Другие рассказы о его отношении к законодательству можно назвать историей аристократической щедрости — «ноблесс оближе». Но такие вопросы, как умственная отсталость, могли быть подняты человеком, который разделял общую судьбу человечества. Удар, случившийся в 1961 году с послом Кеннеди, уже сам по себе был несчастьем и обрекал семью на то, чтобы всю оставшуюся жизнь иметь дело с огромными счетами за лечение и уход. Семья Кеннеди могла не испытывать таких трудностей, но президент счел, что ноша будет непосильна для большинства семей, у которых нет миллионного состояния. Это укрепило его решение учредить систему федерально поддерживаемого медицинского страхования («Медикеэр»), которая в любом случае являлась частью программы демократов с 1945 года. Это не прошло через конгресс ни при его жизни, ни после выборов в 1964 году, но то, что президент отождествлялся с этим предложением (чрезвычайно популярным среди избирателей старшего поколения, но не в Американской медицинской ассоциации), проясняло и укрепляло позицию его и его партии в американской жизни, а также подготавливало путь великой победе Линдона Джонсона. Постоянное обращение к публичным выступлениям Кеннеди было продиктовано его огромной верой в возможность и желательность просвещения американских избирателей, он снова и снова подбирал новые аргументы, пока не убедил их. Умственной отсталости уделялось внимание; он постоянно формулировал 3–4 простые позиции: например, в то время как в Швеции 1 % населения можно отнести к умственно отсталым, то в США — 3 % — разница, которая убедительно доказывала возможность прогресса; и эта профилактика имела больший экономический смысл, чем настоящие условия, так как умственная отсталость обходилась стране в большую сумму, чем программа по ее снижению; и успехи в науке, на которое отчасти выделял средства Фонд Кеннеди, могли сильно повлиять на эту разницу. Снова и снова он рассказывал о посещении Белого дома двумя девочками, сестрами, одна из которых была пожизненно приговорена к болезни, а другая хотя и не была, но имела ту же предрасположенность, что и у сестры, и за два года, которые отделяли время рождения девочек, наука открыла основные изменения в диете, которые могли ее спасти. Таким путем Кеннеди надеялся показать людям возможность и, следовательно, желательность действия, и если не людям (этот случай не был очень популярен), то конгрессу. Это было типичным подходом Кеннеди[142].

Тем временем ежедневно следовало заниматься делами обеих палат. Палата Представителей была очень неподатлива, и смерть спикера Рейберна в 1961 году оказалась не столь страшна, как представлялось. Рейберна сменил его опытный заместитель Джон Маккормак из Массачусетса. Семьи Кеннеди и Мак-Кормаков были старыми кровными бостонскими соперниками[143], и в 1962 году сын спикера Эдди прошел предварительные демократические выборы в качестве кандидата, заняв место в Сенате, которое покинул Джек Кеннеди. Младший брат Кеннеди Тедди также был кандидатом и опережал Мак-Кормака до того, как внезапное перераспределение голосов принесло тому победу на всеобщих выборах. Это могло привести к ухудшению взаимоотношений между президентом и спикером (Джек сомневался, стоит ли Тедди выдвигать свою кандидатуру), но, как видим, не принесло вреда. Мак-Кормак и его команда (Карл Альберт из Оклахомы и Хейл Боггз из Луизианы) сотрудничали с О’Брайеном лояльно и эффективно с начала до конца. Все были согласны, что секрет прогресса был связан с демократами-южанами. Так как представительство в Палате было от количества человек, а не от штата[144], то демократы-северяне и из городов имели гораздо больший вес, чем в Сенате: они образовывали ядро поддержки президента, но ни в 1961, ни в 1963 году не смогли сформировать большинства в конгрессе, лояльность и дисциплина Республиканской партии (которая всегда была прочнее, чем у демократов) были гарантом того, что либерально настроенные республиканцы вряд ли могли помочь. Таким образом, О’Брайену пришлось поухаживать за самыми неподатливыми южанами: они могли не только обеспечить ему перевес, но также, благодаря системе старшинства, контролировали большинство важных комитетов. Комитет по урегулированию можно было приручить (хотя он все еще время от времени покусывал), но следовало наладить руководство бюджетной комиссией Палаты Представителей. Ее председатель, Вильбур Миллз из Арканзаса, был столь могуществен, что постоянным вопросом О’Брайена в отношении любого политического предложения (например, повысить расходы на медицину) всегда было: «Как это согласуется с мнением Вильбурга?» Он знал, где власть лжет, и не скрывал (по крайней мере впоследствии), что готов оставить либералов в беде, даже когда они могли работать на предложения президента, если это означало повышение для Миллза и таких людей, как он. Ему так сопутствовал успех, что в итоге он отошел, как считал, от коалиции с республиканцами-южанами: осенью 1963 года по меньшей мере половина демократов-южан регулярно голосовала за его партию[145]. Палата Представителей никогда не была либеральной во времена Кеннеди, но становилась управляемой. Сенат разительно отличался от этого. Он был меньше Палаты, сенаторы избирались на шестилетний срок (в противоположность двум годам у Палаты Представителей), и во время президентства Кеннеди у демократов было 65–67 мест против 35–33 у республиканцев. Все это облегчало сотрудничество. Но по отношению к количеству населения Юг и Запад (также консервативный регион) были представлены в более неравном соотношении: сенаторы из Нью-Йорка, самого населенного штата (16 782 000 человек, согласно переписи населения в 1960 году), имели те же два голоса, что и сенаторы из Северной Дакоты (618 000 человек). Это поддерживало консервативную коалицию, и в дальнейшем укрепило сенатский принцип открытых дебатов, что означало, что решительно настроенная группа сенаторов могла устроить обструкцию неприемлемому биллю, не пропустив его, пока две трети сенаторов не будут присутствовать и проголосуют за прекращение прений, подведя дебаты к окончанию. Но Кеннеди хорошо знал Сенат и имел советников, являвшихся гораздо большими экспертами, чем он (хотя Линдону Джонсону не приходилось давать советы особенно часто), и уже давно подобрал ключи, чтобы достичь успеха. Он поместил, насколько мог ненавязчиво, постоянную коалицию между республиканцами и демократами-южанами, и временную — между республиканцами и демократами-северянами.

В начале 60-х Республиканская партия, возможно, была разнородна, как это случилось после раскола в 1912 году. Наступление на права было консерватизмом, позже ассоциировавшимся с сенатором Бэрри Голдуо-тером из Аризоны; все еще оставался левым (до тех пор, пока губернатор Нельсон Рокфеллер не отобрал все его шансы на выдвижение кандидатом в президенты)[146] республиканизм Нью-Йорка, который был обязан своим успехом отношению к «Новому курсу» в обычном стиле «да, но…». Между ними располагался неоднородный республиканизм Среднего Запада, который представлял все — от интересов бизнеса в Чикаго до неконструктивного изоляционизма сельскохозяйственной Айовы. В Сенате большая часть этой пестрой армии шла за своим лидером — сенатором Эвереттом Дерксеном из Иллинойса. Дерксен мог регулярно обеспечивать двадцать голосов или около того, и они, если их добавить к голосам либеральных и умеренных сенаторов-демократов, образовывали в Сенате большинство. Кеннеди не хотел, чтобы эта коалиция проявлялась очень часто (обычно он полагался на О’ Брайена, который «ухаживал» за южанами, как это делал в Палате Представителей), но она могла ему понадобиться в больших делах. Таким образом, он сам принялся «ухаживать» за Дерксеном.

Он и Бобби также старались «поглаживать» Дж. Эдгара Гувера, влиятельного главу федерального бюро расследований (ФБР), но безуспешно. С Дерксеном договориться было легче. Он представлял штат с большими промышленными и городскими интересами, поэтому не мог себе позволить слишком далеко отойти от линии, которую хотел проводить Чикаго: этот город контролировал альянс между крупными бизнесменами и политической машиной демократов. Его экономические и социальные взгляды были консервативны, но небезосновательны, неразумны или непатриотичны. Человек большого личного обаяния, он прекрасно поладил с Джеком Кеннеди. Наконец, как лидер меньшинства, он знал, что только через сотрудничество с Белым домом он может надеяться достичь большого влияния (ему было недостаточно только препятствовать чему-нибудь). Несомненно, он предпочел бы, чтобы пост президента занимал республиканец, но так как это было не так, то и Кеннеди хорошо подходил. Он стал завсегдатаем Белого дома, и «обмен лошадьми» ни на минуту не затихал.