– Пусть только попробует! – сдвинул брови Хай-Ри.

– Мы ему так воздадим по делам его – мало не покажется! – добавил Ухрин.

– Око за око!

– Зуб за зуб!

– А княжну за борт! – воодушевилась Варька, загоревшись избавиться и от Сабрины тоже. Ребята согласно кивнули. Варька задумалась. – Вы знаете, люди, какое-то нехорошее у меня предчувствие по поводу этого Игоря. Где-то я его протокольную физиономию видела. Но вот где?

– Может, он на баллончике с дихлофосом нарисован был или в мультфильмах снимался? – начал «помогать» Варькиным воспоминаниям Нарк.

Варька рассмеялась.

– Скорее в фильмах «ужасов» без грима, – уточнила она. – Кстати, Нарк, у меня к тебе предложение. В русском княжестве выборы скоро. Ты не хочешь мне помочь Дмитрия на четвертый срок пожизненно выбрать?

– Да запросто! – загорелся Нарк, тоже, очевидно, вспомнив обо всех известных ему грязных избирательских технологиях.

Когда из своего полета вернулся Кеша, было уже совсем темно, но вся компания еще чаевничала и обсуждала Сабрину с Игорем вместе взятых. Поскольку Кеша благодаря своим габаритам внутри замка не помещался, он ограничился тем, что всунул голову в окно. Дракон поприветствовал компанию, выслушал новости, повозмущался нахальством Игоря и попросил любимую сказку. И не успел драконий рык стихнуть, как послышался громкий топот. Производимый грохот заставлял думать, что у Варьки в замке живет по крайней мере стадо бегемотов и они все в данный момент сдают стометровку.

– Лукерья, – опознала Варька приближение своей любимицы. – Несется встречать Кешу и слушать сказку.

Драконица забежала в комнату, облизала всех, до кого дотянулась, и с опаской посмотрела на графиню.

– Ну и чего ты не спишь? – поинтересовалась еще с утра обиженная на Лукерью за съеденную туфлю Варька.

– Хитренькая ты… Интересно… – протянула Лукерья и устроила все свои три головы на коленях у Нарка. Нарк, разумеется, ее обнял, поправил на ней все ленточки и утешил обиженную:

– Девочка моя красивая, куколка моя нарядная, бантик ты мой ненаглядный… пошто ж ты обувь-то лопаешь, а?

Все рассмеялись, а Кеша, воспользовавшись тем, что Варька стоит рядом с ним, положил ей на плечо свою голову. Варька машинально почесала дракона за ухом и все-таки рассказала сказку.

В одно прекрасное время в одном из микрорайонов старой, провинциальной Тутуновки жили-были дед с внучкой. Жили они не то чтобы бедно, но и не богато. Какое уж тут богатство? Что не сжирала инфляция – пропивал дед.

Вот пошла как-то внучка на рынок петуха покупать. А купила цыпленка: лысого-прелысого, синего-пресинего. А тот недобитым оказался. Правда, вырос все равно петухом. И до того оказался ненормальным, что снес деду яичко. (А вот и не начисто, а вот и обыкновенное.) Но, как и водится в сказке, до попадания в сковородку яйцо не дожило. Пропало на полдороге. Потужил дед – потужил, да ничего не вытужил. Не было рядом с ним специального тужильного одеяла. В сундуке оно лежало, в приданое внучке готовилось. Пустил слезу дед, вспомнил, как дружно они с бабкой под этим одеялом тужили, да делать нечего. И решил тогда дед внучку замуж выдать.

А в это время король как раз по своему королевству проезжал, умный вид делал. Поскольку было его королевство маленьким, сам он тоже был небольшим. А потому так и звался – Мелкий. Зваться-то он звался, да только никто его не звал. Боялись. А как же – мужчина строгий, представительный, такому и скипетр в руки отдать не жалко. Тем более что болел Мелкий за судьбу своего королевства страшно. Во всяком случае, вид делал. Когда путешествовал. Так вот. Долго ли, коротко ли путешествовал Мелкий, а приехал в Тутуновку и остановился у того самого дома, где проживали дед, петух и внучка. У того самого потому, что дом вообще единственный был. Остановился Мелкий и попить попросил.

– Ты хоть кто такой? – поинтересовался дед.

– Король я, – ответил Мелкий.

Посмотрел дед и головой покачал. Ну странные короли пошли: джинсы драные, волосы длинные, да еще и борода непутем растет.

Ан нет, король как раз оказался не странным. Полюбил он, как водится, внучку, увез ее в столицу, женился на ней и даже расписался через неделю. И остался дед жить с петухом. Вместе. А специальное тужильное одеяло так и пришлось внучке отдать в качестве приданого. А куда денешься?

После сказки Кеша взял с собой Лукерью, и они полетели совершать вечерний моцион, а Нарк с Ухрином отправились по своим делам. Порадовавшись тому, что ее наконец-то оставили наедине с любимым пиратом, Варька подошла к Хай-Ри и приобняла его. Однако генерал, похоже, на романтический вечер отнюдь не был настроен. Во всяком случае, на графиню он даже не отреагировал.

– Ты чего? – обиделась на такое невнимание Варька.

– Мне надо идти, – ответил Хай-Ри, барабаня пальцами по подлокотнику.

– Куда? – растерялась Варька.

– На разведку к замку барона де Круса. Я должен выяснить, что замышляет Игорь! Если он отирался рядом с Сабриной, это только одно может значить – он занял место ее неизвестно куда девшегося фиктивного мужа, а значит, наверняка обитает в замке барона.

– А я? – обиженно надула губы Варька, совершенно не желавшая оставаться на ночь в гордом одиночестве.

– Слушай, посиди дома, а? – попросил ее Хай-Ри самым умоляющим тоном, на который только был способен. – Пожалуйста… Хоть раз в жизни сделай то, о чем я тебя прошу…

Варька кивнула головой, поцеловала пирата на дорогу и поплелась в спальню в отвратительном настроении по поводу того, что день закончился примерно так же, как и начался, – мразно. Причем у Варьки было полное ощущение, что всяческим неприятным происшествиям на сегодня еще не конец.

Предчувствия ее не обманули.

Варька проснулась от того, что у нее разболелся зуб. Внезапно. Сильно. Так, как будто на этот зуб наступил чей-нибудь конь. Сначала боль была тупая и раздражающая, потом пульсирующая, а затем такая сильная, что Варька стала скакать по комнате радостным солнечным зайчиком. Минут через несколько такого прыганья Варька взялась за звонок и начала названивать. Проснись, братва, в стране большое горе! А почему они все спать должны, когда у Варьки бессонница внезапная обнаружилась? Сначала на пороге Варькиной спальни показались заспанные насмерть служанки, а затем Ухрин, который, судя по выражению его лица, был вынут из постели с очередной брюнеткой. Зачем ей в данный трагический момент притащили священника, Варька так и не поняла. (Неужели понадеялись, что она помирает безвременно и ее срочно отпевать надо?) Ухрин (разумеется) был собственным пробуждением недоволен, а потому ничего путного посоветовать не мог. Нет, в смысле – мог, конечно, но только на уровне средневекового человека – монах посоветовал Варьке собираться и отправляться к кузнецу. Варьку передернуло. Неужели в этом измерении к графиням нет другого, более деликатного подхода, и кузнец – это единственный человек, способный ей помочь?! Без обезболивающего! Со всей дури мышц, накачанных предметами кузнечного обихода! Варька представила себе данную процедуру, и ей поплохело. Настолько, что она всерьез задумалась о том, не легче ли ей помереть. Тут же. От чего-нибудь менее болезненного. С тоской в голосе Варька начала спрашивать, нет ли от ее болячки какого-нибудь народного средства, радикального не до такой степени. Советы доброжелателей посыпались на нее со всех сторон. Минут через пять к болевшему, как собака, зубу дружественно присоединилась вспухшая от всего этого безобразия голова. Варька не выдержала и громко заорала, чтобы все присутствующие шли вон навстречу бронепоезду с флагом в руках, барабаном на шее и рублем в зубах. И чтобы всю эту колонну идущих в известном направлении людей возглавил Ухрин, от которого все равно толку как от морка молока. Ухрин окончательно проснулся, обиделся и посоветовал Варьке самой лечиться, раз она такая умная. Наконец звуки происходящего донеслись и до спавших мертвым сном Нарка с Лукерьей, и они появились на пороге Варькиной спальни.