– Мой супруг, что о нас подумают люди?

– Мне все равно. Пойдем, Сюзанна, вот наш экипаж.

Бросив извиняющийся взгляд на Гаррика, она проговорила с сильным акцентом:

– Мы не можем остаться после новостей о смерти – я имею в виду убийство ее святого величества королевы Франции.

– Не трать силы на объяснения! – рявкнул Эвердон. – И если этот молодой человек будет настолько глуп, что явится в наш дом, его не следует пускать. Понятно?

Он властно взял ее за руку и повел к двери.

В ярости Гаррик вспомнил весь свой репертуар итальянских ругательств и прибавил к ним несколько французских. У злобного барона не было секретов от жены; ее нервозность доказывала, что ей известно, кто такой Гаррик.

Гаррик отправился в буфет и залпом осушил два бокала шампанского. Но вино не смогло погасить пламя его гнева.

Позже, когда они возвращались в дом Рэдстоков на Сент-Джеймс-сквер, Гаррик спросил у Фрэнсис, может ли он взять ее экипаж.

– Куда ты собрался так поздно? – удивилась она. – Или мне лучше не знать об этом?

– Мне хочется поскандалить с кем-нибудь, – ответил он сердито. – И чтобы не вымещать свое настроение на тебе, милая Франческа, я поищу кого-нибудь, кто этого заслуживает.

Некоторое время спустя он был уже на Корк-стрит и заметил, что занавески в будуаре Дженни задернуты. И в окне не мелькало эфемерное создание в белом – умопомрачительно красивое и пугающе молодое.

Лакей сообщил, что миссис Брюс в дурном настроении.

– Бросила в меня туфлей, вот что она сделала, – проворчал он, потирая свежую царапину на щеке.

Дженни развалилась на диване, положив ноги в чулках на низенькую табуретку. Не делая попыток встать, она протянула дрожащую руку и простонала:

– Гарри, я так рада, что ты здесь. Я никогда не чувствовала себя такой несчастной. – Она прижала кружевной платочек к виску. – Ты был в театре сегодня вечером? Я бы хотела, чтобы ты взял меня с собой. Так скучно сидеть здесь в одиночестве!

– А где же твоя гостья?

– Не знаю и знать не хочу! Когда сегодня я отправилась за покупками, она украла мои новые серьги с бриллиантами – те, что ты мне подарил. Бог знает, что еще украла эта девка!

– Лавиния Кэшин не крала эти серьги. Это сделал я.

– Ты? – Дженни положила руку на грудь и уставилась на него широко открытыми глазами. – Но почему?

Ее мелодраматическая поза разозлила его, и он жестко ответил:

– Я узнал, почему твоя постель была смята в тот день, когда я уезжал в Ньюмаркет. И почему ты не пригласила меня присоединиться к тебе.

– Мне нездоровилось, – быстро ответила она – поспешность ответа наводила на подозрение.

– Так ты сказала тогда. Я даже тебе поверил – пока не поговорил с Моллюском Парфиттом. Он слишком много выпил, иначе, возможно, не поведал бы в деталях о связи, о которой ты забыла или не захотела говорить. Быть может, по обычным стандартам я не самый благородный человек, но у меня все же есть некий кодекс чести. Он запрещает отбивать у кого-то любовницу.

– И ты украл мои бриллианты, чтобы отомстить?

– Ну, если бы ты была дома сегодня днем, я бы вежливо попросил их вернуть. В твое отсутствие я поступил импульсивно – и неумно, признаюсь. Я даже не думал, что ты обвинишь эту девушку, Кэшин. Пошли за ней, и мы с тобой извинимся перед ней.

– Я не могу. Она и ее проклятая кошка куда-то ушли.

– Ты, конечно, знаешь, куда?

– В ад, надеюсь, – раздраженно процедила Дженни, играя золотистыми локонами. – Это все твоя вина! Ты пригласил ее на наш бал, иначе я бы не позвала ее и не позволила жить у меня. В ней было что-то странное – она утверждала, что она леди Лавиния, но я полагаю, что ее отец не более лорд Баллакрейн, чем ты. Подумать только, я почти отдала ей Оливера Парфитта! Ведь я собиралась порвать с ним, честно. – Ее голубые глаза умоляли его ей поверить.

– Как это – отдать Моллюска?

– В качестве мужа. Она хочет выйти замуж за богатого, вот почему она покинула свой тоскливый маленький остров.

– Но Моллюск не собирается жениться. И ты, конечно, знаешь об этом.

– Ну, я же не могла сказать ей, что он скорее согласится стать ее покровителем, нежели мужем?

Он уставился на нее.

– А, я начинаю понимать. Пока он соблазняет твою компаньонку, я должен был заменить его в твоей постели. Как это удобно для всех нас.

Покраснев, Дженни продолжала умоляющим тоном:

– Не будем говорить об Оливере. Он скучный и такой скупой. У него много денег, а он ни разу не купил мне драгоценностей.

– И я тоже, – признал Гаррик. – Я выиграл их у одной картежницы. Если ты полагаешь, что я могу позволить себе осыпать тебя безделушками, ты здорово ошибаешься.

– Не говори глупостей. Ты же Армитидж из Лэнгтри.

– Герцог вычеркнул меня из своего завещания. Более того, он категорически запретил Эдварду давать мне деньги на расходы. На смертном одре он составил завещание и заставил моего брата его подписать.

Дженни выпрямилась в кресле.

– Я никогда не слышала об этом чудовищном деле! И все же ты носишь дорогую одежду и держишь целую конюшню лошадей. И у тебя большой дом в Венеции.

– Я унаследовал дом от матери. Я живу за счет своих выигрышей за карточным столом. Моя одежда сшита в Италии, где ткани и работа портных обходятся дешевле, чем здесь. Эдвард – мой тайный партнер в конюшне; это совместное предприятие. – Гаррик усмехнулся. – Он дал клятву, что не будет помогать мне, но все-таки заботится о том, чтобы мои лошади были накормлены, подкованы и ими занимался хороший тренер.

Она изумленно уставилась на него.

– Ты даже можешь шутить об этом?

– Я могу шутить о чем угодно. Мне жаль, что мое отчаянное положение разбило твое сердце, малышка.

– Тебе нужно было не мое сердце, и мы оба это знаем.

«Это справедливо», – признал он. Но она не могла и подумать, что ее связь с лордом Эвердоном привлекала его даже больше, чем ее зрелое, пышное тело.

– Так, значит, ты отказываешься от меня, – продолжала она, – даже не переспав со мной ни разу. Клянусь, я никогда не встречала более несносного человека! Когда Оливер Парфитт придет ко мне, я брошусь ему на шею и поклянусь в вечной любви!

Бедный Моллюск. Жалость Гаррика к своему приятелю смешивалась с неприязнью к леди, чью благосклонность он отверг прежде, чем успел ее добиться. Но его главной заботой был вопрос о том, где искать теперь леди Лавинию Кэшин. В результате его необдуманных действий ее выбросили на улицу. Молодая, неопытная, беззащитная – мысль о том, что может случиться с ней, заставила его похолодеть. И какое бы несчастье с ней ни приключилось, в этом будет виноват он. Черт побери!

Забота о благополучии пропавшей девушки оттеснила на второй план его гнев на двуличную Дженни и ненависть к ненавистному лорду Эвердону.

Лавиния набросила на голову свою мэнкскую шаль – дождь сыпался с неба нескончаемым потоком. Простая коричневая шаль не просто не давала ее платью намокнуть, более важно – она скрывала ее лицо от тех, кто мог бы за ней гнаться.

В любой момент констебль может схватить ее и арестовать за кражу сережек миссис Брюс. Она узнала, что правосудие английских судов не зависело от правды или фактов – если ее осудят, ее судьба будет гораздо хуже судьбы ее отца. Кража имущества обычно каралась смертью. Правда, хорошенькую девушку, которую защищает талантливый адвокат, могли бы сослать на поселение в далекую колонию. Всю прошлую неделю ей постоянно снились кошмары о кандалах, кораблях с арестантами и каторге.

Пройдя до середины Вестминстерского моста, она остановилась и посмотрела на темные неприветливые воды Темзы. Сколько несчастных, подумала она мрачно, в отчаянии бросились в ее воды? В этом огромном городе наверняка множество разбитых сердец, нежеланных беременностей, болезней и бедняков.

Ее преследовали неудачи. Но, по крайней мере, она уберегла свое сердце и свою девственность, и у нее было десять золотых гиней. Она подняла голову и пошла дальше.