Масштаб в каждом миге бытия. Болею этой уничтожающей и возвышающей одновременно высотой. Ожидаю славу и боюсь ее. Говорю, что не в меру горда и высокомерна, и ломаюсь, безумствую, анализирую себя и приговариваю к отчаянию и тоске. Но что-то опять поворачивается внутри, словно щелкает замочек волшебный, и я – веселая, приятная, уверенная. Но до чего редки эти вспышки света. Особенно в последнее время. Увязла я в путанице своих порывов и самоограничений, устала от ожидания и невозможности сопротивляться судьбе. Хотя, честно говоря, несмотря ни на что, улавливаю приближение нового.
А если все кончится исключением из института. Банально и прозаично. Почему-то (наверное, от беспечности) про это не хочется думать. Знаю о глупости такого поведения, ведь науками совсем не занимаюсь, но слишком много в моей жизни сейчас выходящего за эти рамки. Москва. Долгожданная мечта. Я здесь. Но мне мало этого. Хочется покорить очаровательную и насмешливую красавицу, столицу моего вдохновения и таланта.
Трудно примириться с обыденностью повседневности. Хочется праздника и высоты. Высоты мысли, положения в обществе, известности. На чем основаны мои желания? Только лишь на внутреннем самочувствии и странно зыбком, но явственно существующем подсознании, где вся жизнь, как на ладошке, за которою тянусь душой и не могу постигнуть, но слабые отклики, вздохи, шепотки иногда долетают. Они разные. Сейчас – надежда.
Мои поэтические этюды-рецензии слишком самобытны? Тем хуже для них. Многие не поймут. Но не могу же я подстраиваться под массовое сознание, не хочу быть не собой, подчиняясь общепринятому. Люди незаурядные, надеюсь, оценят, банальные – рвать и метать. Но в любом случае, то, что написано, – уже осуществилось и живет.
Я осознаю некоторую недоработку, неполноту, может быть. Но я ведь только начинаю. Все же что-то очень важное, душа, настрой, вернее, чувствование, в моих работах есть. А что до совершенства… Я буду думать, и писать, и учиться. Все у меня получится.
13.10. Увлеклась обереутской эстетикой и философией. Предчувствую в этом свое второе поэтическое дыхание. Мне кажется, я начала останавливаться в своем развитии, штамповать. Без труда мысля образами, когда они постоянно будто наплывают сами, наговаривая их в форму, начинаю как бы костенеть, повторяться, постоянное воспроизводство исходного материала, нового не появляется уже давно, живу собой, прошедшей, прочувствовавшей, и только лишь вспоминаю то или иное свое состояние и передаю это в созвучиях. Но повторы, повторы. Не словесные, не композиционные и не смысловые, по самоощущению себя в пространстве, никакого движения извне. Все варится во мне, не получая новых, свежих источников, компонентов. Долго так продолжаться не может. Раздражает. А где найти не забитое, не зачуханное традиционностью и стереотипами новое самочувствие, понимание и восприятие бытия? Теперь знаю – у обереутов. Тема мало изученная, не заштампованная идеологическими выкладками и исследованиями, полностью открытая для любого, кто пожелает сделать шаг в этот курьезный мудрый мир. Тем более в театрах сейчас начинаются постановки пьес Хармса. В частности, тот прелестный спектакль «Елизавета Бам», который вызвал у меня столько переживаний и откликов.
Еще. Меня очень интересует новый театр, пока существующий при Щукинском училище, но, возможно (нет, просто обязательно), из него получится большое новое явление искусства. Непосредственность и глубина взгляда, талант и прекрасная техника – в этих ребятах так много разного, и они умеют ощутить и преподнести себя ценностью. Я бы очень хотела больше узнать их творчество (пока видела только две постановки). Хотя уже сейчас в голове куча мыслей и образов, намеков на будущую картину, но я бы все же хотела знать о них глубже и больше. Мечтаю познакомиться! Восхищаюсь их эстетикой и философской многогранностью. Они, может быть, сами не подозревают, что создают новое мировосприятие, новое искусство, образ чувствования и мышления на сцене. Их ждет красивое и перспективное будущее, но как бы я хотела узнать их до того, как произойдет их всеобщее признание, чтобы быть с ними не только в момент успеха, на высоте, но и в сомнениях и поисках, и ошибках. Я просто «загорелась» этой мыслью. Отравлена театром безнадежно.
Сегодня идет снег и не тает, мерзавец холод и колкая пустота. На меня обрушиваются размышления, приступы самоуверенности, ожидание дали и выси, и еще бесчисленное множество разных состояний, которые хаотично сменяют одно другое или мирно уживаются на краешке сознания, предоставляя разуму возможность выплеснуть, попробовать запечатлеть их в этих записках.
Вот сижу сейчас и, кажется, обращаюсь мысленно к будущему, которое почему-то стоит за спиной, к поколению новых песен и людей. Глубокая уверенность в своей особенности вселяет в меня иногда такую наглость, что я просто не сомневаюсь, что останусь в памяти, литературе и искусстве, что вся эта моя писанина не канет в лету, а будет кому-нибудь интересна, возможно. И в будущем кто-то (будущие поколения, потомки?) меня оценят и увлекутся моим мирочувствованием. И буду нужна по-настоящему. Боже мой, ну не гордыня ли? Может, и нет. Но необходимо настроиться на ожидание, почему-то все же, кажется, определенную долю признания получу при жизни. А состояться? Так уже состоялась. Собой, самоощущением себя, себя как таковой и себя в сравнении с окружающими.
Извожу бумагу. Тешусь самоупоением. А стихи, такие, как раньше, писать больше не буду. Спадает старая оболочка и образ, новое вот уже совсем рядом. Имидж свой изменять не буду, только добавлю желаемое и выдам за настоящее. Оно постепенно и станет им. И внешне я стану, какой хочу.
Вот перечитала только что мартовские дневниковые записи времен знакомства со Славой. (Странное совпадение, мелькнуло вдруг – слава). И почти что физически ощущала, как в меня входило то распрекрасное самочувствие, энергетика тех дней осталась на листочках тетради и теперь снова возвращается ко мне. Вспомнила Славку, Макдональдс, ЦДРИ, проводы в Питер и 4 месяца разлуки. Потом вспышка: случайная встреча на вокзале, безумные 3 часа, горение, порыв, любование друг другом и снова вынужденная разлука. Но вот я в Москве, он тоже, и вся нелепость в том, что я не могу дозвониться ему. И – молчание. Но мне не грустно. Странно. Возникли аналогии с тем состоянием в марте, когда начиналось с неблагополучия и неопределенности, но самочувствие победило, и такая удивительная легкость и удача.
Мне не грустно. У меня захватывает дух, мне боязно и пьяняще.
С тревогой думаю о пятнице и предстоящем чтении рецензии. Заранее не хочу ею заниматься, подкорректирую непосредственно перед пятницей. Надо, как в омут. Не поймут – черт с ним. Начнут грызть, пираньями растаскивать на кусочки – ерунда, их проблемы. У меня будет репутация странной? Но что же делать с моей неприкаянной душой? Такая я, и быть другой не могу и не желаю.
Никогда не думала, что проблемой для меня сейчас может стать общение. С 15 лет казалось, что добилась необходимой свободы и раскованности в своих внешних проявлениях. Видимо, нет. Что-то во мне дало сбой.
Рецензия должна сама по себе представлять ценность, как независимое самобытное явление. Она не должна давать оценку: это плохо, хорошо, противоречиво, глупо или умно. Нужно передать настрой, суть, которую ты почувствовал. У каждого главное – свое. Но хотелось бы не навязываться, а делиться ощущениями. Не расчленять, а соединять несопоставимое, на первый взгляд, субъективное видение и авторский взгляд, подсознательное и реальное, телесное. В умении тонко, трепетно передать невесомую душу спектакля – основной талант рецензента. Рецензии, ныне существующие, неизбежно уйдут в прошлое. Это вчерашний день. В большинстве своем, это поверхностный взгляд. Можно говорить серьезно, и умно, и глубоко о спектакле, передать образно его строй и фактуру, но современная театроведческая школа безнадежно отравлена атеистическими представлениями о жизни, самим восприятием ее. Даже не столь тут дело в неверии в Бога, можно верить и отрицать, я говорю о способе мышления, статичности исходных данных. Жизнь, как и театр, нужно воспринимать в движении, постоянно изменяющимися и изменяющими окружение.
