Не будем же поражаться странностью психических явлений.

Разумеется, люди склонны отрицать все то, что кажется невероятным, что еще не изведано, что еще не постигнуто. Если бы мы прочли у Плиния или у Геродота, что у одной женщины был сосок на левом бедре, — сосок, которым она кормила своего ребенка, то мы расхохотались бы от души.

А между тем такой факт был подтвержден Парижской Академией Наук на заседании 25 июня 1827 года. Если нам расскажут про человека, у которого при вскрытии нашли ребенка внутри его тела; если нам скажут, что это был брат-близнец, заключенный в его организме, что этот младенец постарел, оброс бородой, то мы прямо назовем это сказкой. А между тем мне самому довелось видеть, много лет назад, 56-летнего мертворожденного. Один переводчик Геродота спокойно изрекает: «Что Роксана родила младенца без головы, — это такая нелепость, которая одна способна дискредитировать Ктезия». Нынче же во всех медицинских лексиконах говорится о безголовых младенцах. Эти примеры и еще многие другие склоняют нас к разумности и осторожности. Одни разве невежды способны все отрицать невозмутимейшим образом.

Было бы совершенно ошибочно предполагать, на основании предыдущих глав, что мы не допускаем и существования галлюцинаций и что мы оспариваем у них принадлежащее им место. Но, по нашему убеждению, крайне необходимо установить кое-какие различия и определения.

Существуют настоящие галлюцинации, то есть иллюзии, заблуждения, ложные ощущения. Одни могут быть испытываемы субъектами нервными, утомленными, больными, сумасшедшими; другие — существами, вполне здоровыми и духом и телом. В былое время врачи допускали лишь первые, т. е. болезненные галлюцинации, а это грубая ошибка невежества.

Галлюцинации — это иллюзия мозга и мышления; весьма важно не придавать им другого смысла и не предполагать, например, что могут существовать галлюцинации реальные. Если испытанное впечатление считается реальным, как результат внешней причины, действующей на мозг или на мышление, оно уже утрачивает свой характер галлюцинации и входит в область «фактов». Это уже не «галлюцинация». Различие это имеет капитальную важность. Главная трудность для нас состоит именно в том, чтобы разграничить в этой довольно спутанной области явлений то, что есть действительность.

Академический словарь определяет галлюцинацию так: «Это заблуждение, иллюзия человека, у которого представления не согласуются с действительностью». Определение смутное, сбивчивое; оно может быть применимо и к чему-нибудь другому, помимо галлюцинаций. Такого определения никак нельзя допустить. Литре толкует это слово несколько иначе: впечатление чувств, не обусловленное никакой внешней причиной, которая могла бы его вызвать. Это уже немного яснее и точнее. В своем сочинении о галлюцинации зрения доктор Макси Симон пишет: «Галлюцинация заключается в впечатлении чувств без всякой внешней причины, которая могла бы породить его». Это определение, как и определение Литре, более всего соответствует общей идее, его-то мы и будем придерживаться. Важнее всего согласиться насчет того пункта, что галлюцинация есть, по существу своему, ощущение чисто субъективное, обманчивое, впечатление ложное.

Бриер де-Буамон написал о галлюцинациях сочинение чрезвычайно интересное и сделавшееся даже классическим; в нем врач-психиатр еще играет главную роль, но он уже настоятельно проводит ту мысль, что не все галлюцинации граничат с безумием; многие принадлежат вполне здравому состоянию мозга. Эта книга может считаться одной из первых попыток независимой научной мысли бороться против классической патологической теории и доказать, что в известных случаях галлюцинация может быть рассматриваема как явление чисто физиологическое. Автор, ярый сторонник принципа двойственности в человеке, отвергает мнение, усматривающее в сумасшествии один лишь невроз, а в причине его — лишь материальное физиологическое действие. «Мысли принадлежат к совсем иному порядку, чем ощущения. Психологические явления не могут быть поставлены на одну доску с впечатлениями чувств. Хотя мозг и есть центр мыслительных действий, но он не есть творец их». Бриера де-Буамона можно считать предтечей новейших исследователей в этой загадочной области, хотя слово «галлюцинация» сохранило и после его знаменитого сочинения свой патологический и медицинский характер.

Интересно привести несколько примеров различных родов галлюцинаций.

Галлюцинация — это сон наяву. Сны также производят в некоторых случаях галлюцинации, представляющие иногда все признаки реальной жизни.

Галлюцинации безумия так многочисленны, так разнообразны и так общеизвестны, что было бы излишним приводить их здесь. Медицинские сочинения о душевных болезнях полны ими, и каждый может легко познакомиться с этим видом явлений. К тому же они не имеют ничего общего с занимающим нас вопросом. Выберем лучше случаи, тщательно отслеженные и основательно описанные самими испытавшими их субъектами. Нижеследующее наблюдение мы заимствуем из сочинения доктора Ферриара из Манчестера, а ему случай этот рассказан писателем Николаи из Берлина. Случай старинный, но очень типичный.

«За последние месяцы 1790 года, — повествует этот академик, — у меня были огорчения, сильно меня расстроившие. Доктор Делл, обыкновенно пускавший мне кровь два раза в год, счел нужным на этот раз произвести только одно кровопускание. 24 февраля 1791 года, после одной неприятности, я увидел вдруг на расстоянии шагов десяти фигуру мертвеца; я спросил жену, видит ли и она ее? Вопрос мой встревожил жену, и она поспешила послать за доктором. Видение продолжалось 8 минут. В четыре часа пополудни видение повторилось; я был один в ту минуту. Обеспокоенный этим явлением, я отправился в комнату жены. Призрак последовал за мной. В десять часов вечера я увидел несколько фигур, не имевших отношения к первой. Когда миновало первое впечатление, я стал усматривать в призраках то, чем они были в действительности, то есть последствия моего нездоровья. Проникнутый этой мыслью, я стал тщательно наблюдать их, доискиваясь, в силу какой ассоциации идей эти фигуры представляются моему воображению, однако не мог найти никакой связи между ними и моими занятиями, мыслями, трудами. На другой день призрак мертвеца исчез, но заменился множеством других фигур, в числе которых встречались иногда и друзья мои, но большей частью это были все какие-то незнакомые мне люди. Вообще людей, принадлежащих к моему кругу, я не замечал между ними, а если и попадались знакомые образы, то все они принадлежали людям, живущим в отдаленных местах. Я было пробовал вызывать произвольно сильным напряжением воображения знакомых, но мне не удавалось облечь эти образы в наглядную оболочку, хотя они и существовали в моих помыслах, между тем как в другое время мне ничего бы не стоило вызвать их воочию. Настроение моего ума позволяло мне не смешивать эти ложные представления с действительностью. Видения мои оставались одинаково ясными наедине со мной и при свидетелях, днем и ночью, на улице и дома. Когда я закрывал глаза, они иногда исчезали, хотя бывали случаи, что они оставались видимыми, но когда я открывал глаза, они немедленно опять появлялись. Вообще эти фигуры, мужские и женские, по-видимому, мало обращали внимания друг на друга и суетливо толклись, как на рынке. Несколько раз я видел всадников, собак, птиц. В их взорах, одеждах, росте не было ничего чрезвычайного, но только они казались слегка бледнее, чем нормальные люди. Приблизительно месяц спустя число этих видений еще более увеличилось; я уже стал слышать их разговор. Иногда они заговаривали со мной; их речи были кратки и почти всегда дружелюбны. Несколько раз мне казалось, что это нежные, участливые друзья, старающиеся утешить меня в моих огорчениях. Хотя в ту пору мой дух и тело находились в довольно удовлетворительном состоянии и вообще я так освоился с этими призраками, что они уже нимало не беспокоили меня, однако я старался избавиться от них разными средствами. Доктора решили поставить мне пиявки; это предписание и было исполнено однажды в 11 часов утра. Фельдшер был со мной один в комнате; во время операции комната наполнилась разнообразными человеческими фигурами. Галлюцинация продолжалась непрерывно до четырех с половиной часов. Я заметил, что движение этих призраков становилось все медленнее. Скоро они начали бледнеть, а в 7 часов приняли белесоватый оттенок Их движения стали менее быстрыми, хотя очертания все еще сохраняли ясность. Мало-помалу они стали туманными и начали сливаться с воздухом. В восемь часов комната моя совершенно очистилась от фантастических посетителей. С тех пор мне раза два-три казалось, что эти видения опять повторятся, но ничего подобного уже больше не случалось со мной».