– Очевидно, что «PayTag» хочет, чтобы у объекта сохранился статус особо охраняемого. И это можно понять. В таком случае охрана там должна быть вооружена…

Чельгрен оторвал взгляд от VIPа на пару секунд, чтобы повернуть голову в ее сторону. Не успел он открыть рот, а Ребекка уже знала, о чем он ее спросит:

– Кстати, что там у нас на оружейном фронте, шеф?

– Лицензионная комиссия все еще рассматривает нашу заявку…

«… снова», – чуть не добавила она, но в кармане пиджака начал вибрировать мобильный телефон.

Номер скрыт. Наверное, очередной телефонный продавец или бывший коллега из полиции в поисках работы… Ребекка подняла было большой палец, чтобы нажать на красную иконку и сбросить звонок, но в последнюю минуту передумала. Чельгрен все еще косился на нее, как видно, желая продолжить разговор о получении лицензии на оружие. И не он один.

По большому счету, все ее нанятые новые телохранители согласились на эту работу при условии, что смогут носить на службе оружие. А если она не сможет получить лицензию…

Ребекка быстро нажала на зеленую иконку на телефоне.

– «Сентри секьюрити», Ребекка Нурмен, – ответила она преувеличенно деловым тоном.

– Отдел личной охраны, комиссар полиции Людвиг Рюнеберг, – послышался на другом конце эфира голос ее бывшего шефа.

– Привет, Людде, сколько лет… Рада тебя слышать.

– Сомневаюсь, что будешь по-прежнему рада, когда я тебе все расскажу, Нурмен…

Что-то в тоне его голоса заставило ее немедленно выпрямиться.

– Тебе нужно приехать в управление, лучше прямо сейчас, если можешь…

Связь на мгновение прервалась, его голос куда-то пропал. Но часть ее уже вычислила, что будет дальше. В горле встал ком.

Нет, нет, нет…

– … твой младший брат.

Opening[9]

Головой на столе неподвижно лежало его тело. Глаза закрыты, как будто он спит.

В последний раз, когда она его видела, он был коротко подстрижен, а теперь волосы отросли, и по лицу разбросаны грязные светлые пряди. Лампы дневного света в клаустрофобском маленьком помещении делали круги под его глазами совсем темными на фоне бледно-желтой кожи лица. Как будто сейчас она смотрела сквозь огромное стекло на восковую куклу, а не на неподвижное человеческое тело.

Ребекка всегда боялась, что это произойдет. Она страшилась этой минуты с того самого момента, как два года назад Хенке бросил камень в лобовое стекло ее машины и чуть не убил и ее, и коллегу Крузе. А может быть, это началось еще раньше. Намного-намного раньше…

– Его привезли сегодня ночью, – сказал Рюнеберг, стоявший справа у нее за спиной, но она едва услышала. – Мне сообщили где-то час назад, и я сразу тебе позвонил. Не совсем по правилам, но я подумал, что ты захочешь знать все сразу. Я бы – хотел, если бы это случилось с моим братом…

Ребекка с трудом оторвала взгляд от стекла и повернулась лицом к нему.

– Спасибо, Людде, я тебе очень благодарна…

Слова застревали у нее в горле.

Пара секунд молчания.

– Грустная история, – наконец пробормотал он и неуклюже положил ей руку на предплечье.

Вдруг без предупреждения открылась дверь, и в помещение вошел худой лысоватый мужчина лет шестидесяти. Под мышкой папка с документами; одет, несмотря на лето, в темный костюм-тройку и идеально повязанный галстук. Он коротко кивнул Рюнебергу и затем обратился к Ребекке:

– Вы, как я понимаю, сестра?

– Ребекка Нурмен, – пробормотала она и протянула ему руку.

Но вместо рукопожатия мужчина достал из кармана жилета пару узких очков для чтения и, обстоятельно надев их на кончик носа, открыл свою папку.

– … ты говорил, Рюнеберг, что она раньше работала на Контору?

– Формально и сейчас работает, Стигссон, – ответил ее бывший шеф заискивающим тоном, которого она не слышала у него раньше. – Нурмен в отпуске до конца года, а затем должна решить, что предпочитает: СЭПО или частный бизнес…

Рюнеберг попытался изобразить улыбку, но на лице его собеседника ни один мускул не шевельнулся.

– Понимаю…

Стигссон повернул голову и посмотрел на Ребекку поверх очков.

– Поскольку вы, Нурмен, все еще сотрудник СЭПО, то на вас распространяется и подписка о неразглашении, и оговорки о соблюдении секретности, которые вы подписывали при приеме на работу. Сестра вы или нет, всё, что вы здесь услышите, – тайная информация, которую категорически запрещено передавать кому бы то ни было, ясно?

– Да-да, – кивнула Ребекка. – Естественно, – добавила она, заметив, что он не совсем удовлетворен ее реакцией. – Так о чем идет речь?

В помещении с другой стороны стекла вдруг открылась дверь, и туда вошли двое, мужчина и женщина, тоже в черных костюмах. Пару секунд там ничего не происходило. Затем Хенке открыл глаза. Он поднял голову, выпрямился и медленно потянулся. Что-то сказал, но через стекло ей не было слышно, что, и на мгновение ее охватило желание ворваться в допросную и дать ему пощечину. Но трескучий сухой голос Стигссона сбил ее с этой мысли:

– Ваш брат подозревается в участии в преступном сговоре либо в подготовке теракта.

– Итак, Хенрик, как мы и говорили раньше, вы планировали и, следовательно, готовили преступление, направленное на серьезную дестабилизацию основополагающих политических, экономических и общественных структур страны, – сказала следователь, темноволосая женщина лет сорока с короткой стрижкой, впившись в него взглядом.

Но Эйч Пи едва ее замечал. Его уставшая башка все еще пыталась как-то соединить то, что с ним произошло. Но в одном он был уверен. В отличие от событий двухлетней давности, когда его тоже взяли (но на самом деле это была гигантская подстава), теперь каждая деталь на своем месте – всю дорогу с того момента, как спецназ вломился к нему в квартиру, и до вкуса пережаренного кофе из автомата, стоявшего перед ним на столе в коричневом картонном стакане. Все, похоже, настоящее. Что в таком случае означает, что?..

Тема – теории заговора, стоимость вопроса – три тысячи крон… [10]

– М-м-м, – пробормотал Эйч Пи, поскольку от него явно ждали какого-то ответа.

Он закрыл глаза и стал тереть виски, чтобы выторговать себе немного времени на размышление. Что там такое говорит эта баба? Дестабилизировать какую политическую хрень?

– Как я уже сказал раз десять, я хочу, чтобы на моем допросе присутствовал адвокат, – промямлил Эйч Пи.

Женщина по фамилии то ли Руслюнд, то ли Русквист, или что-то там еще связанное с розами, обменялась быстрым взглядом с коллегой.

– Да-да, Хенрик, мы это поняли, – сказал полицейский, чье имя Эйч Пи уже тоже забыл. – Просто мы хотели бы по возможности разобраться с рядом формальностей до прихода вашего адвоката. Ведь он появится? Мы уже ждем его несколько часов. В сколько бюро вы позвонили?

Склонив голову набок, Эйч Пи улыбнулся так, что стало сразу понятно, что он имеет в виду.

– Конечно, появится… – пробормотал он.

– Ну, а тогда как насчет того, чтобы в любом случае потихоньку начать? Чтобы сэкономить время? – снова с улыбочкой добавил полицейский. – Или, может быть, вы хотите позвонить кому-то еще? Какому-нибудь родственнику?..

– Нет! – довольно громко оборвал его Эйч Пи и выпрямился.

Он заметил, как они переглянулись. Хрен им, он будет невозмутим.

– Времени у меня полно, и я ничего не собираюсь вам говорить, пока сюда не прибудет адвокат, – уставившись в столешницу, сказал он со всей собранностью, на которую был способен. – Но ради бога, давайте уже говорите сами… – пробормотал он через пару секунд, чтобы заполнить чем-то давящую тишину.

– Отличное предложение, Хенрик.

Мужчина-полицейский, чью фамилию Эйч Пи так и не запомнил, взял стул и сел напротив. Достав из кармана пиджака маленький цифровой диктофон, он поставил его на стол между ними.