Из Пакистана в афганскую столицу ведет западное ответвление «Большой дороги» длиной в 2500 километров. Это одна из самых длинных и одна из старейших магистралей в Южной Азии: первое упоминание о ней относится еще к временам империи Маурьев, основанной в 322 году до н. э. Изначально она существовала не как единая дорога, а как несколько торговых маршрутов, соединявших Бенгальский залив и нынешнюю территорию Пакистана с Афганистаном и Персидской империей. Со временем десятки сменявших друг друга государств двигали по этому пути свои армии, в составе которых были пешие воины, кавалерия, боевые слоны, а затем и танковые дивизии.

Мы с водителем Сулейманом Минасом начали свое путешествие, проехав западные пригороды Пешавара и миновав КПП с табличкой двадцатилетней давности, гласившей: «Иностранцам проезд за пределы этого пункта запрещен». Отсюда путь лежит через горы Сафед-Кох. Узкая горная дорога требует от шофера предельного внимания и мастерства: здесь сложно избежать столкновения со встречными или следующими позади автомобилями (некоторые местные жители называют этот участок «Большой дороги» путем смертников, потому что в этих местах огромное количество машин разбилось или подверглось нападениям членов бандформирований). Далее дорога проходит через городок Ланди-Котал. Местная достопримечательность – базар с самым разнообразным контрабандным товаром – от шин и телевизоров до героина.

Мы проехали кладбище колониальных времен, где похоронены сотни британских солдат, погибших во время Второй (1879–1890 гг.) и Третьей (1898–1919 гг.) афганских войн. Эти могилы символически напоминают путнику о печальной судьбе всякой иностранной армии, которая когда-либо пыталась проникнуть в Афганистан и завоевать его.

Затем дорога круто спустилась вниз к афганской границе. На этом узком наклонном участке многочисленные тяжело груженные грузовики до предела снижают обороты двигателя, проходя на самом тихом ходу вдоль ржаво-красных каменных стен легендарного Хайберского прохода. Эти места видели армии Александра Великого, Чингисхана, персидских воинов, войска Великих Моголов и английских солдат. От Хайберского прохода всего пять километров до афганской границы, а сразу за ней нас встретил город Торхам.

В декабре 2001 года сюда хлынул поток из тысяч афганских беженцев: одни стремились вернуться на родину, а другие, наоборот, направлялись в Пакистан. Так, мужчина с всклокоченной бородой рассказал мне, что бежит из Афганистана из-за американских бомбардировок, а женщина с несколькими детьми на руках поведала, что ее дом и землю захватили чужие люди и ей просто некуда податься. Сам пограничный пункт представлял собой огороженный круг под открытым небом, входы в который с двух сторон преграждали массивные металлические ворота. С пакистанской стороны к нему примыкало здание иммиграционной службы с десятками комнат, а с афганской была лишь одна маленькая каморка – стол, стул и сидящий на нем вежливый чиновник, который после беглого взгляда на меня бойко проштамповал мой паспорт, а затем сказал с широкой улыбкой: «Добро пожаловать в Афганистан! Не хотите ли чаю?»

Я попытался вежливо отказаться, но он настоял. Чиновник приоткрыл заднюю дверь, что-то в нее прокричал, и вскоре мальчик принес две маленькие чашки с дымящимся зеленым чаем. После того как я поблагодарил его за гостеприимство и распрощался, мы миновали еще один КПП и наконец въехали в Афганистан. Вдоль дороги почти на полтора километра тянулся длинный ряд грузовых контейнеров. Их стенки были изрешечены пулями. Здесь торговали телевизорами, воздушными змеями, аудиокассетами и множеством других вещей, запрещенных во время правления талибов. Теперь у предпринимателей появилась возможность снова продавать все эти товары.

За этим импровизированным супермаркетом открывался вид, живо напоминающий о том, что на этой земле более двадцати лет шли непрекращающиеся войны. На обочинах «Большой дороги» и на всех соседних холмах валялись останки танков, артиллерийских установок, перевернутые БТРы. Среди этого кладбища техники я даже кое-где заметил ржавые вертолеты. Они напоминали переломанные скелеты мертвых птиц.

Двенадцатью часами позже мы добрались до столицы. Там царила полная разруха. В Кабуле зимой 2002 года все надо было начинать с нуля.

Частично уцелевшие фасады испещрены ранами от гранат и снарядов. После двух десятилетий постоянных вооруженных конфликтов город выглядел одряхлевшим, больным и растерянным. Кажется, будто он перенес тяжелый недуг и едва выжил. Среди хаоса правительственные организации продолжали кое-как функционировать: на развалинах министерств и ведомств устанавливали тенты и палатки, где заседали чиновники.

Проезжая мимо аэропорта, я заметил обломки самолетов прямо у взлетно-посадочной полосы. Бригада рабочих расчищала полосу с помощью бульдозеров. Национальная авиакомпания «Ариана» потерпела колоссальный урон: американские бомбардировки три месяца назад вывели из строя шесть и без того не новых самолетов. В рабочем состоянии остался только один «Боинг-727». Впоследствии я узнал, что пилоты и стюардессы, совершавшие полеты в Дели и Дубай, были вынуждены ночевать прямо в салоне воздушного судна, потому что денег на гостиницу для экипажа не было. Механики оценивали предполетное состояние самолета на глаз, вычисляя равновесие и перегрузку с помощью логарифмической линейки. Каждый раз на борт надо было брать пачку наличных денег, чтобы в аэропорту назначения расплатиться за топливо.

Наконец я добрался до полуобвалившегося здания на улице Багх-и-Бала. Это был так называемый отель «Мир». На дворе была зима, шел снег, а в гостинице не было ни отопления, ни электричества, ни воды. Убогая обстановка напомнила мне глухие горные пакистанские деревни. Но ведь я находился в большом городе с населением в полтора миллиона человек! Первую ночь я провел, прислушиваясь к автоматным очередям, то и дело раздававшимся с разных сторон. В промежутках между ними в округе повисала напряженная тишина, лишь иногда нарушаемая собачьим лаем.

Следующие несколько дней я ездил по городу с таксистом по имени Абдулла Рахман. Взрыв противопехотной мины начисто сжег ему веки, а сильнейшие ожоги руки не позволяли как следует сжать руль. Когда-то Абдулла работал сторожем – охранял три запертых книжных шкафа в библиотеке военного госпиталя. Каждое утро он вместе с шестью библиотекарями приходил на рабочее место, отмечался в журнале, отсиживал примерно час за столом, а затем с разрешения начальника уходил домой. В течение двенадцати лет шесть дней в неделю он нес эту «службу», за которую получал один доллар двадцать центов в месяц. Абдулла рассказал, что в библиотеку заглядывал в среднем один посетитель в неделю.

В течение десяти дней мы с ним колесили по Кабулу, пытаясь оценить масштабы ущерба, который понесла столичная система образования. Предполагалось, что ближайшей весной дети снова пойдут учиться, однако из 159 школ лишь несколько были готовы принять учащихся, да и в тех условия оставляли желать лучшего. Некоторые здания находились под угрозой обрушения, поэтому занятия должны были проводиться на улице или в металлических контейнерах. Кое-где в школах были разрушены лестницы, и вместо них наскоро возведены другие – это были крутые «трапы» из разномастных бревен без перил. По ним дети должны были забираться, чтобы попасть в классы.

Ближе к концу своего пребывания в столице я встретился с Ашрафом Гхани, министром финансов Афганистана и личным советником Хамида Карзая, который вскоре возглавил переходную администрацию. Доктор Гхани когда-то изучал антропологию в Колумбийском университете, а затем сделал весьма успешную карьеру во Всемирном банке. Однако после 11 сентября он решил бросить все и вернуться в Афганистан, чтобы помочь своей стране встать на ноги.