— Привет, — прошептал он, не прерывая, впрочем, поцелуя.

— Привет, — ответила я несколько секунд спустя, когда его рок-н-рольное величество все-таки меня отпустило.

— Я так соскучился, Вера, ты просто себе не представляешь! Я написал тебе новую песню. Мы сейчас поедем… — тут он оборвал себя и поглядел мне в глаза,— Ты же не против поехать со мной на Посольскую, Вера?

Что ж, урок усвоен. Он спрашивает моего мнения. Я же не против? Наверное, я против. Именно поэтому я приехала сюда, рискуя подвеской, и ждала двадцать минут рядом с красоткой Жюли в ее дурацком (на самом деле сногсшибательном) платье. И именно поэтому я все еще держу его куртку в кулаках, и именно потому, что я против, я сейчас утону в его глазах-ледяных омутах.

— Не против, — заверила я его.

— Тогда пойдем, я возьму гитару и шмотки, — и, крепко ухватив меня за руку, потащил к автобусу.

Мы прошли мимо зеленой от злости Жюли, потом мимо ухмыляющихся музыкантов. Влад подхватил сумку и кофр с гитарой.

— Мужики, спасибо всем, созвонимся, я поехал! — прощание обошлось без слез и объятий, Каминский выпрыгивал из шкуры от нетерпения, а музыканты так понимающе кивали, что я готова была провалиться сквозь землю.

Мы уже почти подошли к моему логанчику, когда Жюли предприняла еще одну попытку:

— Вла-а-ад, — пропела она, — а разве ты не расскажешь, как прошел тур? А выпить за успех Silver Solid? Неужели нормальное возвращение с гастролей отменили из-за дождя?

— Юля, — бесцветным голосом ответил ей Каминский, — нормальное возвращение с гастролей тебе с большим удовольствием продемонстрирует группа Silver Solid. А меня оставь, пожалуйста, в покое, ладно? Желательно насовсем.

Я снова пожелала провалиться сквозь землю, и поглубже. Бедная девочка! Мне вспомнилась я сама пять лет назад, хлопающая полными слез глазами на пороге бывшей Диминой квартиры. Кстати. Какие-никакие, а с Димой нас связывали отношения. А что связывает Жюли и Каа? Я совсем было собралась спросить его об этом, но мы уже пришли к машине.

Пришлось открывать багажник, потом садиться за руль, потом пытаться отбиться от его рук, устремившихся ко мне под куртку, потом заводить машину и, наконец, медленно и печально красться между ям.

Мы заехали в супермаркет, и надо было видеть эту картину маслом: чинный Каминский везет тележку, я складываю в нее продукты… Ужас, ужас и кошмар!

А потом я забыла о Жюли, о продуктах, о кошмарах — мы вошли в квартиру Влада и дверь за нами закрылась.

Как же он целуется, змей Каа! Как замирает мое дыхание, как прокатывается вдоль позвоночника волна желания, как подгибаются ноги и закатываются глаза у бедной маленькой Ники, которую придавил к стене в тесной прихожей кожаный и джинсовый, твердый и горячий, как печка, жестокий и щедрый Каа… Влад… мое наказание…

Я таяла, таяла, пока этот ужасный человек не прекратил свои пытки языком и губами и не начал пытать меня другими вещами:

— Вера, — сказал он, отстранившись, — я привез тебе подарок. Мне надо спрашивать твоего согласия или можно просто подарить? Я больше не хочу смотреть на задние фонари твоей машины, так что я теперь достану тебя до печенок твоим согласием, ты понимаешь?

— Понимаю, — вздохнула я, — но в честь твоего возвращения ты мог бы сделать исключение, и не доставать меня хотя бы сегодня?

— Ладно, — хитро улыбнулся Влад, стащил сапоги и пошел в комнату, волоча за собой вещи. Я тоже разулась, забросила пакет с продуктами на кухню, заодно включив чайник. И пошла за Владом.

Каминский уже разделся, оставшись только в джинсах, так что я пару секунд усмиряла себя и отводила глаза от ключиц, груди, живота, от темной дорожки волос, ведущей под ремень, от шевелящихся на бицепсах дракона и грифона… Короче! Влад улыбаясь потрошил сумку. Наконец, он вынул из нее пакет и протянул мне:

— Вот. Это подарок тебе. И немножко мне.

Я вытряхнула содержимое пакета на диван. Ну конечно! Это платье! Красивое — черное, шелковое, отделанное крупным тяжелым гипюром. Потрясающее платье!

— Ну и кто же его выбирал? — сощурилась я.

— Честно? Выбирал Эдик. У него три младшие сестры. Я ему доверяю. А что, не годится?

Вместо ответа я стащила водолазку, выпрыгнула из джинсов и натянула подарок на себя. В зеркальной двери шкафа-купе отразилась вся неземная красота Владового подарка и мое одновременно удивленное и довольное лицо. Все-таки ни одна женщина, сколь ровно бы она не относилась к шмоткам, не откажется получить в подарок охреническое черное платье. Потом в зазеркалье возник Влад и бережно снял резинку с моих волос. Копна рассыпалась по плечам. Я смотрела на себя и кайфовала.

— Эй, у тебя где-то был галстук, насколько я помню, — начала я свою благодарственную речь издалека.

— И что? — спросил Влад, запуская руки под подол моей обновки.

— А пиджак и рубашка у тебя есть? — спросила я, подставляя шею под обжигающие поцелуи.

— Возможно, — пробормотал Влад, не прекращая своего занятия.

— Тогда…— тут мне пришлось прерваться, потому что очень захотелось застонать, и я решила себя не сдерживать, — а-а-а тогда ты можешь их надеть, и я свожу тебя в рестора-а-а-а…..

— Знаешь что? Это платье — лучшее вложение денег, которое я сделал после покупки Gibson-а*. Во-первых ты разделась сама, и притом за три секунды. Во-вторых, тебя так легко добыть из него, просто очень легко. Гораздо проще, чем выковыривать из джинсов. В-третьих, ты в нем почти такая же красивая, как без всего. В-четвертых, ты обещала сводить меня в ресторан. Одни сплошные бонусы.

Я бы ответила ему что-нибудь, но мои мысли были слишком далеко. Они вертелись вокруг моего соска, который Влад перекатывал между пальцами, пока говорил о платье. И вокруг того, как заставить спущенные Владом трусики скатиться с колен, где они застряли, на пол. И вокруг того, хорошо ли отстирывается шелк. Потому что по всем законам жанра он просто обязан кончить на это самое чертово платье.

— Тебе нравится? — спросил Влад. И было совершенно непонятно, что он имеет в виду.

— Да, — простонала я, — да…

— Как ты могла бросить меня на парковке ДК десять дней назад, Вера? Как? И главное — зачем?

— Я… так… захотела-а-а…

— Надо бы наказать тебя за это. За мои бессонные ночи. За то, каким унылым дерьмом был концерт в Райске. За то, какие сны мне снились без тебя, Вера.

— На…пле…вать…

— Тебе наплевать? Мне прекратить?

— Нет…не останавливайся…

— Моего мнения никто не спросил, может, я не хочу?

— Ты… чертов… садист…Каа-а-а…

— Я садист? Я десять дней только и думал, как ты меня кинула. И я после этого садист?

— Что… ты…хочешь?...

— Вот это деловой разговор. Сама-то как думаешь?

— Плохо… я думаю плохо… Еще, Каминский, сделай так еще…

— Каминский? Кто это?

— Милый, сладкий, золотой мой… А-а-а…

— Мой. Скажи еще.

— Мой…

— Еще.

— Мой…

— Еще!

— Мой Каа…

— Вера-а-а… — Твоя… — я сказала это вслух? Или подумала? Это не важно… Он не услышал… Он не понял... ***

Мы лежали на ковре, Влад гладил мою шею кончиками пальцев и молчал. Молчащий Каминский — удивительное явление. Ну, кроме случаев, когда у него занят рот. Хотя я не удивилась бы, если бы узнала, что когда он творит свои чудеса там, внизу, он и при этом что-то говорит. Мне ужасно хотелось в душ. И ужасно не хотелось вставать, покидать его объятья, смывать с себя запах полыни и секса, следы его рук и губ, все то, что только что было между нами. Снова было. Снова было так, что я просто слетела с катушек.

— Я хочу в душ, — призналась я, наконец.

— Мгм, — отозвался он, но не пошевелился.

— Отпусти меня, пожалуйста, — попросила я.

— Никогда. Я никогда тебя не отпущу, Вера. Ты моя.

Приплыли. Я все-таки вякнула это вслух, а он все-таки услышал. Твою мать! И что мне теперь с этим делать?

— Отпусти меня в душ, Влад. И дай полотенце.

— Твое полотенце висит на правом крючке. Твой комплект ключей лежит на тумбочке. Твое мнение я с наслаждением выслушал пять минут назад. А теперь я доползу до кровати и буду спать.