— Не просто кто-то, — рявкнул Висенти, дёрнувшись, и сморщился от боли, которую его реакция вызвала в забинтованном плече. — Гаррисон! Это был он — точно он — или его брат-близнец!

— Ваши мальчики ничего не видели, — Марио «Карлик» Анжелли затянулся сигарой и выпустил дым кольцами. — Они говорят, что вы вели себя, как безумный, но никого постороннего там не было.

— Идиоты! — Висенти снова дёрнулся и застонал. — Что, чёрт побери, с вами, ребята? Думаете, я сам бросился на стену?

— Откровенно говоря, — сказал Рамон Наварро де Медичи — «Рамон Крыса», как он был известен среди рядовых членов лондонской Мафии, — да, так мы и думаем. По крайней мере, так нам ответили ваши ребята. Припадок, — сказали они. Он чокнулся, — сказали они.

— Чокнулся! — Висенти фыркнул. — Говорю вам, я его видел!

— Да, мы знаем — вот это мы и пришли проверить. Вот почему мы здесь. Нас послал Большой Парень, вы в курсе?

Висенти притих. Большой Парень? Первый успешный Босс Мафии в Англии? Он был заинтересован в этом? Почему?

— Видите ли, — продолжил де Медичи, — ваши мальчики, должно быть, правы. Абсолютно. Гаррисона там не было, и быть не могло. Он в это время был, как в ловушке, в повреждённом самолёте где-то между греческими островами и Англией.

Повреждённый самолёт? Братья Блэк!

— Бомба, — Висенти понимающе кивнул.

— Да, ваша бомба! — ответил де Медичи. — Это вы их наняли. Братьев Блэк. Мы узнали от Фаселло. Вы сделали это лично и тайно, что не совсем по правилам, но…

— Но… — Висенти покачал головой, — но он был там!

— Нет, — Медичи был категоричен, — он был в самолёте с подложенной Блэком бомбой. Но на этот раз Берт облажался. Самолёт не разбился. В любом случае, это ничего не изменит. Гаррисон находился в самолете, поэтому не мог быть где-то рядом с вами.

Мысли Висенти стали носиться постоянно сужающимися кругами.

— Я не понимаю, — сказал он. — Я просто не могу…

— Полтора часа спустя после того, как, по вашим словам, на вас напали, самолёт Гаррисона на одном крыле совершил посадку в аэропорту Гатвика. Шасси не выпускалось, приборы отказали, ничего не работало. Но посадка была аккуратной. Гаррисон в больнице: нервы. У пилота определённо поехала крыша — говорит, что они были спасены Богом.

Висенти откинулся на подушки, застонав от усилившейся боли в плече. Но его травмы теперь отошли на второй план, поскольку его больше донимало собственное замешательство и неверие.

— Какого чёрта… — прошептал он. Он плотно зажмурил глаза и снова покачал головой.

— Вот именно, — сказал Марчелло Понтеллари, его тон был саркастическим, как и всегда, — какого чёрта…

— Послушай, Карло, — сказал де Медичи, — не обращай внимания на Понтеллари и послушай меня. Большой Парень заинтересован во всём этом. Видишь ли, ты не единственный, кто ненавидит этого Гаррисона. Ребята в Лас-Вегасе тоже его терпеть не могут. Вот только они не хотят его смерти.

Глаза Висенти распахнулись:

— Что?

— А то, — продолжал де Медичи. — Помнишь, что было в Вегасе год-полтора назад? Кое-кто сорвал большой куш. Изрядно обчистил кучу игроков. Забрал миллионы и исчез. И всё законно, он просто выиграл эти грёбаные деньги! Можешь себе такое представить? Он их выиграл, мать его!

Глаза Висенти сузились. Он заскрежетал зубами:

— Иисусе! Да, я могу себе это представить. Боже мой! Разве он не сделал то же самое со мной, этот Гаррисон? Разве он не обчистил меня? — Он уставился на де Медичи, оскалив зубы. — Значит, Большой Парень и ребята в Вегасе думают, что?..

— Не думают, — перебил его де Медичи, — они знают. Он проделал в Вегасе точно то же самое, что с тобой. Они знают, что это был он, потому что они наконец-то выследили его. У него больше тузов в рукаве, чем у шулера! Но… ну, теперь понимаешь, почему Большой Парень хочет, чтобы ты отменил заказ на Гаррисона?

Висенти нахмурился:

— Поясни.

— Слушай, сейчас он стоит намного больше живой, чем мёртвый. Гангстеры Вегаса хотят знать, как он это делает. Да, и мы тоже. Мы хотим, чтобы никто другой не сделал этого ещё раз — никогда больше! Итак, как только его выпустят на прогулку, мы его схватим. Потом, когда мы с ним разберёмся, — он пожал плечами. — Он весь твой, если ещё будет нужен.

Висенти кивнул:

— Ладно. А что насчёт братьев Блэк? Можете ли вы найти их, отправить телеграмму, позвонить?

— Да, это уже сделано. Они возвращаются из Родоса через три дня, в понедельник, в 7:00 вечера прибудут в Гатвик. К этому времени ты должен пойти на поправку и покинуть больницу. В 8:30 в понедельник назначено общее собрание в кабинете Большого Парня. Братья Блэк будут там. Ты тоже. Все мы должны присутствовать. Эй, это важно, Карло!

Висенти поджал губы, закатил глаза и уставился в потолок. Затем вновь нахмурился:

— Да, важно, — буркнул он. — Но это еще не объясняет, как я мог решить, что видел его, когда его там не было. И ещё, вы знаете, у меня было такое чувство, что он был там не на самом деле, а как призрак.

Он сделал паузу и пристально посмотрел в глаза своих посетителей, затем с упрёком нахмурил брови:

— Эй, не смотрите на меня так! Мы говорим о человеке, выигравшем у меня «Туз треф», помните? Тузы в рукаве, говорите? Я полностью с вами согласен!

Филиппу Стоуну снился кошмар, а когда он проснулся, с трудом мог определить, где заканчивался страшный сон и начиналась реальность. Ему снилось КГБ, пекинские головорезы, бесчеловечное отношение человека к человеку. Но ему ещё никогда в жизни не снилось ничего подобного Харону Губве.

Этот человек был горой бледной плоти!

Стоя, он, вероятно, был на пару дюймов выше Стоуна, по крайней мере, в два раза толще его в обхвате, и должен был весить примерно четыреста тридцать или четыреста сорок фунтов, а его руки были похожи на большие узловатые дубины, так что Филипп по сравнению с ним казался хрупким. А его бледность, как понял Стоун, объяснялась не болезнью, это был альбинизм: у него были розовые глаза и белая с серыми пятнами кожа — негр-альбинос! И это было ещё не все. Глаза Стоуна до сих пор не могли полностью сфокусироваться, а мозг был, несомненно, одурманен наркотиком, но он знал, как называется такое чудовище — гермафродит. Кем бы ни был необъятный мужчина-женщина, прежде всего он был уродом.

Свет был очень тусклый, а чувства Стоуна были в конфликте друг с другом. Либо он висел вверх тормашками, либо гравитация не имела здесь никакого смысла — где бы это «здесь» ни находилось. Чувство ориентации в пространстве, основанное, прежде всего, на весе собственного тела и направлении, в котором свисала его одежда, подсказывало ему, что он сидел прямо и что «низ» находился там же, где его ступни, а ощущение в шее говорило, что его голова откинута назад, а это означало, что то, на что он смотрел, находилось на потолке!

Он на секунду закрыл глаза, думая, не помотать ли головой, чтобы в ней прояснилось (нет, даже думать об этом очень больно), затем очень медленно, осторожно снова открыл глаза. И на этот раз он всё понял.

Потолок был зеркальным, или, по крайней мере, большую площадь в центре потолка занимало зеркало. То, что казалось происходящим наверху, на самом деле находилось прямо перед Стоуном, но в эту минуту он был рад, что видит это не напрямую. Он не хотел привлекать ничьего внимания, по крайней мере, пока. Сначала он хотел бы выяснить, где находится, потому что уже знал, как оказался здесь. Более или менее.

Но… он также хотел бы знать, почему был привязан к креслу. Или, может быть, он это и так знал. Потому что, если бы он не был связан, то кто-то, или даже несколько человек, к этому времени уже испытали бы на себе действие некоторых из обширного списка известных Стоуну болевых приёмов.

Всё это, однако, может подождать — не стоит спешить. На данный момент он будет просто сидеть и наблюдать за происходящим. А зрелище было… то ещё!

Огромный пятнистый урод-альбинос лежал на том, что выглядело более широким, чем обычно, массажным столом, а три девушки трудились над его рыхлым, разжиревшим телом. Производимые их кулаками и ладонями удары и шлепки сопровождались вздохами, кряхтением и постаныванием чудовища, и все четверо — рабыни и их господин — были совершенно голые. Было время, когда Стоун первым делом стал бы разглядывать девушек, но сейчас его больше заинтересовало (мужское? женское?) существо на массажном столе.