Литмир - Электронная Библиотека

— Почему? Все возможно.

И все-таки покосился через плечо. Где-то он уже видел выходящего из кареты мужчину в пышном мундире. Ну конечно! Лесная просека. Вялая висюлька в руке ординарца, съежившийся от удара офицер Зарембы. Браницкий. Полковник Браницкий. Перестал, видно, охотиться за противниками короля. Князь Сулковский, не замечая рассеянности собеседника, деланно рассмеялся:

— Не верите вы мне, не верите. Хоть бы поискусней прикидывались.

Что ему нужно, черт подери: насмехается или всерьез пытается увлечь невыносимо нудными рассуждениями? И почему увел его в сторону от общества, с каждой минутой все более многолюдного и блестящего?

— Признаюсь: вера не самая сильная моя сторона. И пожалуй, это уже навсегда. Стало быть…

Браницкий поздоровался с мужчиной, который стоял, небрежно прислонившись к экипажу.

— Стало быть, вы не склонны забивать голову мыслями о будущем?

В этих словах Джакомо уловил нечто похожее на предостережение. Настороженно взглянул на собеседника. Нет — ничего подозрительного в лице князя не было.

— Напротив. Только меня интересует ближайшее будущее. Чего мы, собственно, ждем?

Сулковский отплатил ему столь же настороженным, хотя несколько смущенным, взглядом. Результат осмотра, видно, его удовлетворил: обняв Казанову за плечи, он легонько подтолкнул его к остальным.

— Мы ждем подходящего момента, сударь!

— То есть?

— То есть сейчас момент неблагоприятный.

— Король еще спит?

— Хороший вопрос. Вижу, в петербургских салонах вы не разучились понимать все с полуслова.

Джакомо ничем не показал, что это замечание его покоробило. Подобную иронию на грани язвительности и обыкновенного хамства могли себе позволить лишь высокородные особы; никому другому это бы не сошло с рук. Но там, в тех «салонах», по которым его в буквальном смысле слова таскали, этому зануде любую колкость воткнули бы обратно в глотку, невзирая на его знатное происхождение. Паук, обезумевший от ненависти к Екатерине, тоже был князем, возможно, не худородней Сулковского.

— Ладно, не обижайтесь. — Князь примирительно улыбнулся. — Тоже, гм, любите побаловаться спозаранку?

Ах вот оно что! Как же он раньше не догадался. Ведь польский король слывет женолюбом. В Петербурге об этом говорили одобрительно, а графиня, его восхитительная графиня, расхохоталась до слез, когда он начал ее расспрашивать. Ну конечно. Пока они тут топчутся с важным видом, стараясь не терять достоинства, щеголяют остротой ума и глубокомыслием, король небось взбирается на какую-нибудь крутую задницу или скатывается с мягкого живота. Теперь Казанове не составило труда ответить Сулковскому улыбкой:

— И спозаранку люблю. Но, вероятно, меньше, чем король.

Великое нравственное обновление начинается с утреннего перепихиванья. Недурственно. У такой программы спасения мира найдется немало приверженцев. А народ, который за таким королем пойдет, наверняка не погибнет.

Князь представил Казанову Браницкому. Церемония была краткой — Браницкий глянул рассеянно, не выказав интереса: его внимание, как и всех прочих, было занято чем-то другим. Коротышка с хамской физиономией распрямился, в два прыжка подлетел к подъехавшей карете, услужливо открыл дверцу. Блестящий от позументов мундир, окаймленное баками лицо… кровь бросилась Казанове в голову, ему почудилось, что это полковник Астафьев, и он не на шутку испугался. Поняв, что ошибся, мысленно крепко себя обругал, но тут же заметил, что надменный вельможа, едва отвечающий на поклоны, не только его поверг в смятение. Одни отводили глаза — правда, украдкой, чтобы, упаси Бог, никого не обидеть, взгляды же других, напряженные до боли, искали встречи со взором вновь прибывшего сановника. Все расступились, спеша пропустить — кого? незваного гостя или избавителя? — принимавшего подобострастное внимание с презрительным спокойствием. Он несколько раз согнул колени, проверяя, хорошо ли сидят сапоги, но не сдвинулся с места, пока не выслушал отрывистый, как собачий лай, рапорт мужлана с хамской рожей.

Спросить, кто это, было не у кого, Сулковский куда-то исчез, а Браницкий протиснулся к заносчивому вельможе.

— Кто это?

Стоящий впереди мужчина повернулся на каблуках. Джакомо увидел лицо рассерженного ребенка.

— Никто.

Злобный херувим заметил его растерянность и чужеземный наряд и неожиданно приветливо улыбнулся:.

— То есть их сиятельство посол императрицы всея Руси граф Репнин, или как там величают эту скотину…

Царский посол! Тысяча чертей! Все ждали царского посла. Просто ждали. Над кем издевался Сулковский — над ним или над самим собой? «Подходящий момент». Подходящий момент наступил с появлением подходящей персоны. Смешно. Неудивительно, что в этих униженно склоненных головах роятся мечты о моральном возрождении. «Пусть изволят начать с себя», — высокомерно подумал Казанова и вздохнул с облегчением: в этом обществе не у него одного грешки на совести.

Не забывая, однако, где он находится, кивнул с благодарностью; впрочем, рядом с ним уже никого не было. Посол, сочтя демонстрацию своего могущества достаточной, величественно двинулся вперед. Толпа рассыпалась, уступая дорогу, но за спиной посла вновь сомкнулась, пришла в движение: бойко заработали локти и ноги, вытянулись шеи, затряслись двойные подбородки и животы. Херувим ловко пробрался в первые ряды процессии и, строго соблюдая дистанцию в два шага, следовал за графом Репниным, который, неспешно и словно бы с трудом переставляя ноги, плыл к воротам замка. «Как павлин, — подумал Казанова, павлин, волочащий за собой огромный хвост». И вмешался в толпу, не желая быть последним пером в этом хвосте. Он достаточно хорошо знал, что здесь с такими перьями делают.

Опять в памяти всплыл тот ужасный день! Джакомо украдкой перекрестился, чтобы отогнать тягостное воспоминание, но — поздно. Впрочем, бывали воспоминания и похуже, от которых болело сердце. На этот раз боли он не почувствовал — его обуял страх, звериный, выворачивающий внутренности страх. Он тогда мало что понимал. Вызов в царский дворец посчитал знаком скорого избавления. Но почему путь к спасению ведет через продуваемую морозным ветром обледенелую площадь под ударами издевающихся над его страданиями мерзавцев… Неужели так выглядит обещание перемены участи? А это еще что? Сопровождающие, ни слова не говоря, втолкнули его в какую-то темную вонючую конуру и убрались восвояси. Видимо, он уже во дворце, но что толку? Не поведут же его к императрице в таком виде — грязного, в лохмотьях… Впрочем, нужно быть готовым к любым неожиданностям. Ведь от предстоящей беседы, возможно, зависит его судьба.

Значит, так: главное — концепция объединенной Европы. Неужто они здесь в этом не заинтересованы, неужто не понимают, что, если величайшие умы совместными усилиями определят форму государственного устройства, народ станет богаче, а законы — более справедливыми? Тот, кто выступит глашатаем этой идеи, кто приложит больше всего усилий для ее воплощения, еще при жизни займет почетное место в истории человечества.

Казанова опустился на пол, но тут же понял, что нельзя расслабляться. Еще заснет ненароком, и тогда его застигнут врасплох, не готовым к борьбе за будущее. За свое будущее, а следовательно — как ни наивно это звучит, — за будущее мира. Такого он бы себе не простил. Да и мочевой пузырь настойчиво давал о себе знать. Поэтому Джакомо поспешил встать» хотя каждый мускул противился насилию, и направился к тому месту, где угадывалось окно. Мрак был неестественно густым и грозным. Окно плотно завешено или просто глухая стена? В противоположном углу что-то шуршало. Крысы?

Для начала можно создать организацию, объединяющую все государства — большие, малые, даже крохотные. Всем будет дано одинаковое право голоса при решении важнейших проблем. Что ж, великим придется прислушиваться к доводам малых, но разве эти малые — безумцы, чтобы путать карты более сильным, а великие — глупцы, чтобы их опасаться? Божеские и людские законы требуют такого союза. А какую колоссальную это принесет пользу! — да они поразят весь мир и заставят другие страны спешно к ним присоединиться. Сколько высохнет источников крови и несправедливости, сколько появится торговых путей, сколько будет создано шедевров! Даже голод со временем отступит в прошлое — к вящей славе правителей и радости подданных. Он, Казанова, знает некое простое, но весьма эффективное решение, которое при помощи такой всеобщей организации очень быстро принесет плоды. Клубни Solanum, в Германии называемого картофелем…

30
{"b":"221794","o":1}