Я знала, что несправедлива к нему и к тому же выставляю себя на посмешище, но ничего не могла с собой поделать. Картинки той жизни, которая могла бы быть у нас с Томом, и той, которая ждет меня теперь, попеременно мелькали передо мной, как цветные фотографии и их негативы. Том и Аннетт с коляской и я — в пустой квартире. Он вместе с женщиной, которую готов полюбить, и я — в одиночестве, потому что меня никогда уже никто не полюбит.
Если бы только он, если бы только она, если бы мы только… Все эти «если» не имели смысла. Я поняла, что если еще на минуту задержусь в этом ужасном ресторане, просто взорвусь. Мое тело разлетится на тысячи кровавых ошметков, и они плюхнутся на тарелки посетителей. Лучше избавить их от этого. Медленным и почти чувственным движением я подняла бокал и выплеснула его содержимое Тому в лицо. Я не раз видела подобную сцену в фильмах, и мне она нравилась.
Поразительно, сколько жидкости вмещает один бокал. Том долго отплевывался и, вытирая одной рукой глаза, шарил другой по столу в поисках салфетки. Он вскочил, и я заметила, что и рубашка и брюки у него залиты вином. Компания молодых людей за соседним столиком одобрительно зааплодировала мне, а две официантки уже бежали к Тому с полотенцами в руках. Я схватила куртку и выскочила из зала, забыв бросить на стол деньги. Меня провожали крики посетителей.
На улице было холодно, сыро и грязно. Я бежала, расталкивая прохожих, и всхлипывала. В голове билась только одна мысль: скорей бы добраться до дома. Там я сломаю забытые Томом диски, поставлю свою любимую музыку и обниму плюшевого мишку. Я прокручивала в голове все, что мы сказали друг другу, слово за словом, словно стихотворение, которое нужно заучить наизусть. Как будто от этого зависела моя жизнь. Боль, вызванная ложью Тома, и тем, что другая женщина ждет от него ребенка, терзала меня. Я чувствовала себя ущербной. А ведь я все это время принимала противозачаточные таблетки. Мы с Томом даже не обсуждали идею завести детей.
Подходя к подъезду, я уже рыдала в голос. Голубь что-то клевал в канаве. Я чуть не наступила на него. Голуби. Небесные крысы. Как могли христиане сделать эту птицу символом Святого Духа? Я вошла в подъезд, цепляясь за перила, доплелась до своего этажа и оперла дверь. В прихожей я упала на колени, уткнулась лбом в пол и закричала. Капли дождя на губах смешались со слезами. Сладко-соленая смесь. Как же я ненавижу Стокгольм!
— Теперь ты понимаешь, что ад бывает и при жизни? И почему я так не люблю Дьявола? И что я имел в виду, когда говорил, что этой твари нравится играть с людьми в жестокие игры? Ставить их перед выбором, который они не в состоянии сделать.
Я подняла глаза и увидела Смерть. Его одеяние висело на крючке, рядом стояла коса. Он не снял ботинки. На нем были те же черные джинсы, но другая кофта, с серым отливом. Я бросилась в его объятия. Он ласково погладил меня по спине. Потом отвел в гостиную и усадил в голубое кресло. Укрыл пледом, исчез в кухне и вернулся с чаем и горячим бутербродом. Этот малознакомый мужчина был полной противоположностью тому Тому, которого я увидела сегодня, и я зарыдала еще громче. Я редко плакала, но сейчас не могла остановиться.
— Я предполагал, что у тебя сегодня случится нервный срыв, поэтому взял на себя смелость прийти в твое отсутствие. Хотел поддержать тебя. Я давно не был в Стокгольме, так что вполне могу задержаться тут на пару дней. У меня есть предложение. Возможно, оно немного утешит тебя. Конечно, в последнее время у тебя в жизни и так многое изменилось, но это не имеет отношения к Высшим силам. Скорее, дело рук Дьявола. Я имею в виду другие изменения.
Он поставил диск с джазовой музыкой — тихой, успокаивающей. Но мне почему-то от этого стало еще холоднее внутри. Я могу стать музыкантом, — подумала я. Играть джаз. Ведь он всегда считался грустной музыкой, которую создают в мрачном настроении…
— Нет, я имел в виду нечто другое, — ответил на мои мысли Смерть. — Что подойдет тебе куда больше. Ты сильная, смелая и лишена тщеславия. В том деле, которое я собираюсь тебе предложить, пригодятся твоя способность брать на себя инициативу и быстро принимать решения. К тому же ты ощутишь вкус безграничной власти. Короче говоря, я предлагаю тебе работать у меня. На меня. Со мной. Что скажешь?
Я обещала себе ничему не удивляться в его обществе, и до сих пор это удавалось. Например, я не задумывалась, как он вошел, просто приняла это как факт. Поэтому, не высказав ни недоверия, ни иронии, я сделала то, на что в критических ситуациях способны немногие, — промолчала. Пригубив чай, попробовала бутерброд. Отличная ветчина из того самого итальянского города, куда свинки отправляются без обратного билета. Видимо, Смерть из тех, кто предпочитает только самое лучшее. А значит, и я не так плоха, если уж на то пошло.
Его предложение было фантастическим. Жизнь со Смертью. Рядом с ним. Работа, действительно имеющая значение. Мой вклад станет наконец заметен, а дела мои прославлены. Бесконечные власть и сила. Аминь. Я отнесусь к этой работе со всей ответственностью. И с любовью. Это для меня серьезный вызов, а я никогда не боялась трудностей.
Не донеся бутерброд до рта, я почему-то остановила взгляд на картине, висящей над диваном, где сидел мой новый знакомый, — на ней парусник на полной скорости рассекал волны. Это знак. Знаки всегда вокруг нас, нужно только потрудиться прочитать их. Только теперь я заметила в углу огромный саквояж, похожий на поставленный вертикально сундук. Такие я видела в старых черно-белых голливудских фильмах — тогда в путешествие собирались весьма основательно: в подобном саквояже хватало места для одежды на все случаи жизни и даже шляп. В ту пору путешествия занимали много времени. Душа и тело путешествовали вместе. Старинный саквояж был на колесиках. Сквозь приоткрытую дверцу виднелась одежда на вешалках. Вся темного цвета, если зрение меня не обманывало. Волны словно выплеснулись с картины и ударили мне в голову. Я протянула руку Смерти. Он взял ее. И снова моя рука оказалась холоднее.
— С удовольствием. Но ты должен хорошо платить мне. И еще… скажи, какого цвета моя душа?
…Ночью я долго лежала без сна, вспоминая слова Тома. Он сказал, что я сильная женщина, а Аннетт — слабая. Но что такое сила и что такое слабость? Где кончалась моя сила и начиналась слабость Аннетт?
Я вспомнила, как в детстве егерь рассказывал мне: молодые слабые деревья легче переносят ураган, чем старые и сильные. Они только гнутся на ветру, а когда он стихнет, стоят, как и прежде, лишь слегка потрепанные непогодой. А вот сильные деревья встречаются с ураганом лицом к лицу и борются, пока он не сломает их в прямом и переносном смысле.
На самом деле вся моя жизнь была полна страхов. И Том это прекрасно знал. Да, смерти я не боялась, но другие страхи словно подгоняли меня, не позволяя стоять на месте. И я не желала подчиняться им, предпочитая бороться до конца.
Мне вспомнилось детство. Отец с матерью собираются в гости, мы с братом помогаем маме выбрать платья и украшения. Брату было девять, мне двенадцать, и мама уже прислушивалась к нашему мнению. Папа, полностью готовый к выходу, упрашивал ее надеть бархатные черные брюки, считая, что в них она очень хорошо выглядит, но она так и не послушалась.
Мы с братом знали, что, как только заснем, соседка, которую попросили присматривать за нами, уйдет. И мы останемся наедине с монстрами, прячущимися под кроватью. Шэль не боялся их, только если мы с ним спали в родительской спальне, где нам в таких случаях разрешали лечь. Он быстро засыпал, чувствуя себя рядом со мной в безопасности. А ведь я была старше всего на три года и лежала в кровати без сна, дрожа от страха, пока родители не возвращались домой.
Передо мной замелькали другие картинки из детства. Я рано начала протестовать против несправедливости учителей и одноклассников. Вызвалась быть представителем учеников в школьном совете и всегда защищала слабых. Возможно, со стороны я и казалась сильной, но, в сущности, делала это только ради себя, чтобы победить свою слабость. Потом был университет. Я жаждала добиться успеха. Учиться было скучно. Постоянный страх заставлял меня браться за новые и новые курсы и искать все новые возможности заработка. И наконец работа: теперь я каждый месяц боролась за зарплату…
