Я сидел и тупо пялился в экран ноутбука. Веселая сиськастая эльфийка на баннере предлагала мне поиграть. Призрак Сереги Мойдодыра с маленьким, истошно орущим дедлайном на руках, сурово хмурил брови и предлагал мне поработать. Мне не хотелось ни того, ни другого. Для имитации деятельности я проверил почту. И даже прочел одно письмо. Интересное письмо.

***

А потом наступил понедельник. Я обматерил Коробочку, который вечно паркуется, как мудак, притулился на свое место и заглушил мотор. Посидел минуту, собираясь с мыслями и силами. Вышел из машины, закурил. Медленно побрел к крыльцу. И чуть не подпрыгнул от громкого звука: сигнал раздался прямо у меня под задницей. Я развернулся, готовый обматерить этого сигнальщика, и замер, захлопнув пасть. Сигналила Ника. Она примостилась на свое место и выскочила из машины:

— Таир, привет!

— Привет, — я все-таки улыбнулся.

— Послушай, мне кажется, нам нужно поговорить с тобой. Давай сходим вечером в «Субмарину» и поговорим, ладно?

— Ладно.

— А пока сделаем вид, что ничего не случилось. Хорошо? Ребятам в конторе совсем не обязательно знать, что происходит, да?

— Да.

Вот я идиот. Идиот-эхо.

Она улыбнулась и быстро пошла в контору. Я пошел следом, достал сигарету и выкурил ее на крыльце. Ну же, соберись, Таир, будь мужиком! Пошел работать!

***

Я закоммитился и вопросительно глянул на Нику. Она кивнула и тоже захлопнула ноутбук. Почти не разговаривая, мы добрели до «Субмарины» и сели в самом дальнем углу. Аллочка принесла нам по бокалу безалкогольного пива, и я сильно пожалел, что оно именно безалкогольное, очень хотелось выпить для храбрости.

— Таир, — начала Ника, — я хочу извиниться перед тобой. Мое поведение в пятницу было не айс, даже можно сказать полное дерьмо, а не поведение. И ты меня, пожалуйста, извини.

— Хм, я, наверное, тоже должен извиниться, потому как мое поведение было не лучше твоего, Никеш.

— Вот и хорошо. Вот и славно. Теперь, если тебя все еще интересует, я расскажу тебе про мою личную жизнь. Интересует?

— Интересует, рассказывай.

— Ты как-то выразил желание быть моим другом, Таир. Так вот я очень хотела бы, чтобы ты им остался. Только одно условие изменилось. Я больше не буду с тобой спать. Ни с тобой, ни с Ли. Потому что выяснилось, что у меня есть отношения. Это выяснилось в субботу, совершенно случайно и при весьма неприятных обстоятельствах, но так оно и есть. Я встречаюсь с Владом Каминским. Ух, я сказала это! Мне самой еще сложно осознать, так что… Ну вот. А Ли…

— Я знаю про Ли, можешь не рассказывать. Она нарисовала тебе цветок, да?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Какая разница? Знаю. Ты его любишь? — мне мало? Я чертов мазохист!

— Да. Прости.

— Зачем ты извиняешься? Сердцу не прикажешь, так моя бабушка говорит. Ты… я…очень хотел бы, чтобы ты была счастлива, Ника. Он хороший парень, не сволочь, — я закурил, чтобы заполнить паузу, потому что продолжать было невыносимо больно.

— Таир… Ты… прости меня за все, ладно? Я не уверена, но мне кажется, я делаю тебе больно…— черт, ей кажется! Да только слепо-глухо-тупой не увидит, как меня вяжет в узел этот разговор!

— Ника, мне действительно больно… я… люблю тебя, Никеша — ну же! Ну! Чудо! Пожалуйста!

Она опустила глаза и несколько секунд комкала салфетку. А потом чуда не произошло:

— Тебе так только кажется, Таирка. Это иллюзия. Прости. Я бы очень хотела, но не могу, понимаешь? — и посмотрела на меня немного снизу вверх, своими зелеными ведьмиными глазами, от которых у меня так срывает крышу. Черт! Черт! Твою мать! Я не могу, не могу!!!!

— Я пошел. Не могу больше, — честно признался я ей.

— Да, конечно. Конечно.

— Пока, — из последних сил я бросил купюру на стол и вылетел из «Субмарины» как бэтмен.

Жаль, что я не баба и не могу, как давешняя Юля устроить показательную истерику. Каково мне было? Невыносимо. Мне было невыносимо.

***

Я снова пил водку. Снова и снова. Иногда водки было достаточно, чтобы не помнить ее глаз. Иногда водки было достаточно, чтобы забыть ее запах. Совсем редко мне удавалось забыть ее всю. В редкие просветы я имел удовольствие наблюдать Ваську. Васька хмурился, но приносил еще. Я пил неделю, или больше, не помню. Я пил так, чтобы начать ее ненавидеть. Ничего не получалось.

А потом пришла Ба, и спасла остатки моего организма. Ой, как она орала! Она так орала, что у меня чуть башка не лопнула. Она лупила меня полотенцем и орала, как резанная. И я понял, что мне хватит пить.

Я уволился из Сastle и написал ответ на одно интересное письмо. На то самое, в котором мне предлагали очень приличную должность и очень приличные деньги. Да здравствует новая жизнь! И я уверен, что буду счастлив. Не завтра. Потом. Когда-нибудь потом.

И последнее. Я больше никогда не хожу в театр. И предпочитаю блондинок.

Ника

Я проводила Таира глазами и потащила салфетку из салфетницы. Аллочка убрала его бокал, при этом так посмотрела на меня, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Я выскочила на улицу и почти бегом побежала к машине, по пути набирая Влада:

— Ты где?

— На Посольской. А что?

— Ничего. Ничего. Я скоро приеду.

— Что бы ты хотела на ужин?

— Что угодно. И ничего. Все равно. Я скоро приеду…

И я приехала. Открыла дверь своим ключом, тихо вошла и прислонилась спиной к двери. В кухне негромко бурчит телевизор, шумит вода. В гостиной горит свет. Пахнет сигаретным дымом, какой-то едой и полынью. Пахнет полынью. Я очень тихо позвала:

— Каа…

«Губернатор Энской области заявил вчера о своем намерении провести ремонт участка трассы…»

— Влад, — произнесла я чуть громче.

«Новая технология укладки асфальта позволяет удешевить километр дороги…»

Я проглотила слюну и попробовала снова:

— Меня будут встречать в этом доме? Каминский!

— С кем ты разговариваешь? — поинтересовался Каминский, выходя из кухни в прихожую с полотенцем в руке.

— С тобой, — я поцеловала его, — с тобой, — я снова поцеловала его, — с моим мужчиной, — я сунула ему в рот язык и пересчитала его зубы, — с тобой, змей ты ползучий, — я послушно открыла рот пошире, позволяя ему проверить комплектность моих зубов, — с моим наказанием, — я потащила вниз язычок змейки на его штанах, — с моей жизнью, — я переступила через свои джинсы, — с моим Каа, — я позволила ему поднять меня, — с человеком, который делает меня счастливой, — я вздрогнула и шумно выдохнула, впуская его в себя, — с тобой, любимый…

— Ты уверен, Влад? — немного спустя спросила я, поглаживая его живот.

— В чем? — спросил он, пропуская прядь моих волос сквозь пальцы. Бинты на его руке цеплялись за мои волосы, и это было не особенно приятно, но я терпела.

— В том, что всё именно так, как нужно? В том, что мы с тобой должны быть вместе? В том, что мы не совершаем никакой ошибки? Во всем?

— Я абсолютно уверен, Вера. На все сто процентов. Я же говорил, что влюбился в тебя еще тогда, когда впервые пришел в «Мельницу»? Я жался в уголке и глупо улыбался, а ты стояла на сцене и была просто… черт, просто ведьма. Просто потрясла меня тогда. Я еще сразу Копычу сказал, что трахну тебя. Ты знаешь, почему меня называют Каа? Это девицы придумали. Давно, еще в юности. Потому что ни у кого не получалось сказать «Каминский» целиком, получалось только «Ка-а-а-а».

Я хрюкнула, представив себе это всё. Я-то как раз знаю, о чем он говорит. У меня, конечно, получалось сказать его фамилию целиком, но не всегда, не всегда!

— Что, так и сказал?

— Дословно! Сказал: «Копыч, эта женщина великолепна. Я ее трахну, чтоб мне сдохнуть, если не трахну.» А он такой: «Кто? Верочка? Закати! Она не такая!» А я такой «Посмотрим, какая она.»

— И посмотрел, — улыбнулась я.

— Еще как посмотрел. Чем больше я на тебя смотрел, тем лучше понимал, какая ты. Ты потрясающе талантливая, ты хрупкая, ты маленькая сладкая врушка, развратный ангел, шкатулка с секретом. Чем лучше я узнавал тебя, тем сильнее понимал, что влюбляюсь. Я понял, что влип, когда написалась песня. Три года не писалась, а потом написалась. Ты думаешь, после смерти Крис я так мечтал о новых отношениях? Вовсе нет. Я боялся их. Но я не воюю со своими чувствами, Вера. Если я попал, то я попал. Я и так тянул, тянул кота за хвост. Пока Копыч меня не разозлил однажды и буквально не заставил устроить все эти штуки с билетами.