XL SEVERED SELVES Two separate divided silences, Which, brought together, would find loving voice; Two glances which together would rejoice In love, now lost like stars beyond dark trees; Two hands apart whose touch alone gives ease; Two bosoms which, heart-shrined with mutual flame, Would, meeting in one clasp, be made the same; Two souls, the shores wave-mocked of sundering seas: — Such are we now. Ah! may our hope forecast Indeed one hour again, when on this stream Of darkened love once more the light shall gleam? — An hour how slow to come, how quickly past, — Which blooms and fades, and only leaves at last, Faint as shed flowers, the attenuated dream. Dante Gabriel Rossetti HOW THEY MET THEMSELVES Watercolour. Circa 1860–1864 Fitzwilliam Museum, Cambridge Данте Габриэль Россетти КАК ОНИ ПОВСТРЕЧАЛИ САМИХ СЕБЯ Акварель. Ок. 1860–1864 Музей Фицуильяма, Кембридж XL РАЗДЕЛЕННЫЕ ДУШИ Две немоты, разъятые стеной, Что общий голос обрести могли; Глаза во тьме от милых глаз вдали, Как звезды посреди глуши лесной; Рука, разъединенная с рукой, Сердца в огне, пылающие врозь; Тела, которым слиться не пришлось, Как берегам над бездною морской, — Всё это мы… О, если б только раз Вновь озарилась гуща темных крон, И был немой любви дарован он — Час долгожданный, быстролетный час, Что тает вмиг и век тревожит нас, Как палая листва, как смутный сон. Перевод А. Круглова LIII WITHOUT HER What of her glass without her? The blank grey There where the pool is blind of the moon’s face. Her dress without her? The tossed empty space Of cloud-rack when the moon has passed away. Her paths without her? Day’s appointed sway Usurped by desolate night. Her pillowed place Without her? Tears, ah me! for love’s good grace, And cold forgetfulness of night or day. What of the heart without her? Nay, poor heart, Of thee what word remains ere speech be still? A wayfarer by barren ways and chill, Steep ways and weary, without her thou art, Where the long cloud, the long wood’s counterpart, Sheds doubled darkness up the labouring hill. LIII БЕЗ НЕЕ Что без нее мой дом? Шалаш кривой, Где зябнущий укрылся сирота. Что платье? Скомканная пустота, Клок облака, покинутый луной. Что зеркало? Погасший рай земной, Где ныне беспросветность разлита. Кровать? Ночей бессонных маета И разговор с холодною стеной. Что сердце без нее? Пустых небес Беззвездная, бессолнечная мгла, Дороги одинокой кабала, Когда и месяц за горой исчез, И туча длинная далекий лес Двойною темнотою облегла. Перевод Г. Кружкова LIX LOVE’S LAST GIFT Love to his singer held a glistening leaf And said: ‘The rose-tree and the apple-tree Have fruits to vaunt or flowers to lure the bee; And golden shafts are in the feathered sheaf Of the great harvest-marshal, the year’s chief, Victorious Summer; aye, and ’neath warm sea Strange secret grasses lurk inviolably Between the filtering channels of sunk reef. All are my blooms; and all sweet blooms of love To thee I gave while Spring and Summer sang; But Autumn stops to listen, with some pang From those worse things the wind is moaning of. Only this laurel dreads no winter days: Take my last gift; thy heart hath sung my praise.’ LIX ПОСЛЕДНИЙ ДАР ЛЮБВИ Любовь певцу зеленый лист дала И так рекла: «Бутон пчелу зовет, На яблоне отменный зреет плод, И золото колосьев вкруг чела В венке у Лета — жатва весела, И весел пляс — а в теплой зыби вод Цветов подводных странен хоровод Среди камней, где залегает мгла. Всё — дар Любви; ты все дары обрел Весной и летом, в радости, сполна. Но внемлет Осень — ей уже слышна Во вздохах ветра песнь грядущих зол. И только лавру не грозит мороз. Прими сей дар; меня ты превознес». Перевод В. Сергеевой LXXVII SOUL’S BEAUTY (SIBYLLA PALMIFERA) Under the arch of Life, where love and death, Terror and mystery guard her shrine, I saw Beauty enthroned; and though her gaze struck awe, I drew it in as simply as my breath. Hers are the eyes which, over and beneath, The sky and sea bend on thee, — which can draw, By sea or sky or woman, to one law, The allotted bondman of her palm and wreath. This is that Lady Beauty, in whose praise Thy voice and hand shake still, — long known to thee By flying hair and fluttering hem, — the beat Following her daily of thy heart and feet, How passionately and irretrievably, In what fond flight, how many ways and days! |
