«Мне жаль Дженни. И вас. Я знаю, как случившееся со мной отразилось на моих родителях. Это ужасно».

Шеннон прочел эти слова, и гнев его остыл. Устало ссутулившись, он тихо произнес:

— Да. Насилие отвратительно. Оно только ломает жизни.

Он это прекрасно знал и, более того, испытал на себе.

«Раз вы наемник, значит, вы всегда на войне, да?»

Ее слова пронзили Шеннона острой болью.

— Наемники выступают во многих ролях, — медленно проговорил он. — Некоторые — вполне безопасны и без особого риска. Но и с насилием они тоже связаны.

«А вы всегда в опасных ситуациях?»

Он взял записку и медленно смял ее. Клэр подбирается к нему слишком близко. Этого нельзя допустить. Ради нее самой. Шеннон постарался придать своему лицу самое серьезное выражение и жестко произнес:

— Вы должны запомнить, что я для вас опасен.

Шеннон не собирался разъяснять ей, что может случиться, если женщина приблизится к нему, коснется его сердца, заставит его полюбить. Он поклялся, что никому об этом не расскажет — даже Дженни. И еще он поклялся, что никогда этого не допустит. Клэр — необыкновенная женщина, слишком ранимая. Он не позволит, чтобы она к нему приблизилась. Но в ней чувствовалась отвага, пугавшая Шеннона: у нее хватит духа подойти к такому, как он, — человеку, настолько израненному, что его раны не заживут никогда.

— Увидимся завтра утром, — отрывисто проговорил он. Быстрым взглядом обведя комнату, он снова посмотрел на нее и добавил: — Поскольку я наемник, мне надлежит проверить ваш дом и окрестности. А потом я буду у ваших родителей в комнате для гостей. Если вас что-то встревожит, приходите за мной.

«Я живу здесь уже месяц, и ничего не случалось. Все будет в порядке».

Какая наивность, подумал Шеннон, читая ее записку. Но он не мог сказать, что ей грозит опасность — опять-таки по приказу Найджела. Сжав губы, он устало посмотрел на нее и повторил:

— Если понадобится помощь, приходите за мной. Поняли?

Как бы ни требовали обстоятельства быть поблизости и защищать Клэр, Шеннон понимал, что он не может перебраться в ее дом, не объяснив всего ей самой и ее родителям. Да и вообще, он не хотел бы жить под одной крышей с Клэр совсем по другой причине. Как ни тяжело оставлять ее здесь без охраны, у него пока нет другого выхода.

По крайней мере подальше от Клэр он не будет угрожать ей сам, мрачно решил Шеннон. Его разум кричал ему, что он будет абсолютно бессилен, ночуя в доме Коннэли, если убийца попытается застать ее здесь одну. Но что он может предпринять? Терзаясь сомнениями, он решил, что эту ночь будет спать у Коннэли, а потом придумает, что делать дальше.

Клэр ответила на предупреждение Шеннона чуть заметным кивком. Он сказал ей, что имеет дело с насилием. Она ощущала скрытую в нем смертельную угрозу — и все же в те недолгие секунды, когда он казался беззащитным, понимала, что в глубине души он стремится к добру, а не к насилию.

Готовясь лечь спать, Клэр пыталась разобраться в своих смятенных чувствах. Она понимала, что Шеннон скорее волнует, чем пугает ее. Почему-то ее тянуло к нему — к человеку, который скрывается под холодной непроницаемой оболочкой.

Свет керосиновой лампы отбрасывал пляшущие тени на дальнюю стену соседней комнаты. Каждый вечер, увидев их, она вздрагивала, но сегодня этого не случилось.

Почему? Клэр задумчиво пошла по дому. Старые доски под линолеумом изредка поскрипывали. Неужели встревожившее ее присутствие Шеннона укрепило в ней чувство безопасности? Прежнюю тревогу сменяла новая. Несмотря на его сердитые взгляды и раздраженный тон, Клэр чувствовала, что, если окажется в беде, он ей поможет.

Тряхнув головой, полной противоречивых мыслей, она прошла в центральную комнату двухэтажного дома. По крайней мере четыре поколения Коннэли жили в нем, и это внушало ощущение прочности бытия. В старом и знакомом всегда было для нее что-то успокаивающее, и сейчас это чувство стало для нее нужным как никогда.

Она вернулась на кухню, где все еще горела лампа. Стены были увешаны рисунками, выполненными цветными карандашами: напоминание о детях, которых она недавно учила. Класс прошлого года. Рисунки говорили о детской вере в добро, и, глядя на них, Клэр могла живо припомнить лицо каждого ребенка. Это вселяло надежду, что, может быть, жизнь ее все же не окончательно сломалась.

Наклонившись, она задула лампу, и комната погрузилась в темноту, заставив ее вдруг испугаться. Той ночью, когда она была на автобусной станции, тоже было темно. Она припомнила человека, которого убили у нее на глазах. Он был модно одет, приветливо улыбался. Подошел к ней, словно к старой знакомой. Она доверилась ему и, честно говоря, он ей даже понравился. Она улыбнулась и разрешила взять у нее большую дорожную сумку с ремнем через плечо. Содрогнувшись, Клэр постаралась не вспоминать страшный конец этой встречи. Прижав пальцы к закрытым глазам, она ощутила приближение сильнейшей мигрени, которая начиналась вдруг, без всякой объяснимой причины.

Направляясь в свою спальню в задней части дома, Клэр с удивлением подумала, что неожиданное появление Шеннона не спровоцировало ее головную боль. А ведь он опасен — он сам ей это сказал. Снимая с постели покрывало, Клэр спорила со своим здравым смыслом. Шеннон, распространяющий вокруг себя такую ледяную атмосферу, наверняка пережил много ужасного, травмирующего.

Положив голову на взбитые подушки, она облегченно вздохнула. К счастью, во сне мигрень обязательно проходит. А сегодня она устала сильнее обычного и сразу уснет.

Несмотря на усталость, перед ее мысленным взором вновь встало лицо Шеннона. В нем совсем нет нежности. И все же, глядя в его немигающие глаза, которые приказывали оставить его в покое, она ощутила такую печаль, что вот-вот навернутся слезы. Шмыгнув носом, она поддразнила себя: до чего же ты нюня! И как ей не хватает ее ребятишек! Учебный год начался без нее — она не встретила новых испуганных, не уверенных в себе учеников, которые поспешно выползут из своих раковин и начнут новую жизнь.

Клэр с болью вспомнила предупреждение докторов: она еще месяца два не сможет вернуться на работу. Тот мир, который она знала, больше не существует. Таинственная темнота всегда завораживала ее, а теперь она только пугает. Заставив себя отбросить все мысли, Клэр постаралась заснуть.

Последнее, что она видела, — был Шеннон. Его окружала атмосфера печали…

Клэр разбудил негромкий щелчок, нарушивший ночную тишину. Она замерла под одеялом, прислушиваясь. Сердце учащенно забилось, во рту пересохло. Свет молодого месяца врывался в широкое окно у изголовья старинной кровати. В горле у нее застыл крик. На фоне ставни был виден силуэт мужчины. На нее лавиной обрушились воспоминания о страшном вечере на автобусной станции в Нашвилле, и разбуженная память воскресила лицо убийцы. Не будь она так испугана, Клэр ликовала бы — наконец-то вспомнила весь его облик. Но теперь она обливалась холодным потом, так что ночная рубашка прилипла к телу.

Затаив дыхание, она смотрела в окно — силуэт пошевелился. Она этого не выдержит! С искривленных губ сорвался стон отчаяния. Бежать! Ей надо бежать! Надо добраться до дома родителей — там она будет в безопасности.

Клэр вскочила с постели, больно шлепнув по полу босыми ногами. Она отчаянно рванула дверь, которую всегда запирала перед сном. Ломая ногти, сорвала цепочку и распахнула створку. Промчалась по гостиной и кухне и вырвалась из задней двери. Ее босые ноги тонули в росистой траве, пока она мчалась по лужайке. Хватая ртом воздух, она бежала что было силы.

В саду ее окружили огромные тени деревьев. Задыхаясь, она слышала за своей спиной тяжелые шаги. О боже! Нет! Не надо больше!

Вздрогнув, Шеннон проснулся: кто-то стучал во входную дверь дома. Услышав повторный стук, он вскочил. На нем были только голубые пижамные брюки. Он сразу же схватил свою беретту. Вытянув ее отработанным движением из кобуры, он быстро пробежал из комнаты для гостей, находившейся на втором этаже, вниз, через темные помещения — к двери, в которую все еще стучали.