– Что с ними?

– Синкопальное[11] состояние. Думаю ввести кордиамин с глюкозой. У меня вроде есть. – Я положил дочь на пушистый ковер рядом с диваном и выпрямился, чтобы отдышаться и решить, что делать дальше.

– Не разбираюсь я в этой музыке. Это что, наркотики? Передоз?

– Возможно. – Я набрал телефон нашего центра. – Черт-те что творится сегодня….

Трубку взял дежурный врач.

– Вечер добрый. Это Винокуров. Немедленно подготовьте реанимационную палату к приему двух пациентов. Вызовите Дубинина. Препараты – кордиамин, атропин, мезатон, раствор глюкозы, бета-андреноблокаторы. Буду через двадцать минут. – Я отключился. – Женя, поедем на твоей машине. Девушек моих положим на заднее сиденье. Обложим подушками. Милицию бы не вызвали – два тела выносить будут.

– Конечно. Ну и дела, брат. С органами я как-нибудь порешаю. Найду, чем уши оттоптать, ежели что.

В прихожей раздался звонок.

– Кого там еще принесло? Соседи, не иначе. Жень, спровадь, кто бы ни пришел.

Я опустился на корточки рядом с женой и дочерью. Дорогие мои, что же с вами случилось? В прихожей раздались негромкие голоса. Буквально через минуту Женя вошел в гостиную, наклонился ко мне и сказал:

– Слушай, там этот очкарик приперся. Помнишь, тот, что у подъезда торчал на лавочке? Говорит, к тебе по поводу жены и дочери. Ты бы вышел. Похоже, он что-то знает.

Я поднялся и прошел в коридор. На пороге стоял субтильного вида мужик лет сорока. Одет прилично. Кожаная куртка из бутика, джинсы, очки в дорогой оправе. Держится спокойно, уверенно.

– Здравствуйте, вы Андрей?

– Да. А вы кто?

– Я – Герман. Я пришел, чтобы помочь.

– Помочь с чем?

– Ваша жена и дочь сейчас без сознания, верно? – Он говорил не торопясь, глядя мне прямо в глаза. Лучший психологический прием, чтобы успокоить собеседника и вызвать доверие к своим словам. Я в этом деле сам знал толк, поэтому ответил автоматически.

– Да, верно. Я сейчас отвезу их в свою клинику.

– Не надо этого делать. Этим им не поможешь. – Увидев мой панический взгляд, Герман поправился: – В смысле медициной не устранишь причину их нынешнего состояния. Сразу хочу предупредить – в настоящий момент опасности для их жизни нет. Их здоровью ничто не угрожает. Это не наркотики и не обморок, – добавил он, словно читая мои мысли.

– Вы знаете, что произошло?

– Вы их трогали? – деловито осведомился Герман, не отвечая на мой вопрос.

– Перенес от компьютера и уложил в горизонтальное положение.

– Что-нибудь вводили? Какие-нибудь препараты? Я знаю, вы врач…

– Не успел. Только собирался.

– Вот и отлично. Ничего не нужно вводить. Компьютер включен? Вы не пытались его отключить? Хотя это у вас и не получилось бы, но все же?

– Включен. Не трогал. Может быть, вы уже….

– Да-да, я за этим и пришел. Я знаю, что произошло и что с этим делать. Где мы можем побеседовать?

Женя, тут же превратившийся в Махора, решительно обошел Германа, преграждая тому путь к двери, щелкнул замком. Обняв его за плечи, мой друг ласково сказал:

– Пойдем на кухню, друган. Там и расскажешь нам все.

Летопись Кезона. Камень Иммерсии

Под ногами бегущего Кезона шуршала прелая листва джунглей. Теперь он был вооружен – от принципа ему достался видавший виды гладиус в кожаных потертых ножнах. Туника ветерана пришлась ему впору, а от кольчуги пришлось отказаться – не подошел размер, да к тому же он не хотел отягощать себя лишним сейчас грузом. Он двигался быстро, хотя и испытывал муки от того, что не удержался и с жадностью проглотил несколько кусков лепешки из сухого пайка поверженного патрульного. Желудок за несколько дней голодовки отвык от пищи, и теперь внутренности Кезона вновь сводили колики. Несколько раз над верхушками деревьев он видел широкие крылья Суллы. Орлан то взмывал в небеса, чтобы увеличить обзор, то возвращался к повелителю. Среди кустарника и переплетения лиан Кезон заметил нескольких окапи, их огромные ланьи глаза без испуга разглядывали опрометью несущегося по звериной тропе человека. Еще до того ему несколько раз заступали путь семьи тапиров, спешащие по своим делам. В кронах деревьев перекликались птицы, были слышны истошные обезьяньи крики. Лес наполняла обычная жизнь. Южная оконечность Баркида, протянувшаяся с севера на юг на добрых девяносто миль, всегда была местом диковатым и малозаселенным. Кезон знал, что природа здесь почти не тронута посевами или фруктовыми садами и сохранила первозданность, задуманную неведомым архитектором. Побродив вдоволь по джунглям, можно было наткнуться на селение блеммий – безголовых человекообразных существ, впервые описанных Плинием, или выйти на скопление хижин панотий – нелепых ушастых созданий, которым уши служили и одеялом, и одеждой. Пробежав уже более пяти десятков стадий, Кезон еще ни разу не встретил сатира, а они тут, насколько он помнил, редкостью не являлись. Он прикидывал на бегу, откуда могли тут взяться стражники, и пришел к выводу, что дозор пошел к берегу от ближайшей сторожевой заставы, заметив в небе гигантский профиль Суллы. А это значит, что их в скором времени хватятся, будет объявлена тревога, и по его следам немедленно пошлют следопытов из южного гарнизона, убийц, обученных выслеживать жертву в джунглях – будь то сбежавший раб или дезертир – безжалостных, неумолимых, быстрых, как ветер. Это ничего. Добыча ускользнет от них на этот раз, а если этого не случится, то горе охотникам, которым удастся нагнать свою дичь. После стычки на пляже Кезон чувствовал отвращение к убийству, но вновь убил бы, если бы у него не оказалось иного выхода. Он замедлил шаг у небольшой лесной речушки, извивающей свое узкое русло между стволов древесных исполинов. Отвязав от пояса бурдюк стражника, Кезон вылил в иссохшую жаждой глотку два секстария молодого терпкого ликийского вина разом и перевел дух. В тот же момент каудата – гигантский реликтовый крокодил, поджидавший свою жертву на дне ручья, – напал на него прямо из-под воды. Но огромная, не менее пятнадцати локтей туша оказалась небрежно отброшена мощной дланью как вязанка хвороста, а через мгновение хвост крокодила ухватила могучая рука. Рептилию раскрутили в воздухе, как метатель раскручивает боло, и с размаху треснули мордой о ближайший ствол. Уже через сто шагов Кезон пожалел о своем опрометчивом поступке, но возвращаться не стал. Первый же разведчик, который пойдет по его следу, увидев раздробленную голову крокодила весом в полтора десятка талантов, легко восстановит картину схватки и поймет нечеловеческую силу того, кто прошел тут перед ним. А это значит, что Кезон невольно дал повод себя обнаружить. И теперь его начнут травить всерьез. Уповая лишь на санитаров джунглей, неусыпно днем и ночью блюдущих свои обязанности, Кезон продолжил путь. Через небольшое время, сопровождаемый испуганными криками обезьян и попугаев, на тропу перед ним опустился Сулла. Его правая лапа и клюв были в крови. В крыле застряла тонкая стрела с белым оперением.

– Господин, до Камня Иммерсии осталось менее часа пути. Я успел долететь до него и увидеть – Камень охраняется.

Кезон аккуратно вытащил стрелу и промыл своей слюной рану преданному глашатаю.

– Небывалые вещи творятся в Баркиде! С какой поры Камни взяты под охрану? Тем более – в такой глуши, вдали от города и селений?

– Того не знаю. Сам был поражен. В меня начали стрелять сразу. Да еще пустили в погоню стаю ястребов. Пришлось отбиваться.

– Спасибо, Сулла. Там, у Камня, ты мне не понадобишься. Поэтому я тебя отпускаю. Мои враги будут тебя искать. Лети в Западные горы, Сулла. Спрячься, затаись. На склонах гор растет ярко-зеленая трава, которую любят горные бараны. Позже я призову тебя к себе. А пока прощай – ты всегда был мне верным слугой. – Кезон подошел и ласково потрепал глашатая по круглой кожистой голове.

В другое время гигантский орлан возмутился бы такой фамильярности хозяина, но теперь он лишь печально заклекотал и промолвил вслед уходящему в стену лиан Кезону классическую фразу: