Я очертил световой указкой области, в которых хотел провести тестовые исследования.
– От Сан-Диего до Тихуаны; половина пригородов Лос-Анджелеса, и до границы Монтерея. Здесь будут наши контрольные точки. Тестовые исследования проведем на всей территории Калифорнии-Мехико, начиная от Лос-Анджелеса и южнее. Мэтт, здесь придется поработать тебе. Рекомендую использовать как штаб наш офис в Сан-Диего. Там сейчас работает Тернер, он парень надежный.
– И от декабря до декабря ни снежинки, – проворчал Мэтт. – Там не удастся продать пальто, даже если вручать прекрасную рабыню в подарок!.. Господи боже, Митч, почему ты не оставишь маркетинговые исследования тем, кто в них разбирается? Неужели не понимаешь, что здесь климат обнулит все наши усилия?
Младший из его желторотых помощников вякнул что-то в поддержку босса, но я его остановил. По выбору мест для тестовых исследований мне придется консультироваться с Ранстедом – это его работа. Но проект «Венера» мой, и руководить им буду я. Так что я ответил довольно резко:
– Соотношение федеральных и региональных доходов, средний возраст населения, плотность населения, здоровье, психическая устойчивость, распределение по возрастным группам, уровень и причины смертности – по всем семи основным параметрам штат Калифорния-Мехико идеален. Как будто самим Богом создан, чтобы стать идеальной площадкой для тестирования рекламы! Эта крохотная вселенная с населением меньше ста миллионов воспроизводит в себе все основные социальные сегменты Северной Америки. Я не собираюсь перекраивать свой проект, – добавил я с ударением на «свой», – и пробные исследования проведу там, где считаю нужным.
– Ничего не выйдет, – настаивал Мэтт. – Температура – важнейший фактор, это любому понятно!
– Я – не «любой», Мэтт. Я главный.
Мэтт затушил сигарету и встал.
– Тогда поговорим с Фаулером, – бросил он и двинулся к дверям.
Мне оставалось только пойти следом. Выходя, я слышал, как старший из его помощников снимает телефонную трубку и просит секретаршу Фаулера предупредить его о нашем приходе. Да уж, команду Ранстед себе подобрал на славу! На несколько секунд я задумался о том, как сколотить такую же команду для себя, а потом перешел к мыслям о том, как провести разговор с Фаулером.
Однако с раздорами среди подчиненных Фаулер сталкивался не раз – и прекрасно знал, что с ними делать. Есть у него особая техника, которую он сейчас и применил.
– А вот и вы! – воскликнул шеф, едва мы вошли. – Те, кто мне сейчас как раз очень нужен! Мэтт, можно огоньку? У меня тут проблема с ребятами из АГИ. Уверяют, что наше средство «бэби-стоп» вредит американской демографии, грозят подать против нас иск, если мы не свернем программу. Одна птичка мне напела, что эту идею подсказал им Таунтон…
И Шокен углубился в перипетии своих взаимоотношений с Американским гинекологическим институтом. Я слушал вполуха: другая наша программа, «Мальчик или девочка?» – надежный способ определения пола до родов, – повысила рождаемость в стране по меньшей мере на двадцать процентов. Ясно было, что эти ребята ничего от нас не добьются. Видимо, так же думал и Ранстед.
– Фаулер, – ответил он, – тут нет предмета для иска. Продаем же мы одновременно и алкоголь, и средства от похмелья! Мы делаем для демографии все возможное, и у них нет оснований к нам цепляться. И потом, какое отношение это имеет к отделу маркетинговых исследований?
Фаулер добродушно рассмеялся в ответ.
– В этом-то и дело! – воскликнул он. – Я хочу бросить им жирную кость. Они ждут от нас, как обычно, вялых оправданий, а я хочу дать им самим во всем разобраться. Засыпь их цифрами и диаграммами, доказывающими, что «бэби-стоп» не заставляет супругов отказываться от детей, а лишь позволяет отложить деторождение до момента, когда они смогут обеспечить ребенка всем необходимым. Иными словами, до тех пор, когда при увеличении их расходов общий уровень жизни и, следовательно, покупательная способность останутся прежними. Пусть выкусит Таунтон! Верно, адвокатов за представление интересов двух конфликтующих сторон одновременно лишают лицензии. Многие на этом погорели. Но нужно позаботиться о том, чтобы любые попытки применить тот же принцип к нашей профессии угасли в зародыше. Сможешь это провернуть для старика, Мэтт?
– Смогу, чего уж там, – проворчал Мэтт. – А что с Венерой?
Фаулер подмигнул мне:
– А что у нас с Венерой? Ты уже загонял беднягу Мэтта?
– Век бы его не видать, – ответил я. – Из-за этого я к вам и пришел. Мэтт боится Южной Калифорнии.
Ранстед отбросил сигарету; она упала на дорогой нейлоновый ковер.
– Какого хре… – воинственно начал он.
– Спокойнее, спокойнее, Мэтт, – обратился к нему Фаулер. – Объясни все по порядку.
Ранстед злобно уставился на меня.
– Я просто сказал, что для тестового обкатывания нашей рекламы Южная Калифорния не подходит. В чем главная разница между Венерой и Землей? На Венере жарко! Нам нужна пробная площадка с умеренно континентальным климатом. Жара на Венере может соблазнить жителя Новой Англии, но никогда не соблазнит жителя Тихуаны. В Калифорнии-Мехико люди уже страдают от жары!
– Гм, – проговорил Фаулер Шокен. – Вот что я тебе скажу, Мэтт. В этом вопросе нужно разобраться, а ты в ближайшее время будешь готовить презентацию для АГИ. Назначь надежного человека, который сможет заменить тебя в проекте «Венера», пока ты занят другим. И завтра после обеда на совещании отдела мы все обсудим. Теперь же… – он взглянул на часы на столе, – сенатор Дэнтон ждет встречи со мной уже семь минут. Вы согласны?
Мэтт был явно не согласен – но что ему оставалось? А я приободрился на весь остаток дня.
Пока все шло гладко. Прислали справку из отдела научных разработок, подготовленную на основе доклада Джека О’Ши и других доступных материалов – о перспективах венерианского производства. Перспективы были. Как краткосрочные – вроде сувенирных глобусов Венеры, изготовленных из органики, плавающей в густом бульоне так называемого венерианского «воздуха», – так и долгосрочные. Например, анализы показывали присутствие на Венере чистого железа. Не 99 %, даже не 99,9 %, а абсолютно чистого – такого, какое не встретишь на кислородной планете вроде Земли. Ученые будут счастливы – и хорошо за него заплатят!
Кроме того, наш научный отдел обнаружил интересное приспособление, называемое вихревой трубой Хильша. Это устройство способно охлаждать дома первопроходцев за счет энергии жарких венерианских ураганов. Известно оно с 1943 года, но до сих пор никого не интересовало, ибо никто не понимал, как его использовать. Никто до сих пор не сталкивался с мощными горячими ветрами – кроме нас.
Трейси Колльер, парень из научного отдела, прикомандированный к проекту «Венера», начал рассказывать мне что-то о химических фиксаторах азота. Я слушал, время от времени кивая. Насколько я понял, идея состояла в следующем: платиновая «губка», наложенная на почву, вместе с постоянными мощными электрическими разрядами в атмосфере вызовет «осадки» – «снег» из нитратов и «дождь» из углеводородов, что очистит атмосферу от формальдегида и аммиака.
– И сколько это будет стоить? – осторожно спросил я.
– Да сколько захотите. Сами знаете, платина не изнашивается. Один грамм платины выполнит всю работу за миллион лет. Возьмете больше платины – получится быстрее.
Я не особенно его понял, но ясно было, что новость хорошая. Я похлопал парня по плечу, отослал и продолжил работать.
Из отдела промышленной антропологии пришли новости похуже. Бен Уинстон начал со мной спорить.
– Кто захочет жить в раскаленной банке из-под сардин? – говорил он. – Да никто! Это противно всем нашим инстинктам. Кому понравится пролететь сто миллионов километров ради шанса провести остаток жизни в консервной банке, когда можно спокойно остаться на Земле? На Земле, где есть коридоры, лифты, улицы, наконец, крыши. Столько свободного места! Нет, Митч, это противно человеческой природе!