радостно сообщила нам смуглая черноволосая худая герла с острым носом, похожая на птицу, галку или ворону что ли, вся в черном. Мы назвались потрясли друг другу руки, поулыбались. Ивана предложила пройтись в Велрыбу, это название кафе, по-русски – Кит. Конечно мы согласились. Тем более ни смотря на то, что еще октябрь, правда конец, на улице холодрыга страшная. А в Велрыбе народу было больше чем воздуха и людей!

Но местечко и нам нашлось, в уголке под окном, над нашими головами выглядывающее на вечерний тротуар. Заказав чай и кофе, сделав по глотку, мы приступили к обсуждению будущего претендента на Оскар. Ивана видела фильм немного не так, чем я и моя любимая. Но это естественно – мы не сценаристы, во-первых, и во-вторых – себя знаем лучше. Закончили на том, что Ивана изготовит примерный сценарий, под который выбьет прайса из чешского телевидения и предварительный договор о показе будущего фильма. Ну а когда начнем снимать – там будем поглядеть. Ну видно будет...

НОЯБРЬ.

3 ноября, пятница.

Журналистка из «Респекта».

Снова центр «ИМКС», снова буфет-бар с удивленной барменшей – какая странная компания такая – пара хипов обоего пола, молодая яппи-панк что ли в рваном плаще и толстяк с небритой мордой, тяжело отпыхивающийся неизвестно с чего, бар-то на первом этаже, не под крышей?!.. А это мы – я, Володя Борода сорока двухлетний хипарь из сранного Совка с богатым прошлым, моя жена чешского гражданства, чешской национальности и хиппового мировоззрения, журналистка из еженедельника «Респект» девушка Линда Кхлова, и наш ангел-хранитель с двенадцати лет эмигрант, а ныне толстый субъект похожий на медведя пан Тайнер, для нас просто Павел... Так что удивляться сильно нечего, это просто мы и это просто у меня берут очередное интервью, я к ним привык, как больной к анализам... Еще один очередной... все правильно – пинок и все в ту же обтянутую униформой жопу, повторяюсь и постоянно, но верней и не скажешь и слов из песни не выкинешь. Гляди и пошустрей будет шевелиться эта жопа в штанах с лампасами... -Я подготовила целый ряд вопросов, вы мне на них ответите подробно, что я не пойму из вашего чешского, то мне переведет ваша жена, –

начинает эта Линда в кожаном плаще, слегка только похожая на общипанную ворону. Да, а я то думал про свой чешский, а оно то оказалось... Начинаю издалека, ну не с детства конечно, детство-то у меня было как у всех (почти) в том самом Союзе республик свободных, что Сталин навеки сплотил, а Хрущев попросил Михалкова, автора гимна, слегка подправить нехорошие слова. Все же Сталин был не совсем приятным человеком, культом баловался, писателей сажал... И иногда даже расстреливал... Новый вариант загремел над одной шестой частью суши – так нам географички в школе врали – навеки сплотилась великая Русь... Сама мол без Сталина!..

Так вот – обычное детство, отец каменщик с детдомовским прошлым и с потугами на интеллигентность – шахматы, фотоаппарат, романы по истории, совсем немного водки по праздникам, мать медсестра – подарки от вылеченных врачом больных, уколы на дому, чтение книг вслух. Семейные прогулки в парке, в цирк, в зоопарк, в кино, на ноябрьские и первомайские демонстрации – кругом масса алых знамен и раскрасневшихся морд – до запрета продавать спиртное в местах массовых гуляний было совсем недалеко. Запрет в царствование Леонида Первого, вождя всего мирового прогрессивного человечества... А сам-то это дело любил, козел! Ну конечно и школа – по истории нам врали, не надо было быть диссидентом или сильно умным – в семьях и библиотеках хранились книги разных исторических советских периодов, а в них изложение самых простых фактов отличалось друг от друга как ночь от дня. То Иван Грозный негодяй, то герой, Петр ! то пьяница и сифилитик, то собиратель земель (исконно!!!) русских... То за Родину, за Сталина, то культ личности, то Уважаемый Никита Сергеевич, то кукурузник... То портрет в старом «Огоньке» – член Политбюро Л.П. Берия встречает германских товарищей, то мамина частушка – Берия, Берия, потерял доверие, а товарищ Маленков надавал ему пинков... Конечно, когда тебе десять, двенадцать – то все это едет мимо, какой бы ты умный и задумчивый не был... А вот когда тебе четырнадцать и ты точно знаешь, что ты самый умный на свете, то все накопленное за прежние годы мусором лежащее в голове внезапно всплывает мартовским говном вопросами на уроках и... Ваш сын вместо того что бы учиться, как все другие, задает провокационные вопросы! Но это все я не рассказываю, так как Линде с респекта это по барабану и устанешь ей объяснять. Ее интересует голая правда и обнаженная суть ответов на вопросы, она хочет охватить неохватное и в малюсенькой статье – на большую ей ни кто не даст места, я же вижу по ее внешнему виду, это не Марек Швегла, спокойный уверенный и известный журналист того же еженедельника, в 97 писал обо мне... Это совершенно другое – начинающая, не имеющая ни какого имени в журналистских кругах... Ну как я в писательских. И места ей дадут соответственно... Поэтому я мудро с высоты своих сорока двух лет жую ей то, что жевал уже не менее сорока двух раз – хиппи, Декларация прав человека, почтовые ящики, шесть лет лагерей среди которых один год в совокупности в ШИЗО с питанием через день, холод и голод, побои, побои, побои, попытка уехать растянувшаяся на года, нелегальный переход охраняемой когда-то государственной границы... первая попытка получения азила, проживание и тусование в разных странах Запада по ксивам френдов, вторая попытка получения азила еще не доведена до своего логического конца, книга у Мати, долгое ожидание неизвестно чего, стучание в закрытые двери издательств, свадьба и кусок бумаги, и вот я здесь... Устало смотрю на чиркающую чего-то в растрепанном блокноте журналистку в драном плаще, на черный обшарпанный диктофон и все прекрасно понимаю. Тяжело жить умудренным знаниями о несовершенстве мира. Да, напечатает Респект еще одну очередную статью, МВД получит еще один очередной пинок в жопу, но будет ли от этого результат – вот вопрос... А в результате я то и не уверен. Скорей всего адвокат Веселова и слична Воборжилова, связи Павла в парламенте и сенатор что ли Кинл, вот что может хоть немного повлиять на козлов в полиции. А на прессу в этой пока еще не полностью демократической, но тем не менее твердо идущей по выбранному пути стране, всем плевать. Встаю, пожимаю руку Линде, прощаюсь. Так же прощаемся с Павлом... Визитку журналистки девушки Линды прячу в карман. Скоро у меня будет самая богатая коллекция визиток не только чешских издательств, но и чешских журналистов... Холодина, темно, вокруг горящих фонарей как будто туман... Мы идем с П. на станцию метро Площадь Республики, редкие прохожие прячут морды в воротники и шарфы. -Ну как тебе журналистка? –

заглядывает мне в лицо моя любимая. Я в ответ пожимаю плечами: поживем – увидим.

14 ноября, вторник.

Пан Хайшман.

Павел неизвестным способом, неизвестным для меня, договорился о встрече с самим паном Хайшманом! И вот мы с Павлом идем на это рандеву...

Пан Хайшман не издатель и не продюсер, не меценат и даже ни директор грантового фонда. Пан Хайшман намного больше!

Министры приходят и уходят (имеются в виду министры МВД), а пан Хайшман остается. Я думаю, что это изречение должно было быть высечено в мраморе или отлито в бронзе и вывешено на пятнадцатом этаже этого корпуса. Именно здесь он и царствует, легендарный пан Хайшман... На территории полицейской академии, ну сколько можно смеяться, хватит! директором того самого отдела? подразделения? части МВД? Хрен его знает как правильно по-русски, мне легче сказать как оно звучит по-чешски, чем по-русски и вовсе не из-за моего предполагаемого снобизма – мол забыл как по-русски грабли, вовсе нет! просто когда я жил в Совке, то такого совсем не слышал... Ну бюро что ли по рассмотрению причин из-за которых бежал человек с Родины или с родины, и по выделению – в редком случае – азила, убежища, статуса политического беженца. Вот так то, после пана Бога и пана президента пан Хайшман явно чувствует себя тоже паном. По крайней мере в своем офисе и в решении судеб беженцев. Но я то не беженец, я беглец из тюряги, а потому не смотря на все самоуважение пана Хайшмана, чувства к нему испытываю... ну вроде бы как смесь иронии с любопытством, ни раздражения, ни тем более злобы вроде бы и в помине нет... Такое простое любопытство к насекомому, возомнившему что может повелевать моей судьбой путем мелких укусов... Хорошо обставленный кабинет, зелень, на стенах картины известного мне художника-цыгана, он их стеклом размолотым на клею делает, разноцветным, забегая вперед – художник оказался другом пана Хайшмана, еще с диссидентских времен, ай да пан Хайшман, и чувство прекрасного ему не чуждо... И знакомства у него не только во властных структурах и в кругах бывалых хартистов... Пьем с Павлом чай, пан Хайшман с удовольствием исполняет сложную роль радушного хозяина, демократичного и свободомыслящего, разговор все время вертится вокруг моей особы. Пан Хайшман: -Я искренне считаю, что пану Бороде азил положен. И мы (мы, Хайшман Первый или просто от имени подразделения?) изо всех сил пытаемся найти какое-либо решение для положительного результата (ай да фразочка!)... Просто вы сами понимаете – у пана Бороды не совсем тривиальный, обыкновенный, рядовой случай... В его исключительном случае одновременно имеет место и все предпосылки для получения азила, но одновременно и отсутствие прямого преследования со стороны государства... Скорей всего можно говорить о пренебрежении со стороны его прежней родины по отношению к нему и игнорирование государством прав пана Бороды с точки зрения декларации прав человека или если еще точнее сформулировать, то звучит так – новое государство не исправило ошибки прежнего и продолжило игнорирование прав пана Бороды в области прав человека...