Вот решил и воспаление хреново вылечить сам. Пришел приступ, вцепился я в шконку — не возьмешь падла, не дамся! И не дался, только пот глаза залил. Боролся я как с настоящим врагом, на совесть бился, от души. Следующий приступ еще легче переборол, следующий — еще легче. А последний я взял и выкинул, легким щелчком. Только лоб увлажнился да глаз дернулся. Больше приступов не было.
А рыбкин суп хренов, Фима Моисеевич готовит оригинальнейшим образом — от завтрака в котлах остается каша, от обеда баланда да каша, кильки добавить, чуток крупы… и кушать подано, садитесь жрать пожалуйста! Ну и месиво…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Хожу по зоне в свободное время. Тусуюсь по плацу, внутри незамкнутой буквы «С». Хожу, как все ходят, тусуюсь, как все тусуются. Только, в отличие от других, не думы горькие думаю, не боль свою нянчу да лелею, не злобой пылаю и не коварные планы по улучшению своего лагерного благополучия составляю. Образы для будущих книг собираю, выбираю поколоритней, поярче, пооригинальней.
Вот Кораблев, например, кличка УЧИТЕЛЬ! Высокий, толстый, представительный. Четвертый раз в этих стенах, полных печали… И все время за чужой карман. Карманник. Пальцы толстые, руки большие, кисти лопатой, но — виртуоз. Любит шутить — тусуется по плацу с кем-нибудь из блатных, так как и сам в зоне жулик, базарит, достанет из кармана платок носовой, громко высморкается и отдает платок охреневшему собеседнику. На недоуменный взгляд, коротко и степенно басит:
— Твой, тренировка, забери…
Это он уже вытащить успел. И когда!.. На свободе, под видом интеллектуала, человека, по пол-тролейбуса обкрадывал. И в зоне, во время съема с работы, любит Учитель у прапора-дурака часы с руки сбить, если не браслет, а ремешок. Бежит прапор прямо в пятый отряд, в проход к Учителю, а тот коротко и степенно вопрошает:
— Чай принес? — и обменивает часы на плиту чая, полезное с приятным совмещает. Ну так его в последнее время и обыскивать перестали, страшатся за свое имущество. Но Учителю от этого не холодно и не жарко.
Кирьянова, кличка Мастер, тоже в коллекцию, тоже на карандаш возьмем. Лет ему под сорок, худой, длинный, постоянно веселый. Хотя, чего веселится, сроку пятнадцать лет отвалила ему советская власть… И до этого не баловала — в первый раз пятерик, за соучастие в краже сейфа из конторы какой-то, в во второй — десять за кражу из сейфа… Мастер редкой, вымирающей профессии — медвежатник. Взломщик сейфов. Этой судимостью даже уже на крытой дважды успел побывать, первый раз суд трояк дал, прямо из зала суда, ну, а второй раз — по ходатайству администрации зоны. Мастер сейф в зоне подломил… У полковника Ямбаторова! Украл весь чай, водку, гашиш, деньги, конфеты, шоколад.. Всю зарплату стукачей. Но вышел кум на него мгновенно — один в зоне специалист, руки золотые. Судить-добавлять не стали — стыдно, вот и отправили на крытую. Мастер отсидел трояк на крытой — и назад в зону. Ямбатор как увидит его, сразу кричит на весь плац:
— Мразь! Мразь! Не смей ко мне в кабинет приходить, не смей! Мразь! Мразь!
Мастер только зубы скалит, веселый он.
Капать начало, осень подкралась, как все смены сезонов в зоне, незаметно… Хмуро стало, сыро, пойти что ли в отряд, телевизор посмотреть.. В зоне новшество — в комнатах ПВР поставили телевизоры. С вырванными переключателями каналов. Из ДПНК будут включать именно тот канал, который следует. А установили телевизоры за несколько дней до кончины Л. И. Брежнева… Видимо Советская власть заранее знала об этой торжественной комедии и позаботилась установить в зонах телевизоры. Вот мы все и наблюдали торжественное кидание бывшего вождя в яму. Полное печали… Конечно, нашлись комментаторы, в нашем отряде человек семь, но представители оперчасти, стукачи, не дремали, плюс во всех отрядах дежурили режимники, отрядники, — подкумки и комментаторы были оторваны от масс. На пятнадцать суток. И хоть нет Тюленя, но влили им славно, как в былые времена. А не болтай языком!
Зеки сдуру стали об амнистии болтать, мол, важное событие в истории государства, мол, давно такого не было… Но тут к власти пришел Андропов, бывший председатель КГБ СССР… Того самого, которое посадило и меня, и моих друзей. Вот теперь и заживем! И не об амнистии болтать надо, а том, как дожить до свободы. Может, и выпускать перестанут?..
Дождь капает нудно-нудно, как жизнь зековская, тянется-тянется, окончиться не может… Осень.. Сыро, тоскливо… Душа просит и плачет… Лежу на шконке, хоть и не положняк, у меня депрессия, плевать мне на запреты, у меня душа болит… Только коллекция моя и отвлекает от грустных мыслей.
Куприянов Олег. Валютчик, кличка Мышь. Двадцать восемь лет, вторая судимость, срок пять лет. Маленький, худенький, с печальными глазами, в которых тоска всего еврейского народа отразилась… В зоне — мент, шнырь директора пром.зоны, Фима Моисеевич в нем души не чает, поговаривают злые зеки, что не только души, уж очень бывший директор рыбного магазина мальчишек любит… Но может быть, это и сплетни. Валютчиком Мышь был рядовым. С утра в один бар, один из многих на Невском, в Ленинграде. Не пить — деньги взять. Под проценты у знакомого бармена. Не отдашь — вынут с душой и кредит закроют. Получил деньги — и на панель, как проститутка. Только те больше ночью работают, а Мышь днем. Финский, шведский, немецкий, английский, французский языки знает отлично. Прямо полиглот! В пределах своей профессии… Нашел клиента, уговорил его, обольстил повышенным курсом по сравнению с Внешбанком СССР и купил валюту. Незаконные валютное операции. На сумму до пятидесяти рублей по существующему курсу — административное наказание, штраф. Свыше — зона… Купил —и сразу продал, швейцару дяде Пете. И так весь день. Вечером рассчитался с филиалом частного банка в баре, выплатил проценты, успокоил нервишки дозой коньяка — и домой. Была у него квартирка однокомнатная в новом микрорайоне, кооперативная, машина «Жигули», было что одеть и пожрать, было на чем посидеть и девушек принять на чем было… И была у Мыши мечта— разбогатеть и свое дело открыть. Другого Мышь на панель, на Невский, а сам валюту в баре скупать… Но не вышло, хоть и платил исправно раз в месяц Мышь ментам из отдела по борьбе с валютными преступлениями, но пришло время одному менту звание очередное получать, а задержаний не густо, больше деньгами брал… Вот и погорел Мышь: в первый раз — два года, во второй — пять… Только конфисковывать было нечего — квартирка на брате, машина на маме, мебель на дяде… Гол как сокол!
Александров, кличка Маляр, лет сорок, тоже вторая судимость. И срок приличный, десять лет. Среднего роста, в речи культурен, вежлив, на носу очки. В зоне — мужик. И в первый раз, семерик сроку, и во второй, Маляр сидит за искусство… Документы на воле подделывает, заново рисует. Был на этот раз в компании интеллигентнейших людей, все с высшим образованием, в отличие от Маляра, имеющего шесть классов, Тюлень и его в школу загнал. Все на уважаемых работах: учитель, тренер, инженеров штук пять. А объединяло эту разношерстную публику одно — нехватка денег… Вот они и нашли заработок-приработок, благо руки у всех золотые. Угоняли «Волгу», перекрашивали, перебивали номера везде где надо, Маляр изготавливал полный комплект документов, а сверху еще и доверенность от нотариуса. И продавали усатым джигитам с Кавказу. Краденую автомашину по спекулятивной цене. Деньги лились рекою, фирма процветала. Но случилось пренеприятнейшее событие, украли у одного джигита усатого «Волгу». Он в милицию, те рады стараться — нашли авто. Нашли, не заподозрили что-то неладное и послали запрос, где она якобы раньше на учете состояла… В общем, следствие шло два года и всех посадили. Маляр и в зоне сумел отличиться. По памяти изготовил справку об освобождении, а данные поставил Ямбаторова. А в графе «рост» указал девяносто восемь сантиметров… Маленький якут-кум обиделся и дали Маляру шесть месяцев ПКТ. Вышел из трюма, работает Маляр в малярке (!), а Ямбатор помнит злую шутку и когда завидит умельца, пальцем ему грозит и орет. Как всегда — «мразь» и все остальное.
