой так, что она видна на небесах.

После обеда Делфине позволили не участвовать в мытье посуды, поскольку она помогала готовить, так что девочка прервала Димити, когда новая подруга, заикаясь, принялась благодарить за обед, и утащила ее из дома. В саду Димити с облегчением перевела дух. Как бы ни великолепны были дом, где жило семейство Обри, сам обед, хозяева и то обстоятельство, что она впервые почувствовала себя гостьей, все это слишком обескураживало, так что у бедняжки словно гора упала с плеч, когда она снова увидела над собой высокие облака. Делфина показала свой огород, где росли несколько чахлых кустиков редиса и салата.

– Смотри! Опять помет кроликов! Они едят все, что я выращиваю! – пожаловалась она.

Димити, кивнув, присела рядом и принялась изучать оставшиеся на грядке улики.

– Надо завести проволочную сетку, чтобы не пускать в огород кроликов, – посоветовала она. – Или силки, чтобы их ловить.

– Ой, бедные пушистики! Я не хочу причинять им боль… Почему ты не хочешь, чтобы папа пошел к твоей матери и познакомился с ней? – спросила девочка с любопытством.

Димити подобрала пару шариков кроличьего помета и покатала их по ладони, не зная, что ответить.