– …Наша цель – создать третий геополитический центр в мире, с которым все будут считаться. У нас достаточно денег, много единомышленников, в том числе и в таких сатанинских странах, как США и Россия. Единственное, чего нам сейчас еще не хватает, – единой централизованной организации. Одиннадцатого сентября мы доказали всему миру, что можем достичь своих геополитических целей. Перед нами нет препятствий.

– Махмуд, то, что мы сейчас планируем в России, это равняется акции одиннадцатого сентября? – Толстый господин развалился на шелковых подушках, отрыгнув утробной отрыжкой.

– Это будет, пожалуй, посильнее сентябрьской акции, – тихо произнес старик, и глаза его зажглись сумасшедшим блеском.

– Махмуд, а что еще за операцию ты затеваешь в России?

– Это второй вариант нашей операции. Запасной.

– А зачем нам второй вариант, если у нас первый уже почти подготовлен?

– Тенгиз, сколько у человека ног?

– Две, – удивленно посмотрел на старика толстый Тенгиз.

– Любое серьезное дело должно стоять на двух ногах. Если всего одна нога и она захромает, то дело двигаться не будет.

– И в чем состоит твой второй, запасной, вариант?

– Извини, Тенгиз, но этого я сейчас не могу раскрыть даже тебе.

– Ну, как хочешь, можешь не говорить, – досадливо махнул рукой Тенгиз. – Только второй вариант не нужен. У меня все испытано, люди подобраны, все как на подбор, так и рвутся в бой. И они сделают это в лучшем виде.

– У русских есть хорошая поговорка: не говори гоп, пока не прыгнешь.

– Не перепрыгнешь, – поправил его Тенгиз.

– Ну да. Кроме того, твои люди не внушают мне большого доверия. Они – бандиты. А нам нужны идейные борцы, истинные мусульмане…

– А-а, Махмуд, все это словесная шелуха, которая годится только для вербовки неграмотных подростков в диких горных аулах. Главное – деньги. Сейчас все делается за деньги. Нет, не спорю, идея, вера – это, конечно, хорошо. Но без материальной основы они – ноль.

– Ты стал рассуждать как неверный, продавший душу дьяволу, – печально взглянул на Тенгиза старик и с постным выражением лица стал перебирать четки.

– Да перестань, Махмуд. Не надо только вот этого… передо мной. Мы не в мечети. Мы все что-то продаем, и себя в том числе, только по-разному. Ты же загнал кое-кому партию американских «Стингеров», которые планировались для пуштунов в Ираке. Ну и что? Нормально. Я же тебя этим не попрекаю…

– А вот это тебя не касается! И не лезь в мои дела… – Глаза старика грозно сверкнули из-под мохнатых бровей.

– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно поднял обе руки вверх Тенгиз, – извини, что нечаянно наступил на твою любимую мозоль.

В комнату вошла молодая девушка в турецком костюме: в шароварах, полупрозрачной накидке на плечах. В руках она несла серебряный кувшин, остановилась посередине комнаты, посмотрела вопросительно на старика.

– Вон, ему полей, – кивнул на толстого гостя Махмуд.

Тот тяжело встал с подушек, подошел к медному тазу, стоявшему у стены на столике. Девушка полила ему из кувшина и подала полотенце. Она стояла перед ним, скромно потупив взгляд в пол, ожидая, когда господин закончит процедуру омовения рук. Тенгиз сальным взглядом рассматривал девушку. Вытерев руки, вернул ей полотенце и приказал по-английски: «Принеси виски». Девушка кивнула головой и почти выбежала из комнаты.

– Не пойму, кто она, – вслух задал вопрос Тенгиз, снова усаживаясь на подушки, – не грузинка, не армянка, тем более не чеченка, но с Кавказа.

– Она черкеска, – нехотя пояснил старик.

– А, ну да. Черкески хороши. Но только лет до тридцати, а потом как-то увядают. В этом плане выгодно отличаются русские женщины. Вот представь, идет в Москве по улице куколка. Ножки, талия, грудь – все при ней. Лицо – лик мадонны. А знакомишься, ей уже за сорок…

Старик, который либо не был специалистом в этой области, либо не хотел опускаться до столь низкой темы, прервал знатока женщин:

– Ты зачем вчера устроил дебош в ресторане? Ударил паломника из Кувейта?

– А за дело, Махмуд. Я заказал музыку, битлов. Платил свои деньги, а он мне претензии: эта музыка не угодна Аллаху. Ну, я и ответил. Будет еще указывать, какую мне музыку слушать…

– Это нехорошо, – скорбно сжал губы старик. – Кого ты поставишь руководить операцией?

– Вольфа, ты его знаешь.

– А, это тот, который участвовал в операции в N-ске?

– Да.

– Дурацкая операция. Там все было неправильно. Кстати, ты проверял Вольфа?

– Проверял. Через своих людей в России. Он был ранен, окружен и взят в плен. Несколько лет отсидел в тюрьме. Вышел по амнистии. Злой как черт. Сейчас работает под Москвой, в Твери, в какой-то охранной фирме.

– И все-таки не мешает его еще раз проверить.

– Проверим.

– А из твоих соплеменников в Чечне нельзя организовать пару групп боевиков?

– Там сейчас тяжело. Предателей много. Ичкерией заправляет кадыровский тейп. Москва им подачки кидает, они и лижут им жопу, – не скрывая злобы, проинформировал Тенгиз. – Мы с этим тейпом давно на ножах. Старшего Кадырова мы убрали, так сынок его еще хуже. Ничего, скоро и с ним разберемся. – Тенгиз налил себе в рюмку виски из принесенной девушкой бутылки.

– Пьешь много, – вяло заметил старик.

– Сколько надо, столько и пью, – раздраженно отрезал Тенгиз.

– Когда поедешь в Россию?

– Через две недели. Закончу здесь кое-какие дела и поеду.

– Да поможет тебе Аллах, – сложил ладони вместе Махмуд.

Атмосфера в кабинете заместителя начальника управления «БТ» была напряженной. Совещание шло уже второй час, и конца ему не было видно. Докладывал седой полковник, начальник одного из подразделений управления.

– …нашими специалистами составлены психологические портреты возможных террористов и разосланы во все правоохранительные органы Москвы, даже в службы безопасности таможенных органов. Разрабатываются все лица, ранее попадавшие в поле нашего зрения в связи с признаками поведения, указывающими на их причастность к террористической деятельности. Подняты все архивные дела бывших террористов. Агентурная сеть работает в усиленном режиме…

– Валентин Александрович, – неожиданно прервал его Кобецкий, хмуро слушавший доклад подчиненного, – все это, что вы сейчас рассказываете, конечно, правильно. Но где результаты? Работа в усиленном режиме, как вы говорите, ведется уже две недели. Но… ничего нет! – Генерал встал из-за стола, прошелся за спиной докладчика. – Где конкретные подозреваемые? Где версии по возможным действиям противника? Когда и где могут быть взрывы? Прошло две недели, а мы топчемся на месте. Результатов – ноль!

– Товарищ генерал, мои люди работают без выходных по двенадцать часов в сутки! – обиженно воскликнул полковник.

– А как же иначе, – спокойно заметил Кобецкий, – это нормально. Надо будет, будем и по двадцать четыре часа работать.

– …И потом, результаты все-таки есть. За эти две недели нами выявлена крупная сеть наркодилеров в Москве, вскрыт канал поставки в столицу мигрантов-нелегалов…

– Товарищ полковник, это мы бросаем ягодки в чужую корзину. Соседи, может, и скажут вам спасибо, но на нашем счету одни нули. А мне нужны тер-ро-рис-ты! – Генерал двинулся вдоль длинного стола, за которым сидели его сотрудники и напряженно молчали. – Валентин Александрович! – Кобецкий остановился сзади седого полковника и так посмотрел ему в спину, что тот передернул плечами. – Я тебя не узнаю. Ты что, нюх потерял? Может, тебе полегче должность найти? Садитесь!

Пожилой полковник, обескураженный, опустился на стул. Некоторые из присутствующих коллег посматривали на него с сочувствием. После последней фразы генерала установилась неловкая пауза. Кобецкий сел на свое место, жестким взглядом обвел всех сидящих за столом.

– Товарищи офицеры, – голос начальника звучал тихо и глухо, – мы с вами стоим на передовом рубеже в войне с террористами. И кроме нас нашу работу никто не сделает. Если мы не сработаем, значит, победят преступники. Значит, грош нам цена, значит, мы зря тут сидим и зря получаем государственную зарплату. – Его сжатый кулак кувалдой стукнул по столу так, что звук от удара гулко прошелся в тишине кабинета. Затем он уже спокойно спросил: – У кого есть еще что добавить к сказанному? Может, мысли какие? Говорите, здесь стесняться не надо.