Здесь все на вторых ролях – артисты, драматург, сам спектакль. Призрак Ни-жинского, его судьба автора не занимают также. Он видит закрытое окно там, где распахнуты души, тьму там, где свет не нужен, т к. светло от осознания его. Это категории эфемерные, не материальные. Автор же крепко стоит на полу и въедается в каждый жест и взгляд, понимает – не понимает, рассуждает об этом. Спектакль ему не нравится. Он об этом пишет. Имеет право. Только смысл? Спектаклю от этого плохо не будет. Людям, любящим его, это тоже не причинит сильной боли. Рецензия, пытаясь встать над-, безнадежно вне пространства творчества. Это язык искусственный, неживой. Его нельзя причислить к наукообразным, но и ни по каким меркам он не дотягивает до рубежей художественности.

Зачем нужны такие статьи? Что они могут вызвать, кроме эффекта отсутствия? Неудовлетворенность, потому что понять автора трудно. Статья не помогает, не заставляет, не наводит на мысли. Она глухая. Кричит о себе, обреченная не узнать своего отражения. Ведь его быть не может.

21.06. Читала стихотворения в прозе Тургенева. И такой неизбывной невыно-симейшей печалью повеяло от этих хрупких прекрасных строк, что меня охватил безумный ужас. Сердце бешено задергалось. Если может человек впустить в него на миг мысль о смерти, то удержаться эта мысль не в состоянии ни на минуту. Я металась по комнате, стонала, выбегала на балкон. Я гнала этот всепоглощающий ужас. Нет, на это не хватало сил. Я ничего не могла сделать. Все существо мое болело устрашающим этим чувством. Было невыносимо. Только ополоснув несколько раз лицо холодной водой, немного очухалась. Убрала том Тургенева. Не скоро к нему вернусь.

Сердце сейчас болит. Эта жуть ни с чем не сравнима, потому что ее нельзя объяснить. Я себя совершенно не контролировала. Приступ безбожной безбрежной тоски. Сейчас легче. Но «память о памяти, которой нет» живет на подсознательном уровне. Что все наши мелочные условности? Горько мне.

22.06. Снились Боголюбова и Ленком. Оригинальное сочетание. Она была так мила со мной. Говорила, что не может дозвониться. Вот так происходит в другом мире.

Вчера написала такое чудесное стихотворение. Про тот же танец, ведущий по жизни лучших. Но я отношусь к нему просто. Он у меня даже идет следом, «догоняет век». Но суть от этого не меняется. Талант судьбы – это свыше.

Недовольство собой все больше и больше. Недовольство неподвижностью жизни, зависимостью от внешних условностей (от непрописки, например).

Г. все больше отстраняется от меня. Холодок. Уже даже не равнодушие, неприязнь какая-то. Он позволяет со мной резкий тон. Сама во всем, во всем виновата.

Я в себе не уверена. Сил уйти из универа в неизвестность нет, по крайней мере, сейчас. Я уже давно превратилась в подобие свободной жизни. Вообще живого. Только стихи настоящие. Алеша как-то спросил: «Ведь твои стихи – живая жизнь?» Да, да, бесчисленное да. Возникнув, они получают собственное бытие. И хорошо, что они обособлены от меня. Я не оскверню их своей дурью и слабоволием.

Отношение ко мне других такое, какого я заслуживаю. Оно убивает меня. Меня никто не любит. И правильно, наверное. Не обращают внимания. Меня нет в чувствах других. Даже задержавшись ненадолго в них, я быстро разочаровываю самых терпеливых и доброжелательных.

Но как же я люблю творчество, свои стихи, эту стихию. Преклоняюсь. Манию величия не гоню. Но подтверждения ее миражей тоже не добиваюсь. Чего я стою во всем противоречии моих крайностей? Почему я такая и быть другой не умею? Не в силах выбраться из навязанного образа, из клетки привычного имиджа.

Может быть, когда-нибудь я буду благословлять это время. Светлое небо расцветающей судьбы. Где твое лето?

Во мне борются грусть и свет. Музыка аккомпанирует моей тревоге. Монстр из «Дюбы-Дюбы». «Белые лапы черных сомнений».

23.06. По мелочам извожу себя. Осознаю со всей полнотой, что нищая. Нет, одеваюсь «на уровне», на машинах даже езжу. Но постоянно возникает безденежье. Не хочу, чтобы эти гнусности меня беспокоили. Но загвоздка в том, что даже этого малого количества денег я не заработала. Вообще ничего своего. Живу на деньги мамы и родственников. Тунеядка по жизни. Это мучает.

25.06. Вчера были с Варей в Большом на бенефисе Аскольда Макарова. В целом – не понравилось. Без души.

Варя познакомила со случайно встреченным старым знакомым. Судя по всему – пройдоха и авантюрист. Натура широкая и безалаберная. Чем-то напоминает Гр. Наверное, легкостью в общении, свободной манерой держаться в любой компании и подчинить эту компанию обаянию своей личности. Понравился. Я всегда любила таких людей. И никогда со мной рядом не было именно такого.

1.07. Я переоценила свои силы, уехав из Казани. Болею сильно. Ни во что не верится. Дышать трудно. Воспаление? Вариантов нет, плохо.

Мама нервничает. Я накручиваю необратимость за необратимостью, уже совершенно не умея ничего изменить в своей судьбе. Поехала в Казань – в дороге заболела. И как! – еле говорила, еле двигалась. Чуть-чуть оклемалась – и рванула обратно в Москву, думая, пройдет само. Не тут-то было. Давно подозревала, что у меня воспаление. Бок болел с осени. К врачу здесь очень трудно попасть. Прописки нет. И терплю, терплю. А сейчас прижало всерьез. Мне трудно представить, насколько сильна опасность. Целый год – ни врачей, ни анализов. Надежда надеждой, но хуже и хуже ведь.

Жить мне – нет? Страшно задавать такой вопрос. На протяжении нескольких месяцев я могла позволить себе такую непозволительную роскошь, как депрессия. Прогневила бога? Если он не хочет меня оставить, так тому и быть. Никто не сможет помешать. Но в такие моменты особенно остро понимаешь, как хочется жить. И как дорога эта непутевая грешная жизнь.

Красивый фасад судьбы – это еще полдела. Главное – совпадать со своей сутью. А это сложно.

Мама уехала в Питер на конференцию. Я сижу и со страхом жду врача. Устала от себя в болезни, болезни души и тела. Они накладываются друг на друга, и от этого совсем уж невыносимо.

Еще неожиданная новость о повышении платы за квартиру. Вернее, ждать-то этого ждали. Но слишком резкий скачок. Это оглоушило. Особенно маму. Настроение испортилось. Хотя все совершенно правильно: есть возможность получать большие деньги, почему нет. В.А. теперь точно не приедет, и они решили не заниматься больше благотворительностью. А может, они решили выжить меня, резко взвинтив цену. Ведь прекрасно понимают, что таких денег у нас нет. Но деваться некуда, нужно выкручиваться.

Погода такая милая, а я безобразно так разболелась. Бледная, осунувшаяся и грустная.

«Год прошел, как сон пустой». Или все же нет? Написала чудесные стихи, рецензии, я изменилась, узнала больше Москву и ее театры. Да, не в полной мере воспользовалась возможностями: квартира, телефон, связи, но что же поделать. «В общем, сегодня так».

Была врачиха. Нет, это не врач, а анекдот. Убогонькая. В прямом смысле. Нервный тик. И лица, и тела. Как только узнала, что мне не нужно справки, настолько ускорила темпы, что я едва успевала следить за ее движениями. Раз-два. Ткнула раза три трубкой в спину: все нормально, горло красновато, таблеток никаких не пить, полоскать, поливитамины и аскорбинка. До свидания. Такую откровенную наглость я парировать не могу. Ошарашенно на нее смотрела. Начала было о болях в спине: приходите на флюорографию. Унеслась. Я вышла даже на балкон, еще раз взглянуть на эту странную дамочку с полубезумными глазами, большим брюхом и нервными движениями. Но появилась она на улице только минут через пять. Шиза. Стиль сюр.

Боже, сегодня открытие московского кинофестиваля. И я не там. В который раз НЕ. А все во мне. Страхи меня погубят. Не излишняя интеллигентность, не избыток талантов, не болезни, а страх перед жизнью. И собой в ней. А от этого страха и многие мои болезни. Даже, наверное, все последние. Привязалась бесконечная вереница хворей. Кочую от одной к другой.