Но надеяться было рано. Убийство Кеннеди стало слишком большим шоком, американцы в своем большинстве (включая рьяных журналистов и историков) считали невозможным, чтобы столь громкое событие могло иметь такие тривиальные причины, как отвратительная фигура Ли Освальда и отсутствие секретных агентов, прикрывающих тыл президентского лимузина. Но это было не лучшее время. Основными чертами администрации Кеннеди постепенно становились активность в стране и за рубежом и ослабление напряжения в отношениях с Советским Союзом — но не с коммунистическим миром в целом. Линдон Джонсон добросовестно продолжил эту политику, но это обернулось против него. Закон о гражданских правах 1964 года он подкрепил Законом об избирательном праве 1965 года, тем самым завершив работу ненасильственного движения за гражданские права, но вскоре стало ясно, что этих значительных достижений недостаточно и что огромные социальные и экономические проблемы, непрочно, но неразрывно связанные с расовым вопросом, все еще оставались. Середина 60-х годов была отмечена жаркими летними сезонами, когда бунтовщики из городских гетто сжигали и выбрасывали то, что их окружало, в псевдореволюционной ярости, в то время как белые южане были разгневаны утратой своего контроля. Большая демократическая коалиция Севера и Юга, города и деревни, рабочего класса и либералов среднего класса, черных и иудеев, начала разрушаться. И в поисках международной стабильности Соединенные Штаты все глубже увязали во вьетнамской войне. Администрация Джонсона была вынуждена перейти к обороне, и в тот ужасный 1968 год — год, когда были убиты Мартин Лютер Кинг и Роберт Кеннеди, год наибольших беспорядков, когда были разграблены чикагский Вестсайд и некоторые районы Вашингтона, год наступления Северного Вьетнама и жестокого разгрома президентской демократической конвенции — всему этому пришел конец. Линдон Джонсон не стал выдвигать свою кандидатуру на переизбрание, а Ричард Никсон победил Хьюберта Хамфри — благодаря отступничеству многих демократов в сторону кандидата от третьей партии Джорджа Уоллеса. В период правления администрации Никсона (1969–1974) дела шли все хуже, достигнув своей кульминации во время уотергейтского скандала.
Поэтому неудивительно, что те, кто пережил горькое крушение иллюзий тех лет, когда правительство США слишком часто уличали в несправедливости, крючкотворстве и коррупции, начали искать не только официального объяснения убийства Кеннеди, но приемлемый отчет администрации Кеннеди. Линдон Джонсон, как представляется, систематически обманывал американский народ, Никсон лгал без тени стыда. Если таково было состояние демократического правительства в 1974 году, то почему следовало верить, что одиннадцать лет назад оно было лучше и что Джон Кеннеди превосходил своих преемников?
Американский республиканизм был обманом, которым манипулировали политики, генералы, крупные бизнесмены, организованная преступность и такие низменные институты, как ФБР и ЦРУ, в собственных целях. В таком настроении ревизионисты приступили к работе.
Теоретики убийства привлекали к себе самое пристальное внимание. Вера в заговоры различного рода всегда была сильна в Соединенных Штатах, которая являлась привлекательной как для того, чтобы понять реальность, так и чтобы этого избежать. Рвение первых американских революционеров питала вера в заговор между британцами и их марионетками в Новой Англии; другая вера в заговоры — рабов и аболиционистский — широко поддерживалась во время гражданской воины: большое влияние на политику XX века оказала также вера в «красную угрозу». Ни один из этих голословных сюжетов ныне не признан историками: как мифы они являются одними из многих черт прошлого, которые требуют своей интерпретации и объяснения. Так же было и с далласским заговором, но, вопреки всей трудности для объяснения, он имеет долгую предысторию.
Отчет комиссии Уоррена предлагает критикам простую цель. Парадоксально, но если бы Освальд дожил до суда над ним, тем меньше стало бы известно об этом случае, но приговор о виновности все же было бы трудно опротестовать: даже после первого суда над О. Дж. Симпсоном трудно представить, какие слова адвоката в защиту можно было найти, чтобы выдержать допрос в суде, или сам Освальд предоставил бы убедительное доказательство своей невиновности. Но комиссию интересовал не только вопрос о том, виновен или нет Освальд. Также следовало поработать историкам, чтобы дать насколько возможно полный отчет определенного события; их заключение было менее важным, чем их аргументы и умение обращаться с доказательствами; к несчастью, но неизбежно (как ожидали некоторые профессиональные историки) эта работа была полна неоконченных версий, нелогичности, пробелов и противоречий как в представленных свидетельских показаниях, так и в анализе участников комиссии. К здравому смыслу это не имело отношения: вина Освальда была доказана более чем достаточно, неоконченность версий не могла повлиять на эту основную точку зрения. Но спорщиков одолевал скептицизм по поводу того, что здесь не может быть безобидных ошибок. Кажущиеся или реальные слабые места отчета комиссии Уоррена проявились, во-первых, в очевидной некомпетентности, и позже — в доказательстве существования заговора. В обоих случаях следовало отвергнуть отчет (хотя критики продолжали упорно полагаться на опубликованные исследования), питавший многочисленные дикие фантазии. Как утверждалось, Кеннеди был убит мафией, или Кастро, или кубинцами, которые были настроены против Кастро, или ЦРУ, или ФБР, или Пентагоном. Предубежденность этих гипотез становится ясной, если мы заметим, что никого, кроме, возможно, ЦРУ, серьезно не занимала идея о том, что Освальд, в прошлом перебежчик из Советского Союза, явный марксист, имеющий русскую жену, мог быть орудием КГБ.
Некоторое время, проведенное Освальдом в России, лишило его иллюзий относительно советской системы, тем не менее он называл себя марксистом до последних дней (или до того, как началось полицейские дознание). Он счел, что ему невозможно поступить в сильно сократившееся войско крайне левых американцев, несомненно, по той причине, что оно едва ли существовало в Новом Орлеане или Далласе — двух городах, где он жил после своего возвращения из России; кроме того, он был плохо образован, тщеславен и не особенно умен. А черта насилия, присущая его личности, привела его к тому, что он стал убийцей. Он пытался убить бывшего генерала правой ориентации Эдвина Уолкера до того, как выбрал целью Кеннеди. На первый взгляд, оба преступления выглядят противоречащими друг другу, так как Кеннеди был либеральным президентом (который уволил Уолкера из армии) и сознательно старался преумножить наследие Франклина Рузвельта и Гарри Трумэна, и, возможно, в 1963 году его влекло к левым быстрее и решительнее, чем он ожидал. Но, с точки зрения Освальда, в этом не было противоречия. Каковы бы ни были его реальнее мотивы, он мог себе сказать, что убить Уолкера или Кеннеди — значит нанести удар по капитализму; возможно, он не осознавал, что в следующей за Кеннеди машине был Линдон Джонсон, или он понял это позже.
Для многих левых было невозможным принять такое объяснение случившегося. Даллас был знаменит своими капиталистами, которые добивались успеха, и самыми невероятными предубеждениями правого толка в Соединенных Штатах. Не могло быть совпадения в том, что либеральный президент, защитник гражданских прав и сторонник ослабления напряжения с Россией, был убит во время визита в этом определенном городе. Это было первым общим предположением; это стояло и за отказом Жаклин Кеннеди сменить одежду с пятнами крови: «Пусть они видят, что сделали»[345]. Затем настало время разоблачения Освальда, целью которого было подтвердить всю ту клевету, которую в течение поколений распространяли левые и правые. Леваки были убийцами, нигилистами, сумасшедшими фанатиками, опасными неамериканцами. По крайней мере, таким был Освальд. Поколение, которое вышло из тени маккартизма и которому до сих пор уделял внимание Дж. Эдгар Гувер, подвергло сомнению прочность параноических иллюзий своих врагов; они были уверены, отвергая это, несмотря на доказательства, но некоторые ушли так далеко, что исказили, придумали или дали другую интерпретацию свидетельствам, чтобы уменьшить роль Освальда в истории с убийством, а если это невозможно, то, по крайней мере, изобразить его как обыкновенного простака.