Утром она решила ехать к Беатрис.

Добраться до Беа ей удалось лишь после обеда: с утра Эван заявил на жену свои права, и они вместе отправились в Гайд-парк. Осень превратила любимое место прогулок в шкатулку с драгоценностями: багрянец и золото. Но, бродя по дорожкам, Дарина чувствовала себя перемычкой в песочных часах, через которую сыплется песок. Ей была так дорога каждая минута... Она отвечала улыбкой на шутки Эвана, здоровалась со знакомыми, но мысли ее были далеко.

«Только бы он не пустил себе пулю в лоб...»

Она пыталась успокоить себя тем, что Иэн на такое не способен, однако слишком отчетливо помнила, что вчера в какой-то момент ей тоже захотелось умереть. А он... ему нечего терять. Ее грела надежда, что Иэн будет помнить о сыне.

К обеду она была вся на нервах, и лишь когда Эван отправился вкушать послеобеденный сон, Дарина быстро переоделась в темно-зеленую амазонку и приказала оседлать ее кобылу Фиалку. Незачем привлекать внимание слуг к тому, куда она поедет, то есть экипаж с кучером исключается. Дарина рассчитывала вернуться домой менее чем через два часа, прежде чем Эван проснется. Конечно, ему доложат, что она куда-то ездила. Хотя что предосудительного в прогулке верхом? А вот если Эван узнает, что она ездила к Беатрис, то непременно что-то заподозрит. Кажется, ему не давала покоя история с балом у Литлби.

Дарина добралась до дома Беа за десять минут. Отстранив лакея, собиравшегося по всем правилам доложить о ее приезде, она вошла в большую гостиную без предупреждения.

Во всем доме чувствовалась странная суматоха; не обошла она и этой комнаты. Беа в темно-красном платье, стоя посреди гостиной, руководила двумя слугами, снимавшими занавеси с окон. Мимо Дарины протащили свернутый в трубу ковер. Две горничные с усердием, достойным лучшего применения, вытирали пыль с картин и каминной полки.

Рядом с Беа стоял мужчина – невысокий, с пепельными волосами, в мятом дорожном плаще. Лица его Дарина разглядеть не успела: едва заметив ее, человек поклонился Беатрис и покинул гостиную через второй выход. Дарина нахмурилась: похоже, этот субъект, кто бы он ни был, избегал ее. Отчего бы это?

Завидев подругу, Беа махнула ей рукой:

– Иди сюда! Ты очень вовремя. Я уже хотела посылать за тобой... Только постарайся не поскользнуться. Полы только что натерли.

Дарина осторожно направилась к подруге, обходя нагроможденные на полу вещи.

– Что это? Конец света?

– Всего лишь уборка, – усмехнулась Беа, целуя подругу в щеку. – В воскресенье возвращается Джеффри, а мне не хотелось бы его разочаровывать, встречая в доме, где даже моя канарейка чихает от пыли. Хороший муж – большая ценность в наши дни.

– И большая редкость, – улыбнулась Дарина. Беа рассеянно кивнула, следя за слугами и заложив руки за спину.

– Сегодня вторник. У меня не так уж много времени, чтобы привести это обиталище пауков и мух в более-менее приличный вид. Но я постараюсь. Чего не сделаешь ради любимого мужа!

– Вот это новость! – натянуто улыбнулась Дарина. Вопрос супружеской неверности был для нее в последнее время слишком актуален, поэтому она поспешила перевести разговор на другую тему: – Кто этот человек, который так быстро скрылся при моем появлении? Неужто я настолько плохо выгляжу, что пугаю мужчин?

– Ты выглядишь очаровательно, – рассмеялась Беатрис. – Полагаю, мой посетитель не желал встречаться здесь ни с кем, кроме меня. Учитывая характер его просьбы, я его понимаю.

– И о чем он просил тебя?

Беа одарила подругу непонятным взглядом.

– Его просьба касалась тебя, – ответила она, выдержав многозначительную паузу.

– Меня? Кажется, я его даже не знаю...

– И вряд ли узнаешь в ближайшее время, я полагаю. Этот господин и тот, кто его послал сюда, предпочитают скрытничать, как я поняла. Впрочем, это не помешало им действовать.

– Перестань говорить загадками, Беа!

– Ну хорошо, – вздохнула Беатрис. – Мой посетитель взял с меня слово, что я не буду разглашать его имя и имя его друга. В обмен на некоторые блага, которых я уже давно добиваюсь. Признаюсь, это очень выгодная сделка. Самое малое, что мне нужно делать, – это передать тебе кое-что. Может быть, раз или два. Может, десять. А получу я за это в сто раз больше.

– Что же ты должна мне передать?

– Вот это. – Беа наконец вытащила из-за спины руки, держа в правой запечатанный конверт. – Это тебе.

Дарин приняла в ладони послание. Почерк незнакомый, буквы большие, с легким наклоном влево. «Дарине» – только ее имя. Она перевернула конверт, но оттиска на восковой печати не обнаружила.

Сердце внезапно ухнуло и провалилось куда-то в левую пятку.

– Я не могу ничего тебе рассказать о доставившем письмо человеке и о том, кто его написал. – Беа хитро улыбнулась. – Признаться, все это ужасно романтично.

Дарина почти не слушала ее, водя кончиками пальцев по конверту. Она поняла: это его почерк.

– Можешь прочитать его где-нибудь в тихом уголке, – посоветовала Беа, с интересом наблюдая за подругой. – Здесь слишком шумно, а тебе понадобится сосредоточиться, я думаю... Эй, осторожнее с той картиной! Это фамильная реликвия. Прапрадед милорда очень обидится, если вы его уроните.

Мимо просеменили двое слуг, таща огромный портрет; лица у них были красными от напряжения. Прапрадедушка Джеффри Локфорда, наоборот, был бледен; казалось, его взгляд готов пригвоздить незадачливых лакеев к полу свеженатертому.

Дарина порывисто обняла подругу.

– Спасибо! Спасибо, Беа!

– Для тебя – все, что угодно. – Беатрис была растрогана. – Ну, ступай, ступай. Можешь пройти в сад или еще куда-нибудь. Подальше от этой суеты. Я ведь знаю, такие письма нельзя читать на ходу.

Дарина взглянула на нее с благодарностью и поспешно кинулась прочь из гостиной.

Она последовала совету подруги и вышла в сад. Найдя скамеечку рядом с раскинувшим крылья каменным ангелом, Дарина устроилась на ней и еще раз осмотрела послание. Потом осторожно, чтобы не порвать письмо, вскрыла конверт.

Несколько сложенных пополам тонких листков бумаги выпали ей на колени. Дарина взяла их в руки, как величайшее сокровище, и осмотрела не читая. Тот же почерк, крупный и решительный, без завитков и прочих украшений. Деловое письмо, а не любовное послание. На первый взгляд.

Насмотревшись, Дарина глубоко вздохнула и прочла первую строку:

«Здравствуй, лунный свет!»

В горле у нее появился комок; она судорожно сглотнула, но не смогла удержать слез – капли повисли на ресницах, одна упала на лист, и Дарина поспешно стерла ее, опасаясь, как бы не расплылись чернила.

«Я пишу тебе прежде, чем рискую остановиться и, оглянувшись назад, решить, что все произошедшее – сумасшествие. Это и есть сумасшествие, самое большое в моей жизни, но я рад ему. Мне требовалось сойти с ума, чтобы стать нормальным».

Дарина всхлипнула и провела пальцами по строкам, написанным рукой Иэна. В груди было столько горькой нежности... «Ты сделал это, милый. Ты смог. И я смогла».

«Я хочу заверить тебя, что меньше всего желаю навредить тебе, твоей жизни и репутации. Я знаю, что ты замужем, Дара. Потому прошу простить меня за то, что прибегаю к такой секретности: это нужно, чтобы защитить тебя.

Сразу, чтобы ответить на все невысказанные вопросы и на вопросы, что возникнут после моих ответов: я не буду говорить тебе, кто я. Ты знаешь мое имя; прочее ни к чему. И я не открою свое лицо; считай это моей прихотью, капризом, чем угодно – я твердо намерен поступить так. Пусть будут просто Иэн и Дара. Я повторю, что говорил раньше: не желаю, чтоб ты видела меня мертвым. И не увидишь».

«Ты все пытаешься заботиться обо мне... И не поймешь, что от этой заботы нам только хуже. Хорошо, я приму твои правила. Только мне хотелось бы знать, ради чего я отказываюсь от твоего лица».

«Ты хотела помочь мне. Кажется, ты уже это сделала. Я сошел с ума: я хочу жить».