В ее голосе смешались гнев и раздражение.

– У нее и в самом деле длинный язык! – Не ответив на его вопрос, она продолжила: – Керрон, Китти и я обучались дома, с очень дорогими учителями. Моего брата учили греческому и латыни; у нас, девочек, была гувернантка-англичанка. У моей сестры был учитель рисования. Она очень талантливая художница.

– А в каких предметах отличились вы? – заинтересованно спросил Гаррик.

– В танцах, – ответила она. – И в хороших манерах.

– А другие – старше или моложе вас?

– Они на пять лет старше, они – двойняшки.

– Любопытно, что именно вас выбрали для того, чтобы вы украсили собой лондонское общество.

– О, это было решено давным-давно. Керр должен управлять имением, когда отец в отъезде, а Китти недостаточно здорова, чтобы путешествовать. И по какой-то причине моя семья всегда верила, что я смогу найти замечательного мужа. Моей бабушке не нравился этот план, и она называла это моей приземленностью, – она была очень религиозна. Она могла себе это позволить, ведь у нее было много денег.

Ни одна искательница приключений, сделал вывод Гаррик, не смогла бы рассказать фамильную историю в таких деталях и так самокритично. Она была настоящая Кэшин, такая же честная, как и красивая.

– Я был не прав, когда верил глупым россказням Дженни, – признался он виновато. – Я должен компенсировать все те неприятности, которые причинил вам, леди Лавиния.

– Ваших извинений достаточно, милорд Я предпочитаю не быть обязанной... незнакомцу.

– Джентльмену, вы хотели сказать.

Она достала несколько пенни из своего кошелька и подтолкнула к нему по столу.

– Вы не должны платить за еду, которую не ели, – возмутился Гаррик. Он придвинул решеточку с тостами к ее тарелке и ободряюще кивнул. Она протянула руку и взяла кусочек. – Так-то лучше.

Он не мог определить ее возраст. Ее наивность и незнание этикета говорили о молодости, но ее уверенность в себе и осторожность делали ее не по годам взрослой. Он продолжил свое расследование:

– Сколько вам лет?

– Это не ваше дело, милорд.

Достаточно молода, чтобы так ответить.

– Не нужно называть меня моим титулом. Вы не ниже меня по положению, поэтому сойдет и простое «сэр». Вот вам первый урок поведения в обществе. Вам не найти более опытного инструктора, чем ваш покорный слуга, или того, кто так же сильно хотел бы вам помочь.

Она недоверчиво взглянула на него.

– Я не позволю вам вмешиваться в мои дела, сэр. Вы уже и так сделали достаточно – из-за вас у меня большие неприятности.

Она схватила свою сумочку и поднялась со стула.

– Я провожу вас, если позволите.

– В этом нет необходимости.

– В этом квартале спутник-мужчина просто необходим. – Гаррик добавил шиллинг к тем пенни, которые она рассыпала по столу, и схватил шляпу, но леди уже ускользнула.

Он вышел из кофейни; яркий дневной свет на мгновение его ослепил. Он прикрыл глаза рукой и стал оглядываться по сторонам.

Темная фигура леди Лавинии целеустремленно двигалась к зданию Оперы. Гаррик перешел на бег, не обращая внимания на взгляды степенных пешеходов.

Она повернула за угол, он сделал то же самое, спрятавшись за деревьями у роскошного входа в Карлтон-Хаус, резиденцию принца Уэльского. Он почти догнал ее, когда она снова повернула и чуть не побежала по улице. Но вдруг перед ней начал разворачиваться фургон, загородив ей дорогу. Один из угольщиков в почерневшем фартуке сдвинул железную крышку, закрыв в земле яму. Он свистнул лошади, и его фургон покатил вперед, оставив после себя несколько кусочков угля.

Леди Лавиния Кэшин нагнулась, чтобы подобрать столько угля, сколько сможет удержать в руках.

– Почему вы не оставите меня в покое? – простонала она, когда Гаррик ее догнал.

Потому что она такая одинокая и привлекательная – таким мог быть его ответ. Не обращая внимания на ее протесты, он проводил ее к дому торговца свечами в конце улицы. С грузом угля ей было тяжело самой открыть дверь.

Когда он оказал ей эту услугу, ее глаза затуманились.

– Я не хочу вас и не нуждаюсь в вас, – проговорила она, задыхаясь. – От вас одни проблемы, а у меня их и так достаточно.

Ее спелые сочные губы привлекали Гаррика. Он напряг силу воли, которую редко использовал по назначению, и подавил в себе желание ее поцеловать. Вместо этого он вынул платок и вытер ей щеки.

– Твои несчастья скоро закончатся. Веди меня в свою комнату, Лавиния. – Они незаметно перешли на ты. Он видел ее слезы, и она позволила ему вытереть их со щек.

Вместе они поднялись по ступенькам и оказались в мансарде без окон – в комнате был только люк в потолке. Пушистый комок, лежавший на низкой кровати на колесиках, зашевелился и открыл темно-желтые глаза.

– В своих странствиях по континенту я никогда не жил в таких суровых условиях, – процедил Гаррик. Его резкость была вызвана чувством вины.

– Это – лучшее, что я смогла найти за три шиллинга в неделю. – Она высыпала уголь в небольшое ведерко у очага. Вымыв испачканные руки в лохани, она вытерла их ветхой тряпицей. – Я видела куда более жалкое жилище.

– Лавиния, – простонал он, – ты пугаешь меня. Ты губишь себя, и только я один виноват в этом.

Она подняла на него широко раскрытые, непонимающие глаза.

Он собирался привести ее в чувство, он схватил ее за плечи. А потом неожиданно для себя притянул ее к себе, пока ее нежная грудь не коснулась его груди. Его руки скользнули вниз, исследуя ее тонкую талию и узкие бедра.

Она пробудила в нем сильнейшие, но в то же время на редкость целомудренные чувства. Да, он хотел познать ее тело, но кроме того – ее сердце, ум и душу. Она пьянила его, эта загадочная дочь графа, одетая в крестьянскую одежду – но имеющая дорогие платья, прибывшая из замка – но живущая в лачуге. Ее податливые губы раскрылись навстречу, но, когда его язык коснулся ее языка, она отступила. На лице ее было смущение, а голос дрожал.

– Ты в самом деле дьявол. Так назвала тебя моя служанка в тот день, когда мы впервые встретились.

Он улыбнулся этому воспоминанию.

– Ты была самым красивым, экзотическим созданием, которое я когда-либо видел, и я хотел унести тебя с собой в прекрасную, экзотическую страну. – Он обнял ее и заставил сесть на постель. – Я покажу тебе Венецию – это почти рай! У меня там палаццо на Гранд-канале.

Кошка потерлась головой о его рукав, как будто предупреждая, что он не должен говорить такие вещи тому, кого он почти не знает. Он покосился на Лавинию – она прижимала пальцы к губам.

– Тебя не часто целовали, – предположил он. И он был страшно этому рад.

– Лорд – ни разу, – еле слышно прошептала она.

– Мой пустой титул тебя впечатляет? – Он осознал всю силу своего увлечения, когда услышал свои слова: – Сколько денег должно быть у твоего поклонника, чтобы он мог тебя добиться?

– По меньшей мере пять тысяч фунтов. В год.

– Это ужасно! В настоящий момент у меня не более пяти сотен – может быть.

– О! – Ее вздох был наполнен разочарованием. – Я думала, что ты богат.

Он не мог солгать ей.

– Если бы это было так.

– Не тот мал, кто считает себя бедным, но тот, кто желает большего, так всегда говорит мой отец, – печально сказала она.

Эта девушка была как глоток родниковой воды, и поэтому он не удержался от еще одного вопроса:

– Если бы у меня было пять тысяч фунтов в год, стала бы ты моей?

– Я собираюсь стать женой, лорд Гаррик, а не шлюхой.

– Если твоя главная цель – добыть мужчину с деньгами, то это различие, в общем, несущественно.

– Не для меня. И не для моей семьи. – Она наклонила голову, отводя взгляд. – Когда вернется отец...

– А где он?

– Он уехал... за море... и я не знаю, когда он вернется. Я должна найти себе мужа до его возвращения. – Она умоляюще посмотрела на него: – Если вы в самом деле хотите помочь мне, лорд Гаррик, познакомьте меня с самым богатым холостяком, какого вы знаете.