— Что-о-о? — закричал тот. — Да как вы допустили такое?! Сбить! Сбить любой ценой!
После звонка Малиновского ложиться уже не было смысла. На часах было шесть утра. Надо было ехать на первомайские торжества: парад, демонстрация. Злость на американцев не проходила, он все больше и больше накручивал себя, проклиная Эйзенхауэра, Даллеса и этот чертов самолет. Между тем распоряжение «самого» спускалось от министра обороны вниз. Напряжение и тревога все больше нарастали. Пауэрс уже миновал Тюра-Там и держал курс на Урал. Советские ракеты молчали.
Стремясь выполнить «приказ партии», командующий авиацией ПВО генерал Евгений Савицкий приказал капитану Ментюкову, перегонявшему суперсовременный С-9 в Белоруссию, поднять самолет в воздух и уничтожить нарушителя. Поскольку на С-9 не было вооружения, Савицкий приказал Ментюкову идти на таран. Летчик ответил:
— К тарану готов. Единственная просьба — не забыть семью и мать.
Однако жизнь Ментюкову спасло чье-то очередное разгильдяйство: локаторщики не сумели вывести его точно на цель. И только когда Пауэрс почти миновал Свердловск, его поразила одна из ракет дивизиона полковника Воронова. Однако в результате продолжающейся неразберихи был по ошибке сбит и наш истребитель-перехватчик Ми Г-19, пилот которого Сергей Сафронов погиб.
А Пауэрс остался жив. Он сумел выбраться из разваливающегося на куски самолета и спустился на парашюте с огромной высоты. Позднее Пауэрса обменяли на советского разведчика Рудольфа Абеля. А пока что он был доставлен в Москву и допрашивался в КГБ. И Вашингтон и Москва хранили молчание! Хрущев предвкушал, как он макнет американцев «мордой в грязь». Те были уверены, что летчик погиб. Правды же пока что не знали даже члены Президиума ЦК КПСС.
Только 4 мая на пленуме ЦК Хрущев заявил:
— Товарищи! Гвоздем завтрашней сессии Верховного Совета станет вопрос об американском шпионском самолете, который мы сбили на Урале. Я проинформирую депутатов, что Соединенные Штаты послали самолет вглубь территории СССР, и объявлю, что наши доблестные ракетчики сбили нарушителя. Но я не буду говорить им, что летчик остался жив и сидит у нас на Лубянке. Пусть это будет нашей тайной. А потом мы преподнесем американцам сюрприз.
Члены пленума оценили замысел Первого и встретили его слова аплодисментами. На следующий день в Кремле открылась сессия Верховного Совета. После двухчасового доклада о положении в стране Хрущев приступил к главному. Потрясенные депутаты слушали обличения в подлости и вероломстве правящих кругов и военщины США. Американцы послали самолет-шпион вглубь Советского Союза в священный для каждого советского человека день — 1 мая. Правительство приказало сбить самолет! Это задание было выполнено — самолет уничтожен! Зал встретил эти слова бурными аплодисментами.
— Этот случай, — продолжал свои обличенья Хрущев, — лишний раз показывает, чего стоят все заверения американцев об их желании жить в мире и бороться за ослабление международной напряженности! Это все слова, но теперь мы видим, каковы их дела, а это значит, нам надо быть бдительными и готовыми в любой момент отразить любую атаку любого агрессора. Мы никому не дадим хозяйничать в собственном доме. Никому и никогда!
А 7 мая, подводя итоги работы сессии, Хрущев заявил:
— Летчик жив и здоров, а обломки самолета находятся у нас.
В зале раздался одобрительный смех, потом последовали аплодисменты. Хрущев сказал, что летчик Фрэнсис Гарри Пауэрс сознался в шпионских целях своего полета и что программа подобных полетов утверждена президентом США. Это был серьезный удар по престижу Эйзенхауэра. Между тем дата парижской встречи на высшем уровне все приближалась.
11 мая по распоряжению Хрущева останки американского самолета и шпионское снаряжение летчика были выставлены в парке Горького. Остряки назвали это «второй выставкой достижений американского народного хозяйства». Первая состоялась в Сокольниках год назад.
И все же неизбежно возникает вопрос: чем была вызвана столь жесткая и воинственная позиция Хрущева в отношении США? Ведь шпионажем Советский Союз «увлекался», наверное, еще более азартно, чем американцы. Быть может, он опасался, что приезд президента Эйзенхауэра в нашу страну вызовет рост симпатий к американскому образу жизни? Вряд ли, ведь все зависело от того, как этот визит будет подавать печать.
Известный дипломат и аналитик Олег Гриневский, в свое время работавший в ближайшем окружении Первого, полагает, что весной 1960 года Хрущев впервые столкнулся с сильной оппозицией уже в своей «команде». Вот он и пытался показать, что не идет на поводу у империалистов, а борется с ними. Сюда же стоит добавить и фактор не всегда рационального, непредсказуемого поведения Хрущева.
Встал вопрос: ехать ли Хрущеву в Париж на встречу в верхах? Малиновский и Козлов считали, что делать этого не следует. Сам Хрущев на сей счет имел иное мнение, которое он высказал на заседании Президиума ЦК 12 мая:
— Я разделяю ваше возмущение провокационными выходками американцев. Но в политике нельзя давать волю чувствам. Если мы не поедем в Париж, весь мир скажет; что встречу в верхах и начавшуюся разрядку сорвал Советский Союз. Мы должны действовать хитрее и с дальним прицелом. В Париж приехать надо, но заседаний не начинать, пока американцы не принесут извинений и не заявят, что больше не будут посылать Шпионские самолеты в наши пределы.
В субботу 14 мая Хрущев прилетел в Париж. 16 мая в Елисейском дворце состоялась предварительная встреча лидеров четырех держав: Хрущева, Эйзенхауэра, де Голля и Макмиллана. Однако длилась она недолго. Хрущев потребовал от президента США извиниться за инцидент с У-2. Тот отказался. Де Голль предложил перенести встречу на следующий день. Однако из-за неуступчивости Хрущева собраться вместе так и не удалось. Макмиллан записал в своем дневнике: «Так закончилась, даже не начавшись, конференция на высшем уровне».
18 мая во второй половине дня Хрущев дал пресс-конференцию, на которую собрались более двух тысяч корреспондентов. Он зачитал заранее подготовленное заявление. В зале раздалось недружественное гудение, выкрики с мест. Хрущев отложил в сторону текст:
— Хочу сразу ответить тем, кто здесь «укает». Меня информировали, что подручные канцлера Аденауэра прислали сюда своих агентов из числа фашистов, недобитых нами под Сталинградом. Они тоже шли в Советский Союз с «уканьем». А мы так им «укнули», что сразу на три метра в землю вогнали. Так что вы «укайте», да оглядывайтесь.
Лицо Хрущева налилось кровью, глаза сверкали, он почти впал в истерику.
— Я являюсь представителем великого советского народа, который совершил Великую Октябрьскую социалистическую революцию под руководством Ленина, народа, который с успехом строит коммунистическое общество, идет вперед к коммунизму. И когда вы на меня «укаете», то только бодрости придаете мне в моей классовой борьбе.
Срыв парижской встречи стал переломным рубежом, ознаменовавшим крушение разрядки и новое обострение «холодной» войны. А Хрущев готовился к очередному «сражению с империалистами». Он решил сам поехать на XV сессию Генеральной Ассамблеи ООН.
Теплоход «Балтика», на котором разместилась советская делегация, отплыл из Балтийска 9 сентября 1960 года. Все десять дней плавания шла активная работа над текстом речи Хрущева в ООН. По замыслу Громыко и международного отдела ЦК, в основу ее было положено предложение к ООН принять Декларацию о полной и окончательной ликвидации колониализма. Хрущев, энергичный и неуемный, постоянно выдвигал новые идеи. Каждое утро после совещания с Громыко, Подгорным, Мазуровым, Аджубеем, Сатюковым он вызывал машинисток и диктовал им новые фрагменты своей речи. Затем эти диктовки переводились на нормальный русский язык. При этом, как вспоминает О. Гриневский, на «Балтике» буквально шла охота за острым словцом, ярким изречением, пословицами и поговорками, до которых Хрущев был так охоч.
— ООН должна отражать трехполюсность мира, — диктовал «вождь». — Поэтому необходимо избрать трех генеральных секретарей вместо одного от каждой группы стран: социалистических, капиталистических и развивающихся.
