Такая ночь наступила. Сильный порывистый ветер свистел в щелях досок. По небу катят обрывки облаков, периодически открывая луну. Вот-вот ветер разгонит облака. После полуночи я тихо выскользнул из свинарника. В надежде сбить со следа преследователей, я обмотал свои кроссовки двумя кусками заранее приготовленной плёнки и крепко примотал плёнку веревкой.

Снова показалась луна и я, вздрогнув, увидел в проеме двери Михея. Он стоял, прислонившись к косяку, смотрел на меня.

– Бог в помощь, парень!

– Михей, может быть, пойдешь со мной?

– Нет, я уже бегал. А ты попробуй. На, вот, возьми.

При свете луны я рассмотрел то, что дал мне Михей. Это была половинка пряжки от часов с крошечной пимпочкой фосфоресцирующего компаса. Мы обнялись, Михей развернулся и ушел.

Прихватив крысиные тушки, пластиковую бутылку с водой, свой вещмешок и оба тесака, я двинулся к забору. Тихо свистнул, прибежал алабай. Сунул ему через колючку целую тушку. Пока он чавкал, я скрепил тесаки металлической скобой и, действуя ими как ножницами, перекусил несколько проволок. Пролез в дыру. Алабай тыкал меня в бок своей мордой. Ну и здоров же он жрать, пришлось расстаться со второй тушкой. Второй забор, ещё несколько проволок, и я на свободе.

Идти по лесу, даже в лунную ночь, очень трудно. Ветки исхлестали мне всё лицо. Наконец я вышел к болоту. Идти по болоту, конечно же, не легче, но тут хоть видишь куда идешь. Подобрал длинную палку, двинулся по краю болота на восток. Брёл до самого рассвета. К утру я окончательно вымотался. Надо сделать привал. Углядел небольшой островок поросший камышом. Добрался до него, упал на землю, стянул с ног пластиковую пленку вместе с обувкой и мгновенно уснул.

Проснулся ближе к обеду. Проснулся не от того, что выспался и отдохнул, а от какого-то беспокойства. Небо снова затянуло тучами. Ветер переменил направление. А вот и причина моего беспокойства – собачий лай. Что это, погоня? Нет, скорей, просто облава. Что делать, идти вглубь болота? Нет, опасно, потопну! Надо перележать тут, на острове. Но если собаки меня учуют, мне несдобровать – моя одежда, наверное, пропахла свинячим дерьмом. Бросив рюкзак, дополз до противоположного края островка и постарался поглубже залезть в болото.

Облава ушла дальше. На болоте я просидел двое суток, пока не кончилась вода в бутылке. За это время я обмылся, постирал и просушил свою одежду. Понюхал свою куртку, она пахла болотной тиной и опять же свинячим дерьмом – наверно этот запах въелся навечно. Делать нечего, надо выбираться с болота, пить болотную воду я поостерегся.

Выбравшись из болота, я двинулся на восток. Нашел родничок, напился и набрал воды. Надо было вернуться обратно и пересидеть на островке ещё пару дней. Но терпелка у меня лопнула, я слишком долго терпел.

К вечеру вышел к просеке, покосившиеся телеграфные столбы ещё кое-где сохранились, а вот проводов уже не было. Просека густо поросла кустарником и молодыми деревьями. По краю просеки шла грунтовая дорога. Видно было, что дорогой пользуются нечасто. Но это была дорога, и она шла восток, к людям.

Запасы еды и воды у меня были. Можно было не торопиться. Я засунул свои полуметровые тесаки за спину под рюкзак. Изображая, то ли ассасина, то ли нидзю, я крался от дерева к дереву вдоль проселочной дороги. Я снова играл. Умом я, конечно, понимал, что от свободы я просто обалдел, что облава, возможно, ещё не закончена и надо бы быть посерьёзнее. Но для себя я сделал великое открытие. Пока люди свободны, они играют. Нет, нет, не так! Пока люди «играют», они «свободные люди», даже будучи фактически не свободными. Я два месяца играл в безропотного раба, но, мысленно, я был свободен. Вот Михей, столько времени хранил компас, но мысленно он уже был не свободен.

Через трое суток просека меня вывела на нерегулируемый железнодорожный переезд. Рельсы тут сверкали накатанной стальной полосой – тут ходят поезда! Дождусь состава на юг, пусть это будет даже товарняк, пусть, даже не сегодня, и поеду на нем, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Потом в Киев, в Российское посольство, а оттуда домой.

Сбросив вещмешок, я улёгся возле полосатого столбика – теперь мне осталось дождаться своего поезда. Не заметил, как меня разморило солнышко, и я уснул.

– Эй, хлопец, проснись, – я раскрыл глаза, надо мной стояли два полицейских, рядом полицейский уазик. Я вскочил.

– Люди, наконец-то! – я бросился обнимать полицейских.

– Парень, парень, полегче. Ты кто такой? У тебя документы есть?

– Нет, я Российский гражданин, я потерялся на игре в страйкбол два месяца назад.

– Ну, не переживай, ты потерялся – мы тебя нашли, на то мы и полиция!

– Документов нет – не беда, разберемся. Извини, парень, вынуждены задержать тебя до выяснения, – мне на руки накинули наручники. Меня посадили в крошечный обезьянник в задке уазика и мы поехали. Ничего, ничего, я все понимаю! Разберутся! Мы ехали, а я всё рассказывал полицейским через решетку о делах, которые тут у них в районе творятся. Полицейские слушали меня, цокали языками и сочувственно кивали головами. Меня как будто прорвало, мы ехали, а я всё рассказывал про бандитов, Хозяина и свинарник. Наконец уазик остановился.

Задняя дверца уазика открылась, и я выпрыгнул наружу. Знакомая картина, чайный павильон перед господским домом с колоннами и львами. На встречу к нам идут Хозяин, Хмурый и Тайсон.

– Василий Степанович, глянь, это не тот ли гастарбайтер, которого ты разыскиваешь?

– Спасибо, Петрович, тот самый. С меня причитается.

– Разговорчивый пацан, такие вещи рассказывает!

– Я же сказал, премного благодарен, за мной не заржавеет. Хмурый, этого в кутузку.

– В карцер? – спросил Хмурый.

– Нет, не надо, сафари уже завтра. Посади его к Страннику, пусть познакомятся, – Хмурый кивнул Тайсону. Тайсон вновь меня схватил за шиворот, дал затрещину, накинул мешок на голову и поволок проч.

Это была настоящая тюремная камера. Две пары двухъярусных нар, раковина с краном и параша. Маленькое зарешеченное окно на уровне вытянутой руки. Крохотный железный столик, вмонтированный в стену под окном. Тусклая лампочка над дверью. Какой-то мужик лежит на нарах. Тайсон тычком в спину втолкнул меня в камеру. Я зацепился ногой за порожек, не удержался на ногах, упал и ободрал руки о цемент пола. Железная дверь захлопнулась. Прежде чем я опять сбегу, я убью Тайсона!

Мужик подхватил меня под руку и помог подняться. Какой-то странный мужик! Одет в черную обтягивающую то ли кожаную, то ли прорезиненную куртку и такие же штаны. Водолаз, что ли? Нет, не водолаз, на перилах нар весит черный плащ из такой же ткани. Водолазов в плащах не бывает. Морщинистое лицо, на голове седой ежик волос. Седая щетина покрывает нижнюю половину лица. Живые с прищуром глаза.

– Пацан, ты как? – Дядька усадил меня на нары, – и почему меня постоянно кличут пацаном. Я начал звереть!

– А ты кто такой, «Черный плащ», что ли?

Дядька хохотнул, – Это ты про плащ? Насмешил! Хотя, я действительно – заноза в жопе у некоторых. В разных местах меня называют по-разному. Можешь называть меня «Черный плащ», если хочешь.

– Тебя зовут Странник?

– Откуда ты это знаешь, пацан?

– Я не пацан! Я – Страйкер, – я быстро придумал себе кличку.

– Страйкер, так откуда ты знаешь как меня зовут?

– Хозяин сказал Хмурому, что бы меня посадили в кутузку к Страннику потому, что завтра сафари. Что это значит – сафари?

– Плохи наши с тобой дела, пацан, прости, Страйкер. Сафари – это очень дорогое развлечение для очень богатых людей. Охота на человека. Я полагаю, завтра будут охотиться на нас с тобой, парень. Я, то думал, Пасюк оставил меня в живых потому, что хочет получить за меня выкуп с зоны.

– Странник, я так понимаю – «Пасюк» это «Крыса». Почему такая странная кличка?

– Это не кличка, это фамилия у него такая. В зоне у него была кличка – «Упырь». Жесток и жаден, зона таких не терпит. Но ему удалось обогатиться и уйти из зоны. Он обосновался здесь, в предбаннике зоны. Здесь не зона, здесь ему приволье. Снабжает бандитов оружием, скупает артефакты. Давно надо было с ним разобраться, но всё как-то руки не доходили.