Тем не менее он позволил ей уехать.

Почему?

Тут в поле зрения Такера появилась его хижина, и он посвятил некоторое время исследованию прилегавшей к ней территории. Поскольку вокруг все было тихо, он подъехал к полуразвалившейся лачуге вплотную, соскочил с седла и привязал лошадь.

Итак, почему он отпустил Дженни, даже не прикоснувшись к ней?

Вопрос повис в воздухе.

Саманта спустилась в холл в гостинице «Слипи реет». Час был ранний — слишком ранний для женщины, имевшей обыкновение ложиться спать под утро, — но она делала ставку именно на это! К счастью, место за конторкой регистрации пустовало — клерк еще спал, — и Саманте оставалось только порадоваться своей Предусмотрительности. Проскользнув мимо конторки, она вышла на улицу и направилась в сторону строения, занимавшего важное место в ее планах.

Ступив на тротуар, Саманта отметила тот факт, что рассветные солнечные лучи едва успели окрасить небо, и город только еще пробуждался к жизни. Это также порадовало ее, поскольку прохожих на улице не было и задавать вопросы, куда она собралась в столь ранний час, было некому. Это тем более устраивало молодую женщину, поскольку удобоваримого ответа на подобный вопрос у нее не было. Когда же она вернется, высыпавшие на улицу обыватели будут заняты собой и своими делами и вряд ли обратят внимание на нее.

Саманта шла по дощатому тротуару быстрым решительным шагом. Прошло уже довольно много времени с начала ее сыщицкой деятельности, а между тем ничего важного достигнуто не было. Что же касается Мэтта, то он, проведя с ней ночь в гостинице, в городе с тех пор больше не появлялся. Его суженую — после состоявшегося между женщинами объяснения — она тоже не видела несколько дней. Так что Саманта не знала, устроила ли Дженни из-за нее сцену своему жениху, но это не имело большого значения. Похоже на то, что Мэтт решил с ней больше не встречаться, и это являлось главной причиной его отсутствия в Уинстоне.

Шон Макгилл пока ответа на ее телеграмму не прислал, и Саманту такого рода задержка не могла не радовать. Как уже было сказано, она намеревалась к моменту его приезда запастись доказательствами своей теории, оправдав тем самым свою поездку в Уинстон, к которой старый детектив относился скептически.

Так что Саманта продолжала играть роль кокотки в салуне «Трейлз-Энд», хотя с отсутствием Мэтта вечера там стали казаться унылыми и бесконечно длинными. Но как бы то ни было, ее миссия окончательно стала ей ясна, и хотя чувства к Мэтту продолжали до определенной степени довлеть над ее женским началом, она тем не менее решила, несмотря ни на что, добиваться осуществления своей мечты — стать штатным детективом агентства Пинкертона. И поэтому не могла позволить себе совершать новые ошибки.

Размышляя об этом, Саманта приобрела тусклых тонов простую блузку, юбку с разрезом для верховой езды и высокие сапоги, зная, что все эти вещи понадобятся ей во время верховых поездок, целью которых являлась разведка владений Мэтта. Она потратила на Исследование территории его ранчо вот уже три утра и считала, что, если ей повезет, она обязательно обнаружит там необходимые ей доказательства. Из-за этих ранних поездок она все время не досыпала, но всякий раз, с нетерпением дожидалась раннего утреннего часа, когда могла отправиться в путь, чувствуя себя полноправным сотрудником агентства Пинкертона, находящимся на задании.

Добравшись, не будучи замеченной, до конюшни Тоби, Саманта резко повернулась на голос, принадлежавший, по счастью, владельцу стойла.

— Ты, что ли, Саманта? Опять притащилась ни свет, ни заря. Не надоело еще?

— Да, это я.

Саманта не могла сдержать улыбки, глядя на припухшее со сна недовольное лицо пожилого приятеля, который явно не одобрял ее действий. Но хотя ему и не нравилось, что она уезжала рано утром верхом из города в полном одиночестве, он всегда находился в нужном месте в нужное время, когда она приходила к нему, с тем чтобы арендовать лошадь. Нечего и говорить, что Саманта поэтому испытывала к нему самые теплые чувства.

— Моя лошадь готова? — спросила она.

Тоби проигнорировал ее вопрос и, сердито встопорщив седую щеточку усов над верхней губой, заговорил о другом:

— Если заметила, я не расспрашиваю тебя, куда ты ездишь верхом в такую рань, особенно если учесть, что после «Трейлз-Энда» ты возвращаешься в гостиницу в первом, а то и во втором часу ночи.

— Я это заметила.

— Я также не спрашиваю тебя, почему ты всегда возвращаешься к началу работы в салуне и почему никогда не говоришь о том, куда ездишь.

— Я и это заметила.

— А не спрашиваю я тебя об этом потому, что это касается только тебя. Никто не должен совать нос в чужие дела. Я в том числе.

— Совершенно справедливо.

Тоби еще что-то пробормотал, после чего резюмировал:

— Иначе говоря, я уважаю твою частную жизнь, и ты отлично об этом знаешь.

Саманта заметила занесенный топор и почувствовала, что Тоби собирается заговорить с ней о главном только тогда, когда его лицо раскраснелось, а в голосе проступили несвойственные старику сильные эмоции.

— Но мне надоело созерцать тени у тебя под глазами, которые с каждым днем все больше наливаются синевой. Не знаю, чем ты занимаешься, но сопровождающая твои действия секретность кажется мне ненормальной, и сердце подсказывает мне, что рано или поздно ты с этими поездками попадешь в большую беду.

— Мне не хочется говорить об этом, Тоби. Не забывай, ты сказал, что уважаешь мою частную жизнь.

— Уважаю, но хочу предупредить, что у Мэтта Сгрейта имеются определенные обязательства, которые сковывают его вне зависимости от того, насколько близки ваши с ним отношения. Так что рано или поздно ты будешь несчастна, а я не могу смотреть, как ты движешься к этому, и ничего не делать.

— Тебе не следует беспокоиться обо мне, Тоби. — Саманта проглотила появившийся в горле комочек и уже более уверенным голосом закончила: — Несчастной я никогда не буду.

— Тогда заболеешь. Ведь человек не может совсем не спать.

Саманта решила перейти в наступление.

— Откуда ты знаешь, что я делаю там, куда езжу? Может, сплю все время?

— Спишь, как же… Синяки под глазами говорят сами за себя, — проворчал Тоби. — Они не умаляют, конечно, твоей красоты, но придают твоему облику черты хрупкости и беззащитности.

Теперь настал, черед Саманты сделать Тоби внушение.

— Я могу быть кем угодно, но только не беззащитной и хрупкой. — Стремясь побыстрее завершить эту бессмысленную дискуссию, но так, чтобы не обидеть Тоби, она едва слышно произнесла: — Давай заключим сделку, Тоби. Через пару дней я сделаю в своих поездках перерыв и отосплюсь. Только чтобы угодить тебе.

— Меня это не устраивает.

— Ну а что тебя устраивает?

— Я хочу, чтобы ты дала мне обещание.

Саманта нахмурилась.

— И что же я должна тебе пообещать?

— Обещай не предпринимать никаких действий, грозящих тебе опасностью, не посоветовавшись предварительно со мной.

Саманта помолчала. До сих пор ей жаловаться на Тоби не приходилось. Он действительно не задавал лишних вопросов и на щекотливые темы не говорил. Повинуясь внезапно возникшему импульсу, она сказала:

— Хорошо, обещаю.

— Ты уверена?

Саманта сделала паузу и всмотрелась в лицо старика; Оно выражало тревогу. Самое малое, что она могла для него сделать — избавить от страха за нее.

— Да, — ответила Саманта.

После этого Тоби молча отвел ее в стойло, где всадницу дожидалась взнузданная и оседланная верховая лошадь. Вновь поддавшись внезапно нахлынувшим чувствам, Саманта поцеловала старика в щеку, а взобравшись в седло, повернулась к нему и сказала:

— Не беспокойся за меня, Тоби. У меня все будет хорошо.

Эти слова, которые она сказала Тоби перед отъездом из города, эхом отзывались у нее в ушах, когда она пересекала широкое поле с попадавшимися чуть ли не на каждом шагу сусличьими норами. Ко все усиливающейся жаре ближе к полудню прибавилась влажность, и жаркая влажная погода не лучшим образом воздействовала и на всадницу, и на лошадь, которую Саманта вела за собой под уздцы. Не так давно она довольно уверенно внушала Тоби, что ее поездки сродни легким верховым прогулкам, но и представить себе не могла, насколько жарким, влажным и душным будет это утро. Не говоря уже о том, что в спешке она забыла наполнить водой флягу, а между тем ее мерин потерял подкову и захромал. Так что ей пришлось соскочить с седла и большую часть пути идти пешком. Вдобавок она оказалась в глухом и незнакомом ей прежде углу необъятного ранчо Мэтта и заблудилась.